Очаги ярости (СИ)

Только вышло не так. От других-то зависит тоже. И другие, собаки, начинают тебя подводить! Эти гады подводят, а ты уже весь вложился! Это скверная тема. И с Хересом-де-Мендосой-и-Вегой-де-Коммодоро так поступать нельзя!
Он докажет, что так с ним нельзя. Он им всем докажет!
4 
Он докажет! А как? Ну, они увидят.
Все-то думали что: обойдутся без плана «Б». Без применения грубой суровой силы. Ну а Хересу-де-Мендосе-и-Веге-де-Коммодоро — ему-то что? Он как раз был согласен: и пусть они обойдутся!
Но людей он по нужным местам расставил. И немножко превысил свои полномочия в отношении Стэнтона. Потому и превысил, что где-то предполагал. А ему давать задний ход — ну никак не в радость!
Ведь его уже раз турнули с поста на шахте. Если снова турнут, он ведь станет смешон. Всякий скажет: пойдём его тоже турнём, этого Хереса! И пускай не свистит, он всего лишь дурная Мендоса. Никакое, ребята, не славное Коммодоро. Где он спёр для себя эти громкие имена?
Это будет, он знает. Всегда ведь такое бывает, когда ты проявил недостаток собранности, не решился пойти конём.
Ну так вот, если будет, то без него. А уж он защитит своё громкое имя. Имя предков, чей верный потомок прозябает на Эр-Мангали.
Коммодоров по линии Коммодоро. И монахов Мендос.
5 
А потом, когда Флорес вмешался — ну да, это было сильно. Всё, что мог, отыграл, просто подставив себя вместо следственной группы — пары придурочных клоунов. Ну а кто сомневался? Флорес мощный. Таков он всегда. Пусть, конечно, и дуб.
Флорес сразу установил вертикаль. Главный он, остальные включаются по щелчку его пальцев. Чёткие роли. Флорес — он следователь, а великий магистр Бек — главный эксперт. Он простроил дознание так, что нахальный подозреваемый воздержался от действий, противоречащих следствию. Он добился того, что подозреваемый выдал под Призмой даже свои источники.
Это много. Даже для Флореса много. При его-то обычном уровне пофигизма…
Но нюанс… Флорес действовал как? Без оглядки на планы. Проводил всё дознание будто с нуля, по возможности, честно. Все договоры — куда? Никуда. Разве так было можно?
Нет уж, Хересу-де-Мендосе-и-Веге-де-Коммодоро такое совсем не подходит. Аннулировать план вместе с ним? Оборзели вы, что ли?
Но на Флореса лаять?.. Ну нет, на него не полаешь. Тут придётся помягче, пополитичнее. И подальше от плана «Б».
Но иметь же в виду и свои интересы! Кто ещё о них вспомнит, если не вспомнишь ты?
6 
А теперь об источнике. О подлом и хитром источнике, на который под Призмой намекнул подсудимый-подозреваемый. Кто посмел? Кто всё слил? Оказалось, чуть ли не первые люди… Бек и Шлик, вы слыхали?! Две учёные крысы с короткими именами. Имена у них точно для крыс: Бек и Шлик!
Подозреваемый Беку так и сказал:
— Копиист — это Каспар Шлик. А научный редактор — вы.
Ну а Бек:
— Быть такого не может! — и звучал почти убедительно.
Но, чтоб Флорес тебя не засунул под Призму, ты ещё и не так зазвучишь. И глаза будут честные-честные.
В это фремя подозреваемый сделал важный финт. Согласился, что Бек может быть невиновным — чтоб верней утопить второго.
— Значит, надо спросить профессора Каспара Шлика, — проговорил самым обыденным тоном. Типа, Шлик — он уже ведь свидетельствовал. Почему бы не снова?
Впрочем, Бек раскусил эту хитрую схему. И давай возмущаться! Закричал, что ведь с Рабеном был уговор, в уговоре всё было иначе.
Ну и что? С Хересом-де-Мендосой-и-Вегой-де-Коммодоро тоже ведь был уговор. Кто теперь о нём вспоминает?
Флорес так и сказал:
— Не цепляйся, эксперт, за отжившие уговоры. То был Рабен, а это я. Мне интересно.
И никто не поспорит, что Флорес в своём праве.
Тут к охране запрос: выводите, мол, Шлика. И заминка: ведь Шлика-то нет. Ни внизу, под ареной, ни здесь, в галерее для зрителей.
 
Так и есть: эта редкая сволочь попыталась сбежать. Вот никто ведь заранее не подумал. Кроме Хереса-де-Мендосы-и-Веги-де-Коммодоро. Он-то знал, что в таких не любому приятных делах, как это, наступает особый момент, начиная с которого участники разбегаются. Наподобие крыс или меленьких тараканов. Виноватые — в первую очередь, а за ними, коль ты не поставишь заслон, и все остальные. Ничего в этом сложного нет, это попросту паника.
— Дрейк! — позвал Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро. Этак негромко позвал, у Дрейка-то слух хороший.
— Да. Я здесь, — обозначился Дрейк.
— Мои люди за беглецом проследили?
— Люди следят. Далеко ему не уйти.
— Передай, что не надо следить; пусть уже его ловят.
— И что дальше?
— А дальше пусть ждут меня.
7 
Шлика поймали. Дрейк своё дело знает.
— Где он?
— В соседнем стволе. Я проведу.
Ясно, мерзавец хотел половчей затеряться.
Ладно, ему затеряться удастся. Но не факт, что живым. С крысами всё-таки разговор особый.
Впрочем, крыса — она-то животное высокоорганизованное. Может быть даже чем-то полезна. Под настроение можно оставить жить. Но разговор с тараканом по имени Шлик обещал быть последним.
Тараканы — они не дают ни малейшей прибыли.
8 
— Ба! — произнёс Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро. — Кого мы видим!
Шлику ребята хорошенько вломили при задержании, так что выглядел он покладистым и готовым к беседе. Много ли надо дармоеду из Башни?
— Это профессор Шлик из Башни Учёных, — выдал справку обстоятельный Дрейк. Этим он сразу снял тему про «обознались».
— А куда это мы шли? — продолжал Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро.
— Уб… убегал, — признался Шлик.
— Куда? Зачем?
— Оттуда, — сообщил учёный. — Не хотел принимать участие в испытании с Призмой.
— Что бы могло показать испытание с Призмой?
— Плохо бы было. Для всех.
— Чем бы твои показания могли всем навредить?
— Ну, — растерялся профессор, — я многое знаю.
Не догадался пока, что многознание — это минус.
— Что из этого многого у тебя хотели спросить?
— О трактатах в библиотеке. Например, об «Очагах ярости».
— Что это за трактаты?
— Это подделки. Написаны на языке ксенокультуры Сид.
— А для чего они были написаны?
— Перестраховки ради.
— Что-то не понял. Какая перестраховка?
— Так говорю же, что я слишком много знал.
— И о чём много знал?
— О процессах зомбификации.
— Ты записал на бумаге, как это делается?!
— Да. Так и было.
— Чтобы тебя не пустили в расход, оставил записки?
— Да. Именно так.
— Что случилось с твоими записками дальше?
— Их прочитал Ризенмахер.
— Ты нарочно ему их подсунул?
— Нет. Я писал их на редком языке Сида. Я не думал, что он их прочтёт.
— Вот. Не думал. А надо бы было подумать. Дрейк, у нас есть к негодяю вопросы?
— Думаю, нет. Можно его кончать.
Дрейк молодец. Понимает с лёту.
— Погодите! — взмолился Шлик. — Я хочу, чтоб вы знади. В день, когда в Ближней шахте наполовину погибла следственная экспедиция, это я зомбифицировал крыс в вентиляционной шахте.
И зачем он это сказал? Чтобы разжалобить?
Тот же почерк. Прячет секретную информацию и надеется переиграть.
Нет. Он всё же не такакан. Всё же крыса. Но опасная крыса. Попробует укусить.
— Что ты хочешь этим сказать? — молвил Херес-де-Мендоса-и-Вега-де-Коммодоро.
— Я был полезен. Вам лично!
— Тот постыдный провал зовётся теперь «полезен»?
— Барри Смит по итогам освободил для вас место!
— Барри Смит в той зарубе очень некстати выжил.
— Но невозможно же было всё предусмотреть…