Мама, это ты? (СИ)

— Мой самокат! — верещит пацан. — Они наехали на мой самокат!
Усмехаюсь, ибо дома у меня такой же непоседа растёт, только раза в два поменьше. Видимо, он катнул его на дорогу, или бросил посреди проезжей части, сам же побежал по своим детским делам. Сложно это всё. Дети, которых, с одной стороны любишь, с другой, боишься слишком избаловать. Проблемы, что создают они буквально на каждом шагу, за которые вроде бы и поругать надо, но язык не поворачивается. Потому что без Катерины всё не то, и Людмила с Павлушей особенно остро это чувствуют.
Наши озорные дети, которым я, вопреки здравому смыслу, разрешил привезти из поместья в городской дом собаку. Взрослую. Той породы (а ей ни много ни мало, а около четырёх тысяч лет), которая охотится на медведей, оленей, лосей. В ней больше от волка, чем от собаки, а ещё её не заставишь силой служить, она подчиняется только при большой любви. И такая любовь между ними есть, раз уж тот позволяет на себе кататься, пусть и с переменным успехом для Павлуши. Уж больно непоседлив пёс, на его спине трудно удержаться, но с каждым разом у сына получается всё лучше и лучше.
Пусть хотя бы от собаки получают любовь, раз уж с гувернанткой не повезло. Генриеттой Марковной, будь она неладна.
Я бы никогда не взял её на службу, если бы не безвыходное положение. Выбрал из нескольких зол наименьшее, всё же хорошую гувернантку трудно найти. Даже через агентство, которое проверяет всю подноготную. Самому возиться со звонками на предыдущие места работы попросту нет времени, а на службу выходить надо. Я и так там не был более трёх месяцев, накопилась такая тьма дел, которую я вот уже целый квартал разгребаю, в том числе и дело Рыбоедова.
Когда-то всеми домашними делами занималась Катерина, до того, как погибла полгода назад. В том же происшествии задело и тогдашнюю гувернантку. Та, правда, выжила, но до сих пор лечится. Долго лежала в больнице с переломами и ожогами, сейчас на водах в санатории. Вообще она рвалась выйти на работу, но я не позволил. Не хочу, чтобы на мне лежала вина за хромоту хорошей женщины. Пусть сначала оправится, пройдёт все процедуры, и тогда вернётся к своим обязанностям.
Тогда-то я и распрощаюсь с Генриеттой Марковной на веки вечные. Жду не дождусь этого дня!
Пока я размышлял, самокат уже убрали из-под колёс, и мы снова трогаемся. Трясу головой, чтобы отвлечься, настроиться на рабочий лад. Тянусь к портфелю, достаю бумаги, чтобы пробежаться по лживым строкам италийской экспертизы Сальватора Мунди. Этого художественного недоразумения, недостойного даже сравнения с картинами великого Леонардо.
— Лучано Драги, старый пройдоха, — хмыкаю я, скользя по витиеватой подписи главного хранителя музеев Ватикана.
И одного из самых влиятельных экспертов Европы. Представителя «чёрной аристократии», которая просочилась даже в Ватикан. Ещё сто лет назад такое было бы немыслимо, но всё меняется в этом мире. Теперь в верхах кого только не встретишь, и я сейчас не о происхождении говорю, а об умственном развитии и моральных качествах. Одарённости в области магии опять же, хотя тут вопрос, на какую должность человек претендует. А ведь решение такого уровня экспертизы может как возвысить, так и убить. Вспомнить того же Бронислава Особинского, которому я делал независимую экспертизу.
Мелкий дворянин, не из древних родов, занявшийся производством косметики и случайно наткнувшийся на шедевр, гуляя с супругой по заштатной выставке на просторах Европы. Кажется, его жена была довольно известной пианисткой, пока не уехала вслед за мужем поднимать производство. Если мне не изменяет память. Сам Бронислав, помимо технического, имеет и искусствоведческое образование.
В общем, оба в достаточной мере разбираются в произведениях искусства. Потому решение о покупке одной прелюбопытнейшей картины было принято ими незамедлительно, а потом они показали её мне.
Специально приехав для этого в Невоград.
До сих пор по моей коже идут мурашки, стоит вспомнить тот портрет. В нём чувствуется невероятная сила, а также видна старая техника. Техника великих времён, когда к живописи, скульптуре и прочему применяли вполне конкретные критерии, а не то, какое безобразие творится сейчас в современном искусстве. На некоторые «шедевры» без слёз не взглянешь. Перекреститься тоже не помешает.
 
А ведь всё началось с импрессионистов, парней, которых стоит искренне пожалеть.  Юные художники, упившись абсентом, от которого плыло зрение, посещали галлюцинации, а цветовосприятие искажалось, писали картины. Много и упоённо. Потом от избытка туйона в организме они скоропостижно умирали в расцвете лет, а их картины вдруг резко вырастали в цене. И то было вовсе не случайно.
Впрочем, не будем об этом, те парни были вполне себе, особенно если сравнивать с новомодными «художниками», лучше вернёмся к тому портрету. После того, как я закончил экспертизу – от меня требовалось определить время и место её написания, проверив технику, состав и состояние материалов, а также магический компонент, Бронислав поведал мне некоторые моменты своих собственных изысканий. И это было потрясающе! Удивительно, насколько цепким оказался его взгляд, насколько сильна аналитика.
В процессе своих исследований он обнаружил, что на ряде скульптур шестнадцатого века, созданных руками Бенвенуто Челлини, в том или ином виде присутствует лик мастера. До него эти факты были неизвестны, что особенно ценно. Собственно, портрет, найденный им на той захудалой выставке, и есть автопортрет этого самого Бенвенуто[1]. Личности весьма примечательной для своего времени, оставившей огромный след в культурном наследии нашего мира. И не только культурном, но об этом лучше молчать.
Тайная часть мироустройства известна лишь высшему кругу. Многие трясутся над этими старыми традициями, порой даже не понимая до конца, что они означают. В отличие от меня, ведь я не просто высококлассный искусствовед, я – посвящённый. Обладатель силы, знаток древностей, которые скрывают порой такое, что никогда не должно всплыть наружу.
Похоронено, запечатано, забыто.
Не всеми, разумеется, ибо знание – сила! Потому что если что-то будет забыто всеми, есть риск повторить ошибку. Но как меня порой от этих тайных знаний воротит – не передать словами! Как и воротит от Лучано Драги, который пытался уничтожить Бронислава, ибо тот отказался преподнести ему в дар бесценный портрет. Собственно, имел на это полное право, учитывая, какова истинная цена этого шедевра, стоит только признать его подлинность.
Не признали. Проигнорировали. Сделали вид, что нет его, а Особинский – обычный делец, коих тьма тьмущая. Фабрику ему подожгли, ну да Бронислав не сдался. Насколько я знаю, ему с трудом, но удалось выправить положение. Более того, мы с ним планировали в присутствии прессы максимально аккуратно, дабы по минимуму повредить полотно, снять задник картины, чтобы весь мир узрел подпись мастера. Правда, мне пришло предупреждение, чтобы я не связывался с этим делом, если не хочу последствий. И было очевидно, что руки росли от того самого Драги.
После получения того самого письма Катерина и погибла – попала в аварию.
Даже родовая защита не смогла её спасти – так много было повреждений. Не только механических, но и термических…
Потому что энергокристаллы и прочие элементы аккумулятора закоротило. Условия, для того, чтобы произошёл взрыв, должны были случиться уникальные: соприкосновение веществ, которые не должны соприкасаться, а потому максимально изолированы,  попадание воды на наполненные небесным электричеством кристаллы. Повреждённые кристаллы, а для этого требуется о-очень сильный удар под определённым углом.
Слишком много совпадений, не находите ли?
Взрыв прогремел так, что слышно было как минимум половине города. Счастье, что детей в автомобиле не было, их оставили плавать в бассейне с инструкторами. Павлушу в малышовой группе, а Людмилу в начальной. Сами же дамы поехали к модистке за платьями. Катерина иногда брала гувернантку по таким вопросам, поскольку та отличается отменным вкусом. К счастью для той, у неё имеется ещё и феноменальное везение, потому что, в отличие от моей жены, её задело куда слабее.