Территория нелюбви (СИ)
— Но Вы… точно уверены, что я… Ваша?..
Он мог бы сказать, что есть результаты экспертизы, мог бы снова показать фото… Но в горле застрял тяжёлый ком, а чёрные глаза-агаты в ожидании ответа заглядывают в самую душу. Павел лишь молча кивнул.
— И я правда нужна Вам?
«Очень!» — вопило всё его нутро, а ком в горле разбух, не выпуская нужные слова. И он снова кивнул, будто тупой болванчик.
— И Вы… — её тонкие пальчики напряглись, впиваясь в предплечья, — Вы потом не передумаете?
Павлу хотелось выть, рычать и побиться чугунной башкой о стену. До боли в мышцах он сжал кулаки, удерживая себя от нестерпимого желания притянуть… сграбастать в охапку свою девочку, прижать к сердцу и баюкать её всю ночь. Целовать и гладить её шелковистые волосы и шептать в нежное ушко, как сильно она нужна ему… его маленькая Айка, неожиданно разбудившая в нём, очерствевшем цинике, щемящую всепоглощающую нежность. Он был уверен, что подобные эмоции умерли в нём слишком давно… растаяли вместе с мамой…
Он рад, что ошибся…
Но даже предположить не мог, насколько это мучительно больно.
— Никогда, — глухо выдавил он и для убедительности помотал головой.
— Пал Ильич, — Айка застенчиво улыбнулась, — а Вы не могли бы… меня ещё раз обнять?
17.2
Павел задёрнул на окнах тяжёлые шторы и спальня погрузилась в полумрак. Его малышка не захотела возвращаться к себе и теперь, закутанная в тёплое одеяло, пригрелась на его кровати. И, кажется, уснула, устав от разговоров. Она торопилась поделиться всем, будто и правда боялась, что новый день заберёт у неё право быть его дочерью. И даже не подозревала, насколько Павел сам боится сделать неверный шаг и потерять доверие этой девочки. Он никогда не слышал, чтобы Айка столько болтала — быстро, взахлёб, перескакивая с одной темы на другую… О сёстрах и Вадиме, о работе и учёбе, о стройке… Она словно оживала на глазах, а он слушал и улыбался, как дурак.
— А знаете, Пал Ильич, — неожиданно пробормотала «спящая» Айка, — наверное, я давно всё знала… Просто не догадывалась… Вам непонятно, да?
— Я понимаю, — уверенно подтвердил Павел, ни хрена не понимая и озадачившись другой проблемой.
«С этим «Пал Ильич» надо что-то делать», — подумал он.
Но уже хорошо, что хоть не «дядя Паша», вызывающий у него зубовный скрежет. Но и слишком торопиться тоже не следует… На Айку нельзя давить. Непросто это — стать вдруг отцом взрослой самостоятельной дочери.
— Я просто это чувствовала, — продолжила Айка о непонятном. — Мне всегда очень нравилось, как от Вас пахнет.
Павел многозначительно произнёс: «М-м…» и с досадой подумал, что вчера, выжрав бутылку вискаря, он рухнул в постель, так и не приняв душ. И исправить это следует как можно быстрее.
— А куда Вы, Пал Ильич? — настиг его голос дочери на пути в ванную комнату.
— Возвращать себе привычный запах, чтобы не разочаровывать мою девочку.
— Нет, идите ко мне, — прозвучало капризно и настойчиво, — если Вы меня обнимете, я быстрее усну.
Павел напрягся и поспешно застегнулся на все пуговицы.
— Ай, мне будет приятно, если ты прекратишь мне выкать, — он осторожно присел на край кровати.
— Ладно, — легко согласилась она и, быстро передислоцировавшись вместе с одеялом, положила голову ему на колени. — Скажи, а ты когда-нибудь совершал подвиг?
Неожиданно!
Павел ласково погладил дочку по голове и задумался…
Свой первый и главный подвиг он совершил, когда избавил этот мир от своего отца, забив того до смерти. Этот подвиг он готов был повторить многократно и не ради славы… а во имя справедливости — за то, что этот урод сотворил с мамой. Но батя ему не предоставил такой возможности и быстро сдох.
И уж точно ни к чему об этом знать его дочери, по-настоящему героической девчонке.
Выжить на «малолетке», жениться в восемнадцать лет, перебраться из Владивостока в Москву и начать жизнь с нуля… Всё это вряд ли можно причислить к героизму…
— Мне очень жаль тебя разочаровывать, но, боюсь, что с подвигами у меня не задалось, — признался Павел.
Айка фыркнула и успокаивающе похлопала его по колену.
— Успеешь ещё, какие твои годы!..
17.3
«Какие мои годы?..» — подумал Павел. — Почти сороковник… От цели до цели! Не отступая и не оглядываясь! Не жалея и не жалуясь. Не растрачивая себя на женщин…»
Уже так давно он никого не впускал в свою жизнь. До того самого дня, когда сын познакомил его со своей чокнутой подружкой. Маленькая, тощая, дерзкая… и так поразившая его своими чёрными, как ночь, глазами. Такая похожая и непохожая на маму. Его тихую, добрую и очень хрупкую маму. Её не стало очень давно. Мама ушла так же тихо, как и жила… не выдержав очередного буйства отца.
Павел почти забыл, как выглядел при жизни отец — его рыло так и осталось в памяти развороченным кровавым месивом. А мама всегда снилась красивой и улыбающейся…
Айка при их первой встрече тоже улыбалась — нагло и вызывающе. Сперва Павла даже разозлило это сходство, он счёл его несправедливым. Мама — нежный ангел… и вдруг какая-то непозволительно похожая на неё мелкая хулиганка. Вадим же был очарован этой пигалицей и очень активно взялся её опекать. Похоже, чуйка на своих у его сына работала куда эффективнее. А иначе как можно было объяснить его непривычно трогательный интерес?
В конце концов, Павел и сам не заметил, когда ему стала небезразлична судьба девчонки. Сперва сын попросил замолвить словечко перед директором школы, чтобы Айку не выгнали… потом снова… В какой-то момент Павлу стало любопытно, как от такой малявки может быть столько неприятностей. А потом он увидел девчонку с нунчаками… И почти забыл о её сходстве с тихой и кроткой мамой.
Воспоминание накрыло его снова полтора года назад. Айка тогда только похоронила бабушку — редкой стервозности женщину, надо сказать. И на освободившуюся жилплощадь мгновенно нашлись жильцы. Павел тогда страшно разозлился и даже сам себе же удивлялся. Ну не мог он оставаться равнодушным к малышке, которая пахала с четырнадцати лет на пределе сил, а с приездом семьи была готова взвалить на себя очередные заботы. Самой ей было не справиться.
Павел не сразу узнал Айкину мать. Ни когда он устраивал в школу её младшую дочь, ни когда организовал девчонкам экскурсию… Даже в ресторане, когда Настя шаловливыми руками гоняла под столом его шары, она продолжала быть для него не слишком умной, пошлой и незнакомой бабой.
Уже позднее, оставшись с этой нимфоманкой наедине, он вдруг вспомнил её. И вздрогнул… И как-то сразу занемог и опал. Лишь однажды женщина набрасывалась на него с таким рычаще-визжащим воплем…
Тогда он был очень молод, необуздан и неосторожен. А ещё очень беден и всегда голоден. Жена накануне устроила истерику и поставила ультиматум — давать будет только в день зарплаты. Собственно, платить там было не за что и, если бы не маленький Вадька, Павел давно б уже свалил в одиночное плавание.
Вечеринка по случаю дня рождения друга пришлась очень кстати и обещала скрасить настроение…
Обещала и не обманула! Весёлая блондинка-зажигалка появилась на празднике вместе с каким-то припозднившимся гостем и, очень быстро забыв о спутнике, стала гвоздём вечеринки. Вряд ли она сама могла вспомнить, с кем пришла. Павел нисколько не удивился, когда именинник, прижимающий повизгивающую от восторга блондиночку, шепнул ему, что его куколка хочет порезвиться втроём.
Втроём было жарко! Вчетвером — любопытно… Девочка работала, как секс-машина. А уж как задорно улюлюкала… когда могла. Павел слился с появлением пятого участника. И наверняка он забыл бы об этом уже на следующий день, но позвонил заикающийся именинник и проплакал горестную весть…
Беда оказалось общей. Милая белокурая гостья, пробудившись с утра и прощупав своё больное самочувствие, неожиданно закатила истерику и вознамерилась обвинить вчерашних игривых шалунов в групповом изнасиловании. В результате на «золотой» билет до Киева собирали всем шальным миром. С баблом тогда у всех было туго, пришлось влезать в долги.