Дразнилки (СИ)

– Ты маленькая была, – сказал он и сделал ещё один глоток. – Поговорку помнишь? Кто старое помянет – тому глаз вон. Я и сам всё давно забыл.
– Прости меня, в общем, дорогой. Смотрела на старших ребят большими влюблёнными глазами! Ничего такого не хотела.
Растроганная Маро снова полезла обниматься. От неё пахло щами и тушёным мясом. Выхин, вежливо покашливая, отстранился, тут же принялся за еду, допил бокал вина и спросил, можно ли ещё?
– Конечно! Для тебя всё, что угодно! За знакомство, за возвращение!
Она снова упорхнула за стеклянную перегородку и почти сразу появилась с открытой бутылкой.
– Пока людей нет, посидим спокойно, пообщаемся, – сказала она, наливая Выхину полный бокал. – А то с одиннадцати набегут туристы, спасения от них нет. Жрут всё подряд, как будто только на юге нормально кормят. Не поверишь, загибаю пальцы, считаю дни, когда же это проклятое лето кончится. Терпеть не могу сезон.
– Чего же тогда работаешь?
– Больно много тут мест, чтобы работу выбирать, – в её руке появилось влажное вафельное полотенце. Маро принялась обмахиваться им, ещё больше распространяя вокруг себя запахи еды. Кислые щи и тушёное мясо не вязались с её красотой и грузинской грацией. – Собиралась в Сочи уехать, поступать, но так и не доехала. Застряла тут навсегда. Не жалуюсь, конечно. Все в порядке. Семья, работа, живы-здоровы, и это счастье. А ты вообще откуда к нам примчался?
– Из Москвы.
– Ну вот, столичный. В Москве-то, наверное, каждая собака себе дело найдёт. А тут всё по-другому. Приходится работать, куда взяли. Вано знаешь где работает?
Старший брат Вано постоянно таскал расчёску, чтобы приглаживать чёрные густые волосы. Драться не умел совершенно, зато отлично разбирался в музыке. Это всё, что о нем помнил Выхин.
– Дальнобойщик! – выпалила Маро, будто в этой профессии было что-то противоестественное. – Мотается по всей стране, от Хабаровска до Туапсе. Я его вижу раз в три месяца. Скоро совсем забуду. Живот отрастил вот такой. Сначала в кафе входит его живот, потом сам Вано… Вообще, вся компания наша развалилась, – добавила она, подразумевая ту стайку подростков, которая гонялась за Выхиным по лесу. Брата своего, рыженькую Ингу, Сашку и Вадика. – Как Капустин пропал, так сразу все и разбежались. Капустина-то не забыл?
Выхин молча изобразил над головой цилиндр, который натянул плотно на глаза и будто застрял в нём. Маро хихикнула.
– Точно, точно! Андрей-бармалей, сделал шляпу из гвоздей! Зачётная дразнилка! Бесила его, – взгляд Маро сделался задумчивым. Она добавила негромко. – Страшно всё это было, конечно.
– Что именно?
– Его исчезновение. Раз – и пропал без следа. Тело до сих пор не нашли, ты в курсе? Говорили, рекой унесло.
– Я был в первом поисковом отряде, – напомнил Выхин, отпивая вина, чтобы быстрее опьянеть. Пьяные мысли легче. – Мы прочесали лес от и до. Я, моя мама, отчим. Ваши родители тоже, родители Элки. Весь городок прочесывал.
– Верно. Я не помню подробностей, меня не пустили. Родители ходили, Вано. Элка так вообще с катушек слетела. Видел её? Безумная стала. После того лета ходила на поиски брата сама, потом привязалась к каким-то волонтёрам и несколько лет чуть ли не каждый день исследовала наш лес вдоль и поперёк. По обеим рекам сплавлялась. Брата, конечно, не нашла, но с тех пор людей ищет по всему югу, мотается то в Сочи, то в Краснодар. Говорят, у неё бзик так и не прошёл.
– Мы общались, – сказал Выхин. – Странная она, тут ничего не скажешь.
– А я помню вы были влюблены. – хихикнула Маро. – Элка за тебя заступалась. Капустин только ее и слушался. Вот же досталось девочке. Сначала брат пропал, потом ты уехал. Странная жизнь, конечно. Раскидала всех. Ещё Толик из третьего дома тут недалеко работает, но я с ним вообще не пересекаюсь. Он хирургом стал. Большой человек. Вадик уехал… Инга родила троих и тоже умотала в Геленджик с мужем. Сюда приезжают разве что к родителям. Вижу их иногда, забегают покушать, поболтать.
Выхин, слушая Маро, допил второй бокал, сам себе налил ещё. Мысли его потекли совсем уж хаотично, сделались лёгкими и приятными. Выхину захотелось продолжить день с похода к морю. Искупаться в прохладной воде, сгореть, а потом вернуться в квартиру и завалиться спать, прямо лицом в подушку, чтобы песок ещё не успел ссыпаться с влажных ног. И только после всего этого, проснувшись, подумать о своей никчёмной жизни и что с ней делать дальше.
 
–…а ты как устроился, спрашиваю? – кажется, Маро повторила вопрос уже несколько раз.
Он пожал плечами.
– Не знаю. Работаю то тут, то там. Где придется. Путешествую много. Не люблю сидеть на месте, знаешь ли. Меня бы в этом городке ничего не удержало.
– Бизнесмен? У нас только бизнесмены путешествуют.
– А похож?
– Неа. Похож на очень уставшего человека. Как будто шёл к нам пешком из Москвы.
– Можно и так сказать, – отмахнулся он. – Вообще-то, я и сюда ненадолго. Скоро уеду куда-нибудь. У меня есть карта, старая, советская еще. Иногда хочется развернуть ее, сил нет. Читаю названия городов, пока не зацеплюсь взглядом за какой-нибудь. Неважно где. Хоть на Дальнем Востоке, хоть в Заполярье. Цепляет, знаешь. Собираю вещи и еду туда сразу же. Там и живу, пока снова желание не возникает.
– То есть ты и наш городок вот так зацепил?
– Нет. Здесь что-то другое. Он не отпускает. Вспомнил о нем, долго думал, сопротивлялся, но все же приехал.
Маро хотела что-то сказать, но в это время в кафе вошла семья с парой визгливых детишек, который наперебой спорили, чей водяной пистолет лучше. Кажется, победителем должен был стать тот, кто громче орет. Все они были обгоревшие до красноты, упакованные в купальники и плавки, с резиновыми кругами подмышками, с полотенцами и зонтиками. Выхин вспомнил о своём желании искупаться, быстро доел и поднялся.
– Денег не надо! – сказал Маро, проходя мимо с подносом еды для туристов. – Считай, во искупление вины. Забегай завтра, поболтаем ещё.
3.
Вано Циклаури въехал в город в половине десятого вечера.
Он торопился к закату, но задержался на выезде из Туапсе из-за огромной пробки – две фуры не разъехались на перекрёстке, зацепили какого-то лихача, мчавшегося по обочине, и в итоге все трое устроили затор, за который гореть им в аду вечность.
Вдобавок два часа назад сдох кондиционер: начал гонять горячий вязкий воздух по салону, будто Вано был курицей-гриль, вертящейся на металлическом пруте, воткнутом в задницу. Вано ругался, успокаивался, снова ругался, включал и выключал музыку (от которой, конечно, тоже успокаивался, но ненадолго), выжимал сто двадцать километров по прямой – но ничего из этого не позволило ему приехать до заката.
Ночь обвалилась внезапно, как это бывает на юге. Минуту назад солнце еще висело над макушками деревьев, а затем будто нырнуло за густые шапки навсегда. Тут же на небо высыпали звезды, показался край оранжевой летней луны. Деревья по обочинам дороги превратились в монстров, монотонно качающих кучерявыми головами.
Вано закурил, приоткрыв окно. Ловил взглядом в боковом зеркале брызги искр от сигареты. Ветер, ворвавшийся в салон, обжигал. Лето в этом году было – хоть живых выноси. Не лето, а пекло. Говорят, пару дней назад был побит тепловой рекорд какой-то там хренолетней давности. И, знаете, ощущается. Больше всего хотелось примчаться скорее домой, прыгнуть в летний душ, под струи прохладной воды, и бегом, бегом под кондиционер и под бок к жене.
Каждый раз, возвращаясь из месячной поездки, Вано клялся, что бросит неблагодарную работу, найдёт что-нибудь спокойнее, недалеко от дома. Хотелось чаще видеть жену, воспитывать детей, а не вываливаться из нормальной жизни, превращаясь в спичку, плывущую в извилистом потоке реки непонятно куда и непонятно зачем. Какой смысл в жизни, если не уделять внимание близким и дорогим тебе людям?
 
Клялся, конечно, но выходило, что врал сам себе. Ничего он не бросит и никогда не устанет от бесконечных дорог, многокилометровых поездок, от ночей в салоне автомобиля, от старого кассетника, музыку на который было достать всё сложнее, и искорок в отраженье бокового зеркала. Через неделю – максимум две! – Вано поймает себя на мысли, что хочет откатить старого механического друга в салон к Егорычу, забраться под капот, пропахнуть насквозь машинным маслом, а потом завести мотор и рвануть прочь из этого города в очередное путешествие по безграничной стране. И никаких близких, никаких дорогих людей в это время для него существовать больше не будет.