Звериная любовь (СИ)

«От одного озабоченного к другому», — добавил масла в огонь говорливый рассудок.
Нет. Нужно было защитить девушку иначе.
— Значит, так… ты останешься здесь, пока я не придумаю, как тебя освободить от их опеки. К Выстроцким ты не вернешься.
— Зачем вам это?
Закономерный вопрос.
— Я ненавижу насилие, — честно признался в ответ. — И не допущу его. Здесь ты в безопасности.
Ярослава порывисто выдохнула и прошептала севшим враз голосом:
— Спасибо.
Я улыбнулся, разглядывая подрагивающие губы. Я чувствовала всем нутром, что ее отпустило, она вся будто расслабилась, выпуская страх наружу — пусть разлетится перепуганными воронами.
— Не за что. Это долг любого разумного существа. А теперь ложись спать. Степка рано приедет. Высыпайся.
На этих словах я вышел, оставляя дверь приоткрытой.
  
Глава 3. Ярослава
 
Я села на кровать и провела рукой по мягкому покрывалу из искусственного меха. В моей комнате не было ни одной дорогой вещи — мои опекуны не видели смысла радовать меня никакими вещами. Действительно, зачем слепой девушке уютное и мягкое покрывало на кровать?!
Я хотела рассмеяться, но вместо этого из горла вырвался всхлип, а глаза намокли от слез. Как же мне сейчас хотелось узнать какого цвета это покрывало! Какие оттенки в этом доме? Каким взглядом смотрел на меня хозяин этого дома?
В нем была жалость?
Конечно, жалость. Кто теперь посмотрит на меня с желанием... Или с любовью....
Я вытерла слезы и упала на покрывало, проведя пальцами по меху, наслаждаясь ощущениями — кожу будто нежно ласкали. Я развернулась и уткнулась лицом в покрывало, вдыхая приятный аромат луговых трав. В этом доме пахло совсем иначе, чем в нашем. В ароматы луга примешивался едва уловимый запах прогретого на солнце дерева и совершенно незнакомый аромат. Аромат хозяина дома.
Я вдохнула глубже и почувствовала спокойствие, которого не ощущала уже слишком давно. Хотелось завернуться в эти ароматы, раствориться в них и никуда не уходить ни из этой комнаты, ни из этого дома. И впервые мои глаза стали слипаться от усталости — хотелось спать. Я залезла под покрывало и стянула джинсы, а потом и толстовку. Укрылась по самые ушки и крепко заснула, так, как никогда не спала в своей комнате.
И что самое странное — меня совершенно не беспокоило то, что похоже люди, живущие на Волчьей улице не совсем и люди.
***
Степан и правда прибыл рано к завтраку. Огласил весь дом громким воплем и ворвался в мою, вернее, гостевую комнату, резко замерев около меня. Я успела натянуть джинсы, но вот толстовку — нет, так и осталась в черной простой майке.
— Вау! Какая красавица! — в лоб выпалил Степа и заржал, а я поняла, что глубоко заблуждалась по поводу развития десятилетних. Голос у мальчишки был звонкий, но я так и представила, какая шкодная у того мордаха. — Значит, вот почему Черный меня в «тюрьму» отправил. Чтобы вы тут шпили-вили...
Договорить ему не дал звонкий подзатыльник.
— Степан, а ну марш в ванную мыться. Потом придешь завтракать и познакомишься культурно со своим репетитором.
Мальчишка по-волчьи завыл, но послушно ушел — я услышала громкий стук двери в ванную, которая была совсем рядом с выделенной мне комнатой.
Ониксим отвел меня на кухню, галантно положив мою руку на свою. И там я помогла приготовить завтрак, смешивая омлет, аккуратно собирая бутерброды. Делала я это проворно и умело, привычными будничными жестами. Голод очень быстро заставляет адаптироваться, а мои опекуны (не хочу называть их родней) создавали видимость заботы только для моего адвоката, да соц.служб, которых он тайно отправлял к нам на проверки. Вот поэтому бутерброды я научилась собирать очень быстро.
Вскоре вернулся и маленький ураган. Сел с явным показным смирением, лишь чавканье доносилось с другого края стола.
— Степ, ты опозорить меня хочешь? — рыкнул на него недовольно Ониксим.
— Извините, — пристыженно ответил мальчишка и продолжил кушать без чавканья и посторонних звуков.
Когда хозяин дома налил всем чай, Степа решился задать вертящийся на языке вопрос:
— А почему мой репетитор в очках? Она что, слепая?
— Слепая, — ответила я и улыбнулась. Это раньше мне было страшно произнести это слово, что перечеркнуло всю мою жизнь. А сейчас... сейчас я уже привыкла. — Меня Ярослава зовут, а тебя?
— Степан. А как же ты меня проверять будешь?
Тут уже вмешался в разговор хозяин дома. Голос у него был низкий, с рычащими нотами, но все равно очень приятный:
— Яра с нами поживет. Будете друг за другом присматривать, пока меня нет. Справишься?
Степа только прыснул со смеху:
— Мне же не три годика, я уже взрослый.
— Взрослый он... — проворчал Оникисим. — Чтобы взрослым стать, надо Поступок совершить. А ты пока умеешь только одежду рвать, да котов пугать второй формой.
— Ничего я не рву, оно само, — обиженно промямлил Степка и вылез из-за стола. — И нечего мне волосы поправлять своей лапищей, я и сам могу причесаться. — Последнее он явно говорил для меня, чтобы я понимала, что они делают, когда я не слышу звуков. Значит, мальчик на самом деле добрый и заботливый, а вредничает только из упрямства перед своим опекуном.
Как же хорошо, что у Степы был такой зрелый и умный опекун. Почти отец.
— Угу, — немного устало подтвердил Оникисм и обратился ко мне: — Я в пять уже вернусь. Степан, ты ни шагу из дома. Занимаешься литературой.
— А что будет делать Ярослава? — проныл ребенок.
— Следить за тобой, — ответил грозно хозяин дома.
Когда машина Ониксима выехала за ворота, Степа подошел ко мне, взял за руку и тяжело вздохнул:
— Пошли в мою комнату, что ли. Будешь за мной «следить».
Я улыбнулась и сжала его руку в ответ, чтобы Степа отвел меня в свою комнату. 
Там он меня усадил в удобное кресло, в котором оказалась книга, на которую я благополучно села, и почти сразу подскочила, чтобы достать предмет. Степа извинился, заметался по комнате, явно прибирая оставленные на полу вещи, а потом плюхнулся рядом со мной на кровать.
Он долго молчал, а я ощущала, как он меня разглядывает. Обычно я ужасно не любила, когда на меня так откровенно пялятся, но мальчик раздражения не вызывал.
— Могу повернуться в профиль, — пошутила я.
— Не надо, — буркнул он как-то виновато, но в голос все-таки добавил веселости, — я уже насмотрелся. Так ты, значит, зазноба нашего Черного. И давно вы вместе? Собака твоя вон как уже привыкла к нему.
— Ой, — вырвалось у меня, когда я осознала, что совершенно забыла о собственном псе со всеми этими событиями. Балбеска! — Где Джой? Он внизу? Я же его не покормила! — затараторила я, но Степа уверенно меня остановил, положив свою ладошку на мою руку.
— Успокойся, женщина. Черный его уже покормил и выгулял. Отдыхает твой Джой около дома на террасе.
Я вдруг поняла, что Степа Ониксима только Черным называет. Не по имени. Может у них нельзя по имени? А зачем он тогда мне представился?
— Спасибо, — прошептала я, и не дав мальчишке вставить и слова, сразу же спросила: — А почему ты его не по имени зовешь?
Степа явно завис, потому что долго ничего не говорил, а потом его, как прорвало:
— Да он же Черный! Кто его в своем уме по имени станет называть. И шкура у него такая же черная. И вообще он же правая рука нашего вожака, настоящий Цербер, судья над всеми. Кто правила нарушит, тому голову отгрызет. Ха, по имени его звать... Так нельзя же. Вот Пара может. Да, Пара вообще все почти может. Даже поругать. И ничего Зверь ей не сделает. Вот так-то! Так что только ты его Ониксимом и можешь звать.