Только на одну ночь (СИ)
Пару минут промедитировав над интервью, я все-таки сунула ноги в лодочки, оставленные под столом, и вышла из кабинета. Игнорировать начальство было совершенно некомильфо. Даже если начальство бесило.
Неберт пил кофе. Сидел себе в кресле, откинувшись на его спинку, и любовался на что-то на экране своего монитора. И чашку — маленькую, изящную фарфоровую держал, по барски оттопырив палец. Боже, ну лапищи. Медвежьи просто. На что тут вздыхать, скажите на милость?
— Садитесь, Светлана, — Неберт качнул подбородком на кресло слева. С него кстати было видно монитор, но когда я села — главред уже все свернул, а потом уставился на меня своими светлыми глазами.
— Я видел, что вы опять сменили модель для съемки Нины Миренцо. — едко произнес он. — Я же ставил другую.
— Нина терпеть не может блондинок, — устало произнесла я. — И блондинов, кстати, тоже. Пройденный этап, принесите ей фотографии не с рыжими — и она просто откажется от рекламных материалов. Сомневаюсь, что совет директоров этому образдуется.
Не говоря уже о том, Антон Андреевич, что выбирать моделей надо не головкой члена. И одобренные Небертом девочки чуть не слили нам всю съемку, будто явились на лекцию в ПТУ, которую просто нужно было отсидеть с бессмысленным, ничего не выражающим лицом. Пошли мы такие фотографии Нине — и она больше к нам с заказом рекламных материалов не обратилась бы в принципе. И на порог бы не пустила. Дизайнеры — народ обидчивый.
Неберт уставился на меня тяжелым взглядом, барабаня пальцами по столу. Честно говоря, раздражадало уже это. Нет, может и не неделю придется ожидать. Пару дней — и если не наметится хоть какой-то положительной перспективы — надо валить. Иначе я могу и убить свое потрясающее начальство ненароком.
— Вы конфликтный человек, вы это знаете, Светлана? — вкрадчиво поинтересовался Антон.
Я пожала плечами. Ну, если нормальную самооценку и четкое понимание происходящего назвать конфликтностью… Смею заметить, когда ты аргументированно доказываешь, почему ты прав — это вряд ли называется конфликтностью. Ну да, обосновать, блин, приходилось все. Включая то, что в работу наших рекламщиков вмешиваться не стоит, особенно с очень радикальными, очень новаторскими и очень сомнительными предложениями.
— Как ни крутите, я — профессионал, — откликнулась прохладно, просто констатируя факт.
— А я выходит — нет? — насмешливо произнес Неберт, разглядывая меня оценивающе.
— Может быть, не в фешн-журналистике, — улыбнулась вежливо. Формулировка была очень обтекаемая, тон нейтральный. Всего лишь мое мнение. Скажете, зря я это говорю главреду? Да ей богу не страшно. В конце концов, у меня была своя репутация. Да и под всякого идиота не прогнешься. Вообще ни под кого не стоит, если уж на то пошло.
— Знаете, Света, мне даже нравится ваша наглость, — произнес Антон, криво ухмыляясь. — Вы совершенно не боитесь, что я могу устроить вам проблемы?
— Какого рода проблемы? — я подняла бровь. — Черные списки и “тебя не возьмут ни в одно приличное издание”? Нет, не боюсь. Я хорошо известна в наших кругах, а вас… Вас никто не знает, у вас нет имени, я вообще не знаю, почему назначили именно вас, хотя не исключаю, что вы сыночек кого-то из совета директоров. Но тогда успокоились бы вы уже, и дали бы мне делать мою работу.
— И вас устроит, что я занимаю ваше место? — насмешливо фыркнул Неберт.
— Мы в России, — скучающе откликнулась я. — Здесь кумовство — в порядке вещей. Кто считает, что может переломить систему только своими усилиями — тот идиот. А я идиотизмом не болею. Так что не расстраивайте вашего папочку, Антон Андреевич, не топите журнал. И дайте мне работать спокойно.
В какой-то момент моей тирады лицо Неберта, разглядывающего меня с дружелюбностью голодного тиранозавра замерло, будто фарфоровая маска.
Но он сам затеял этот разговор. Я вполне могла держаться в рамках делового этикета, но раз был задан вопрос про личный профессионализм — ты сам виноват, мальчик.
Нет, на самом деле мальчик. Он был всего на пару лет старше меня, и мне, имевшей слабость к мужикам постарше, эта конкретная особь мужского пола с гордой немецкой фамилией казалась лютым сопляком. Тридцать лет, а надо же — получает место по блату от папочки из совета директоров. Иные сыновья состоятельных родителей — к этому времени не только приходили в себя, но уже вовсю добивались каких-то своих целей. У Него, например, тоже был сын. Взрослый сын. И сразу как только он вернулся из Оксфорда — с головой ушел в отцовский бизнес, догоняя, доказывая отцу, что он не зря вкладывал в отпрыска свои деньги. Доказывал кстати, Он был доволен.
Взгляд у Неберта был довольно убийственный, но я его выдержала. Да боже мой, я столько лет выдерживаю в фешн-серпентарии, неужели один конкретный дятел мне умудрится пошатнуть самооценку?
А потом его лицо изменилось. Вдруг внезапно сделалось дружелюбным, почти как у Санты. Ну и искренним примерно настолько же, как у тех пластиковых дедушек.
— Вы замечательный сотрудник, Светлана, — ухмыльнулся Неберт. — Не пасуете перед авторитетом начальства.
— Я знаю, — любезно улыбнулась я, примерно с той же степенью доброжелательности и сглотнув, что конкретно вот это вот драгоценное начальство для меня ни разу не авторитет.
— Почему я ни разу за эту неделю не видел вас в юбке, Света? — неожиданно бархатным тоном поинтересовался главред. Судя по всему, настроение у него менялось как погода в середине осени.
— Не помню, чтобы они были обязательны по дресскоду. — Натянутость моей улыбки зашкаливала. — Я не ношу юбок на работу.
— Ничего, — Неберт улыбнулся. — Наденете на наш с вами ужин и будете прощены.
Что, твою мать?
С минуту я глядела на этого идиота, удивляясь его святой простоте. Кто-то выучил пять правил пикапа, поимел двух местных дур и возомнил себя казановой?
— На наш с вами ужин я могу надеть только деревянный макинтош, — скальпельно острым тоном сообщила я. — И исключительно на вас, Антон Андреевич.
— Ну бросьте, Свет, — тоном истинного ловеласа бросил Неберт. — Вам не идет ломаться.
— Вы точно не пьяный? — недоверчиво переспросила я. — С чего вы вообще решили, что я могу на это согласиться?
— Хотите знать? — Как-то странно он на меня смотрел. С каким-то презрительном превосходством. Будто на шлюху смотрел. Вот на девок своих так смотри, мудак.
— Нет, пожалуй. — Я встала с кресла. Я хотела сейчас лишь послать его куда-нибудь на Тибет, общаться с горными козлами, как с самыми ближайшими родственниками.
Неберт опустил ладонь на компьютерную мышку, шевельнул ей, щелкая по одному из значков на панели задач. И я это его движение видела, у меня был удачный ракурс.
Я не то чтобы хотела смотреть, что он там разворачивает, но это вышло как-то само собой. И это сработало.
Я замерла, глядя на экран. Аж в жар бросило.
Этой фотографии просто не могло быть у этого мудака, но она у него была.
Там, на экране была я. На темной кровати, застеленной черным шелковым покрывалом. Абсолютно голая. Прикованная к кровати, с раздвинутыми в разные стороны ногами. Бедра тоже были надежно закреплены фиксаторами, свести колени я тогда не могла. И все напоказ — все мое женское естество, и глаза у меня смущенные, блестящие… Боже, что это была за ночь…
— Красиво, а? — сладко поинтересовался Неберт, пока я пыталась преодолеть звон в ушах. — Я думаю, достойно печати на нашем развороте, как думаешь?
Я молчала, пытаясь унять судорожный спазм, которым свело в груди легкие.
— Ужин в семь, я за тобой заеду, — самодовольно произнес мудак, с такой мерзкой улыбкой, что я ему чудом не врезала. — И не надевай белья под платье. Не люблю тратить на него время. И лучше бы тебе быть послушной девочкой, Светочка.
— А не то? — сипло уточнила я, давая ему последний шанс оказаться не этой липкой тварью.