Подари мне белые сны

— Он говорит, что ты просто обязан оценить работы детей.
— Сначала ты посмотри, а я как-нибудь потом. Уж больно горячее приглашение поступило от хозяина.
Майкл сделал вид, что ничегошеньки не понял и с выражением жертвы вздохнул.
— Ну что ты так серьезно его воспринимаешь, — попыталась смягчить Гурова Кира. — Он же просто мальчишка, подросток, а ты с ним, как на равных.
— Он уже достаточно взрослый парень, а ведет себя, как испорченный ребенок!
Кира с улыбкой подумала, что ведь для Алекса Майкл не такой уж и пацан, ведь разница в возрасте между ними намного меньше, чем между Кирой и Майклом. Но видеть, как легко он воспламеняется от малейшего намека на шутку, было ужасно забавно. Алекс и сам порой напоминал неоперившегося птенчика, если уж на то пошло.
Майкл сумел-таки заинтересовать Киру, и через несколько дней после того разговора она стояла в его комнате и разглядывала стены, увешанные детскими рисунками. Она не ожидала, что рисунков окажется так много и, более того, что они окажутся такими красивыми. Рисунки были выполнены акварелью, все, кроме двух работ, выделяющихся яркими пятнами на фоне приглушенных тонов остальных работ. Эти две работы походили по стилю друг на друга, и назвать их просто рисунками не поворачивался язык — это были настоящие картины, выполненные масляными красками. На одной из них красовалась лань с удивительно выразительными глазами, а другая изображала пейзаж — вид на речку, выполненный, скорее всего, на берегу Десны в летнюю пору.
— Нравится? — гордо спросил Майкл. — Это все работы моих маленьких друзей. Не знаю, чему я их учу, но они меня учат многому, это точно. Классно, что ты меня именно сюда устроила, а не в какой-нибудь зарвавшийся класс с навороченными детишками.
— В класс с навороченными детишками тебя бы и не взяли, ты же не навороченный преподаватель английского, — парировала Кира. — Но я тоже рада, что ты устроился именно сюда. Благородное дело делаете, сэр Майкл Бенсон!
— Да ладно тебе подковыривать меня. Лучше скажи — нравится, да?
— Конечно, нравится. Особенно вот эти две картины. Здорово. Кто автор?
— Сережа Тинин. Ему десять лет, а рисует, как настоящий художник. И ведь никто не учил его, самоучка, талант.
— Молодец. Я бы с удовольствием с ним познакомилась.
— И познакомишься. Только сейчас он у бабки своей, на каникулах.
— Так он не сирота?
— Нет. А здесь многие имеют родственников. Просто эти родственники не берутся растить инвалидов, вот и отдают их в специализированные интернаты. Большинство детей с нарушением двигательного аппарата, за такими тяжело ухаживать. У Сережи бабка старая и бедная, она бы и не потянула его, хорошо, что на каникулы иногда берет, и то парню развлечение.
— Майкл, ты прямо изменился, пока здесь работаешь. Серьезно так о детях рассуждаешь, об их проблемах, термины медицинские даже знаешь. Я не шучу.
— Да ну тебя, — смутился Майкл, хотя Кира была права. Эти мужественные дети, живущие назло своим недугам и увечьям, пробудили в нем много новых чувств и сформировали новые взгляды на жизнь. Он успел к ним привязаться и испытывал грусть от того, что скоро ему надо было уезжать — учеба в колледже не позволяла оставаться дольше. Но он дал себе зарок вернуться сюда как можно скорее.
Время его отъезда подошло очень быстро, даже для Киры. Она приехала в интернат на прощальную вечеринку, которую он устроил для детей. Заказал пиццу, море соков и лимонада. После того как Майкл уехал, Кира решила поговорить с директором интерната Дарьей Матвеевной по поводу того, чтобы наладить более или менее постоянный приток англоговорящих преподавателей-волонтеров для их детей. Это было вполне осуществимо, если учесть количество желающих совместить туризм и работу в России. Она даже подготовила списки организаций, которые могли бы предоставлять волонтеров. И вот тогда-то, в день встречи с директрисой, Кира и встретила его, Сережу Тинина.
Он сидел в саду интерната в инвалидном кресле, к которому с помощью самодельных приспособлений было прикреплено подобие мольберта с подставкой для красок. И рисовал. Со стороны казалось, что он делает какую-то специальную гимнастику для рук, настолько сложны и тяжелы были его движения, но, приглядевшись, можно было убедиться, что движения эти для мальчика привычны и совершенно не напрягают его. Напротив, он упивался процессом, был полностью, безоговорочно погружен в свое творчество.
 
Кира сначала наблюдала за ним издалека, потом подошла поближе, он не замечал ее и продолжал рисовать. Совершенно немыслимым образом зажав кисть в скрюченных пальцах, мальчик выводил что-то на листе бумаги, голова его практически не двигалась, лишь взгляд быстро-быстро бегал с объекта на мольберт, как бы фотографируя. Она взглянула из-за его спины на мольберт — наброски яблоневого дерева поражали контрастными красками и акцентами. Тень от ее головы упала на рисунок, и мальчик повернулся к ней, характерно скривив шею.
— Меня зовут Сережа, — улыбнулся он мягкой застенчивой улыбкой.
— Сережа Тинин?
— Да. — Удивление отразилось в его глазах.
— А меня Кира. Ты очень красиво рисуешь. Я видела твои рисунки у Майкла.
— Понравились?
— Очень.
Он опять застенчиво улыбнулся.
— Я люблю рисовать. Только мало.
Говорил Сережа не совсем внятно, видимо, язык плохо слушался его. Но понять, что он говорит, можно было без особого труда.
— В каком смысле — мало?
— Иногда слишком холодно. А в комнате рисовать темно. А еще…
Сережа прищурился и мечтательно посмотрел на небо, запрокинув голову.
— Еще я хотел бы учиться. По-настоящему, у мастера.
Кира присела рядом с ним на корточки.
— А почему ты думаешь, что это неисполнимо?
— Никто к нам не придет учить. У нас и класса для рисования нет. Дарья Матвеевна говорит, что на это денег спонсоры не дают.
Сережа, как и большинство детей, перенесших тяжелое заболевание, рассуждал совсем по-взрослому и оттого вызывал еще большую щемящую жалость, смешанную с восхищением.
— Мне повезло — мне вот это кресло подарили, и мольберт помогли приспособить. А хотите, я вам тоже картину напишу? Вы очень красивая.
Он опять улыбнулся своей милой улыбкой, взглянув исподлобья на реакцию Киры.
— Конечно, хочу!
— Договорились. Тогда эту яблоню я посвящу вам.
— Я польщена. Правда. Ты очень хорошо рисуешь, даже и без мастера.
Кира пожала его руку и поразилась, насколько хрупко его рукопожатие. И как он умудряется орудовать кистью — просто поразительно! Позже, от директрисы, она узнала Сережину историю. Родился он совершенно здоровым мальчиком, родители умерли рано, погибли в автокатастрофе, и его отправили к бабушке в деревню. Там он заболел в пять лет воспалением легких, и деревенский врач не нашел ничего лучшего, чем назначить ребенку лошадиную дозу сильнейших антибиотиков. После этого Сережа стал хуже ходить, ноги не слушались его. Поначалу это было не сильно заметно, болезнь прогрессировала постепенно, врачи затруднялись поставить диагноз, лечили все подряд, назначали лечебную гимнастику, а процесс тем временем медленно поражал нервную систему. Через два года он уже не мог передвигаться самостоятельно, требовалась инвалидная коляска, он стал плохо говорить, и только руки более или менее слушались хозяина, но сколько усилий он прилагал для этого! Старенькая бабушка не справлялась с ним, и местные власти помогли устроить мальчика в специализированный интернат, где как могли таким деткам помогали.
И вот тут-то и открылся у ребенка его дар — талант живописца. Сережа, утративший способность разговаривать как прежде, заговорил красками. Сначала это были простенькие рисунки, потом — все сложнее и сложнее. Ребенок словно ожил — у него и речь стала налаживаться, и интерес к жизни появился. Учителя замечали, что у него во время творческого процесса настолько обостряются чувства, что он начинает видеть мир так, как обычным людям недоступно, — особые краски, особый свет. Да и от картин его словно исходил свет.