Дать боссу (по носу) (СИ)

Фернандо все еще стоял около шкафов, впотьмах выискивая нечто важное. Спустя секунду он все же нашел, что искал. И в его руках появились две большие восковые свечки, которые он тут же зажег и оставил на столе.
Лишь сейчас, в их тусклом свете, я смогла рассмотреть помещение, в котором мы находились.
Со всех сторон меня окружали громадные дубовые бочки, кое-где по углам располагались такие же неестественно огромные столы и шкафы для вина, будто это была не частная винодельня, а дом великанов. От каменного пола веяло сыростью и холодом, но при взгляде на трепет пламени свечи на сквозняке по спине разлилось приятное тепло.
Фернандо пристально смотрел на меня, как будто решал, что со мной делать. Я не стала мешать ему, ведь сама, если честно, еще не знала, что делать с собой.
Затем он, не говоря ни слова, вновь отвернулся к шкафу, покопался там, но, похоже, ничего не нашел и тогда направился к следующему. На пол падали скатерти, коробки с чем-то стеклянным, и вот, наконец, он достал бескрайнее тканое полотно, не то изо льна, не то из хлопка.
— Ты насквозь мокрая, тебе нужно согреться, — произнес он, протягивая мне покрывало. Признаюсь, я была бы рада даже тряпке, потому что продрогла до костей.
— Спасибо, а как же ты?
Он лишь усмехнулся, как будто я сказала что-то очень тупое. Ну и ладно, пусть и дальше считает себя таким горячим.
— Пойдем, — вдруг сказал Фернандо, а затем без смущения взял меня за запястье и решительно направился в сторону двери.
Почему он все время делает это? Почему постоянно дотрагивается до меня, заставляя сердце сжиматься? Так и до инфаркта недалеко.
Спустя секунду мы снова оказались на улице. Я даже не успела возмутиться тому, что он снова тащит меня мокнуть под дождь, потому что едва мы вышли на крыльцо, тут же оказалось, что дальше он идти не собирается. Более того, ветер стих, переставая заносить под навес капли косого дождя, и, укутавшись в ткань, я почувствовала, что стало теплее.
Здесь не было никакой мебели кроме двух старых бочек, слегка подгнивших от сырости. Но в этой небрежности и был шарм. Тишина, нарушающаяся лишь шумом дождя и редкой возней птиц в винограде. Вечерняя прохлада и туман, спускающийся к подножию с самых вершин. Треск свечей позади на широком столе, от которого божественно пахло древесиной. И рядом Фернандо. Чужой мне человек, которого я знала три дня. Но тогда почему я чувствовала этот привкус? Сладкий и одновременно невесомый, будто легкое суфле после плотного ужина, которое придает трапезе особую ноту завершенности. Не будь здесь его, мне было бы одиноко, с ним же стало просто уютно.
— Я думаю, дождь скоро закончится, — произнесла я и тут же словила себя на мысли, что совершенно не хочу этого. Если бы можно было просто сидеть с Фернандо в этом старом каменном здании, окутанном лозами средиземноморской растительности, и слушать, как по листьям вниз стекают капли, я бы осталась здесь навсегда.
— Да, скорее всего, — ответил он лишь для того, чтобы избавиться от неловкой тишины, а затем без труда откупорил одну из бутылок и протянул мне.
— Из горла предлагаешь хлестать?
— Моя винодельня, мое вино, мои правила, — произнес он, отворачиваясь лицом к виноградникам и делая крупный глоток из своей бутылки.
Он все еще казался мне грустным. Неужели Стелла и правда значила для него столько, чтобы заставить страдать? Какое-то время мы стояли молча, рассматривая окутанное тучами черное небо и слушая, как стекают по горным склонам ручьи.
А потом я почувствовала, как ноги подкашиваются от усталости. Пренебрегая правилами приличия, я запрыгнула на бочку и уселась так, как мне было удобно. Фернандо покосился на меня, но ничего не сказал.
— Почему я раньше не приезжал сюда, когда происходило подобное? — это был риторический вопрос, но я перебила его мысли.
— Подобное? Ты имеешь ввиду Стеллу?
Он усмехнулся и сделал еще один глоток.
— Нет, поверь, Стелла — это меньшее из моих проблем, — он сказал это так спокойно, будто Стелла вообще ничего не значила для него.
 
— Это довольно удивительно, она ведь твоя невеста. Разве ты не должен переживать из-за ссоры с человеком, которого любишь?
— Любовь — понятие относительное, — он был по-прежнему равнодушен к тому, что говорил, но его слова взбудоражили меня.
— Что это значит?
— Это значит, что такие люди, как мы, вообще вряд ли когда-либо узнают, что такое любовь.
— Люди, как мы? — уточнила я.
— Люди, на которых лежит ответственность еще за тысячи людей, в чьих руках будущее огромных долларовых компаний, и кого очень часто пытаются кинуть или подставить. Все силы уходят на то, чтобы удержаться, и на любовь не остается ничего.
Сердце сжалось. Его слова пролили свет на многие вещи, которые я еще не до конца понимала. По крайней мере теперь стало понятно, почему Филипп сказал, что Фернандо никогда не женится. Он никогда никого не любил. Возможно, кроме себя.
— Это печально, — ответила я, пребывая в своих мыслях.
— Почему же?
— Потому что это самое яркое, что бывает в жизни, хоть и не обязательно, конечно, хорошее, — ответила я с невероятным пафосом, от которого самой чуть не поплохело.
— Да брось. Ты держала когда-нибудь призовой кубок формулы-1? Может, прыгала с парашютом с частного джета или лежала на стометровой яхте в лазурном заливе Багамских островов? А может, даже пробовала итальянский белый трюфель? Ох, а если еще вспомнить тех моделей с обложки Vogue, которые утром выходили из моего номера в Сен-Тропе, — мечтательно произнес он, — это и есть любовь.
— Звучит так, будто я пролистала ленту в инсте, — ответила я, искренне не понимая, что может быть хорошего в том, что он назвал, — это звучит так банально, то же самое есть еще у сотен людей.
— Любовь тоже не редкость, знаешь ли.
— Да, вот только ею не хочется делиться с кучей левых людей. За ней не нужно ехать куда-то или прыгать откуда-нибудь. Она просто есть внутри тебя. И это кайф.
— Ты, похоже, перечитала Бронте, милая, — ответил он, отводя взгляд в сторону.
— О нет. В отличие от Джейн, я дружу с головой, чтобы не фанатеть от мужиков, подобных Рочестеру.
— Ага. И поэтому встречаешься с моим братом? — подловил меня Фернандо. Как же тонко, а.
— У вас не слишком теплые отношения с братом, как я заметила, — этот вопрос интересовал меня давно, ведь не просто так Филипп возненавидел Фернандо.
— Если ты хочешь спросить, почему Филипп так относится ко мне, то я не знаю. Я бы мог предположить, что в юности я увел у него девушку. Но если честно, он всегда был такой скрытный, что если я и увел у него подружку, то до сих пор не знаю об этом.
— Да уж. Он может быть своеобразным, — я сделала еще один глоток вина, вспоминая, как Филипп и Алехандро веселились в нашей спальне.
— До момента, как он привел тебя в дом, я был уверен, что Филипп гей. Теперь же на удивление оказалось, что у него еще и весьма неплохой вкус, — Фернандо всегда смотрел на меня, когда говорил что-то подобное, и от этого становилось еще более неловко. Но, уловив мое смущение, он тут же отвернулся и отхлебнул еще вина.
Прошло несколько минут тишины, и я впервые за два дня почувствовала себя рядом с ним спокойно. Фернандо стоял ко мне в полуоборота, пока я, свесив ноги, рассматривала его брутальную двухдневную щетину и думала о том, как одновременно и повезет и не повезет его избраннице. У нее будет такой красивый мужчина и не менее прекрасная жизнь, вот только для него она будет всего лишь декорацией в спектакле под названием «По стандарту идеальная жизнь».
— Если я не смогу возглавить компанию, она перейдет к Филиппу, — неожиданно сказал Фернандо.
Последнее, что я хотела слышать, это его истории о работе. Причем именно те, за которыми меня послал Филипп
— Я не могу допустить этого транзита. Потому что тогда компанию точно ждет крах, — он все продолжал, словно беседуя сам с собой.
— Почему ты думаешь, что Филипп не справится? — я попыталась сместить фокус разговора на Филиппа.