Тьма знает

– Тогда мы часто говорили о холме Эскьюхлид, – сказал Конрауд и бросил взгляд на ходунки у кровати Стейнара. Может, заставлять вспоминать через столько лет – это не совсем честно. – А вы помните, какие у тех парней были джипы?
Стейнар задумался.
– Нет, не скажу.
Конрауд покашлял.
– А у вас в те времена какая была машина?
– У меня? – переспросил Стейнар. – Вы все еще считаете, что его укокошил я? У меня машины не было. Иногда я приезжал домой на фургончике. Но кроме него я вообще никаких машин не водил.
– Я ничего не считаю, я просто спрашиваю.
– Мне не понравилось, что вы использовали мое показание, чтоб приставать к человеку, – усталым голосом произнес Стейнар. – Я так и знал: не надо было с вами вообще разговаривать. Никогда. А эта баба проклятая взяла и позвонила! Ну и сволочь она после этого.
– Не надо ее так обзывать, мы бы и сами вас нашли, – сказал Конрауд.
– Сомневаюсь, – фыркнул Стейнар. – Сильно сомневаюсь.
Они замолчали. Конрауд чувствовал, что у Стейнара осталось что-то невысказанное. Сотрудник дома престарелых в коридоре говорил, что Стейнара никто не навещает, что он все время сидит у себя и не общается с другими жильцами. А в последние недели и дни его здоровье сильно ослабло, и неясно, сколько он еще протянет.
– А этот Ле… Лео все еще работает в полиции? – спросил Стейнар после долгой паузы.
– Да, работает. А почему вы спрашиваете?
Стейнар почесал белую щетину на подбородке. Щеки у него были впалыми, сам он дряблым.
– А не знаю. Насчет этой бабы… не знаю, зачем я вообще про нее так сказал. Наверно, хватит уже врать.
– О чем вы?
– Лео вам не рассказывал?
– О чем?
– О том, как он со мной поступил.
– Что вы имеете в виду? Как он с вами поступил?
– Да ничего там не было. Ничего. Проехали.
– Так что там было?
– Да ничего, – повторил Стейнар, положив руку себе на грудь. – Ровным счетом ничего. Я устал. Мне прилечь надо.
– Стейнар…?
– Я попрошу вас уйти, – сказал Стейнар. – Я так не могу. Я больше не вынесу. Пожалуйста, оставьте меня в покое.
Конрауд помог ему улечься в кровать и затем распрощался с ним. Уходя из дома престарелых, он сообщил, что старик жалуется на усталость, и ему пообещали хорошенько присмотреть за ним.
18
На следующий день Конрауду позвонила Хердис. Она хотела встретиться с ним и спросить, придет ли он к ней на работу, а работала она продавщицей в одном из филиалов сетевого супермаркета «Крона». Конрауд решил, раз уж он все равно едет в магазин, заодно купить там молока, хлеба, кофе и других необходимых продуктов. Хердис, стоявшая на кассе, заметила его издалека, отпросилась с места и подошла к нему. Это было в середине дня, и покупателей в огромном магазине было мало.
– А эта Марта, из полиции, очень даже ничего, – сказала она, здороваясь с ним за руку.
– Да, она хорошая, – ответил Конрауд. – Вы с ней уже поговорили? Где у вас в этом ангаре стоят оливки?
– Пойдемте, покажу, – предложила Хердис, и он пошел за нею следом. – По-моему, она не была от этого в восторге.
– Нет, для того, чтоб переварить такие вещи, Марте нужно время.
Они вошли в длинный проход с итальянскими продуктами: макаронами, консервированными помидорами и соусами, – и Хердис показала ему оливки. Он выбрал себе банку больших зеленых и положил в корзину, которую прихватил по дороге.
– А еще мне нужна овсяная крупа, – сказал он. – Я не знаю, где у вас что стоит, я здесь в первый раз.
– Я хотела вам рассказать, – начала Хердис, снова трогаясь с места, – я здесь в магазине встретила одного приятеля Вилли, мы разговорились. Оказывается, Вилли ему рассказал про этот эпизод, у цистерн, и он вспомнил, что сам как-то раз был там примерно в то же время и видел возле этих цистерн большой джип-внедорожник.
– Внедорожник?
– Да. Он это особенно подчеркнул. Не простой джип, а с более мощными колесами, и сам крупнее обычных джипов. Вилли ему сказал, что это, наверно, тот же джип, который видел он.
– И это было примерно в те же дни?
 
– Этот друг Вилли видел тот джип немного раньше. Он точно знает, потому что он участвовал в матче юниоров на футбольном поле «Валюра», а потом они с друзьями пошли к цистернам. Он помнил, что это был за матч, и где-то посмотрел, когда именно его играли. Это было в начале февраля.
– Этот джип был таким запоминающимся?
– Да. Тот приятель снова начал об этом думать, когда Сигюрвина нашли на леднике. На внедорожнике заехать на Лаунгйёкютль легко.
Конрауд положил овсяную крупу в корзину.
– Хорошо, наверно, я с этим человеком поговорю, – ответил он. – Я просто интересуюсь этим делом. Оно меня так и не отпускает, и я встречаюсь с людьми, собираю информацию, и говорю, что меня послали вы. Я хотел бы поставить вас в известность об этом. Не возражаете?
Хердис взглянула на него.
– Что я послала?
– Я говорю, что ищу для вас ответ на вопрос, что же такое увидел Вилли. Такой вот предлог я использую.
– А я вас просила найти того, кто сбил Вилли. Разве это не более удачный предлог?
Конрауд сидел у себя на кухне поздним вечером, когда район окутала тишина, и жильцы отправились спать. Несмотря на поздний час, он открыл бутылку, которую подарил ему Хугоу, и понадеялся, что после бокала-другого ему удастся заснуть. А впрочем, какая разница! Все равно режим дня у него сбился.
Над кухонным столом горела лампочка, а в остальном в доме царила темнота, а Конрауд курил сигариллу и снова и снова возвращался мыслями к разговору с Хьяльталином в тюрьме.
– Это из-за него? – спросил тогда Хьяльталин и захотел дальше говорить об отце Конрауда.
– Что? – переспросил Конрауд. – Что – из-за него?
– Это из-за него ты пошел в полицию?
– Ума не приложу, к чему ты клонишь – как, впрочем, и всегда.
– Точно?
– Да, точно, – ответил Конрауд. – Я сюда не для того пришел, чтоб разговаривать с тобой о моем отце. Тебя он не касается. Вот ничуть. И никогда не касался.
– Значит, ты не пытаешься как-то улучшить впечатление от его поведения?
Конрауд не стал отвечать ему.
– Разве дело не в этом, Конрауд? Ты пытаешься быть лучше, чем он? Разве ты не из-за этого пошел в полицию? Разве не из-за этого ты сейчас – просто лёгга-неудачник?!
– Да иди ты…!
– Наверно, ты на него чем-то похож, ведь он – часть тебя. А в чем именно? Чем вы похожи? Ты унаследовал что-то от той мерзостности? Которая была у твоего папаши?
Конрауд прихлебывал вино – и тут зазвонил телефон. Звонили из дома престарелых, в котором жил старик Стейнар. Его увезли в больницу с сердечным приступом, и он требовал, чтоб ему дали поговорить с Конраудом.
19
Стейнара нашли лежащим в коридоре дома престарелых и срочно доставили в Центральную больницу. Он почувствовал сильную боль в груди, собрался позвать на помощь, но упал. Его обнаружил сотрудник, сообщил о случившемся, и сейчас Стейнар был в реанимации. Он просил лишь об одном: о встрече с Конраудом, – но самому Конрауду сказали, что ему будет разрешено находиться у пациента лишь недолго. Было неясно, переживет ли старик эту ночь.
Когда Стейнар открыл глаза, Конрауд уже некоторое время стоял над ним. Старик узнал его не сразу. Его лицо озарилось слабой полуулыбкой, а потом глаза снова закрылись.
– Не хочу уносить это с собой в могилу, – еле слышно проговорил Стейнар.
– Что?
– Этого Хьяльталина, к счастью, так и не осудили, а сейчас он, болезный, и вовсе помер, так что… А тут еще этот труп на леднике нашли… Я об этом думал с тех самых пор, как увидел репортаж по телевизору.
– О чем думал? О чем вы говорите?
Стейнар открыл глаза и посмотрел на Конрауда.
– С этим Лео раньше были шутки плохи. Когда ему в былые времена надо было кого-то за решетку законопатить… садист проклятый! Ему руки распустить было раз плюнуть. Однажды он меня так пнул – я потом несколько дней ходить почти не мог. В унитаз меня головой окунал. Хотя, наверно, вы про все это и так знаете. Наверное, вы и сами были не лучше.