15 лет и 5 минут нового года (СИ)
— Нет, не разденешься, — протянул он нагло, — а раздену…
Да-да, разденешь… Ну чего врать-то, когда уже раздел… Пусть ничего и не сказал еще про мой натуральный цвет. Наверное, не заметил, проверяя насколько глубоки заросли и много ли сил потребуется, чтобы врубится в самую чащу… Попадёт в болота и его засосёт, это точно… Я так чувствовала, я так его хотела… И, как дурочка, боялась, что он возьмет еще и передумает…
Дурочка, разве он мог передумать… Разве он мог уже чем-то думать… Вся кровь была уже там, между ног… Но я смотрела ему между глаз. И взгляд мой был настолько напряженным, что мог оставить на его переносице дымящуюся метку.
Поцелуй повторился, он был также глубок, как и тот, который сцепил нас еще при полном параде. Впрочем, в одежде была только я… Его руки, довольно грубо сорвавшие с меня джинсы, вдруг вспомнили, что в природе межполовых отношений существует нежность. Или научились у моих — я искала родинки на его спине и не находила, а то, что искал он, было на виду, по стойке смирно — с каждой секундой ещё тверже, с каждым прикосновением его губ, ещё длиннее…
А на голове у него и волос нет, чтобы подтащить губы ко рту. Пусть хотя бы вспомнит, что кроме груди есть шея, а выше — уши, глаза и даже волосы, много-много волос! Во мне ещё столько всего хорошего, а он застрял чуть ниже моего вздернутого подбородка, хотя медом намазано ниже. Ждет, что ли, когда весь вытечет… Но его полные соты, год копила. Берегла… Оказалось, что для тебя. А думала, что это несбыточные мечты… Мечтать, выходит, не вредно, совсем не вредно, а очень даже пользительно, как говорят в сказках… Для детей и взрослых.
Я выгибалась ему навстречу. Настойчиво искала встречу с ним, но когда наконец наши самые горячие точки соприкоснулись, от неожиданности ожидаемого момента я вскрикнула. Игорь замер.
— Малина? Ты…
Я мгновенно сообразила, о чем он подумал… И затрясла головой. Нет, опоздал… На целых два года.
— Извини… У меня просто год никого не было. Говорят, так бывает…
Он не двинулся дальше — и вся жизнь для меня застыла, точно в стоп-кадре. Актеры в немом кино говорили глазами. Что Игорь Знаменев читал в тот момент в моих, я боялась спросить. Но он заговорил сам… Без наводящих вопросов.
— Что бывает, Малина? То, что не было парня год? — не понял он. — У такой классной девчонки? Ну, в мире много чего странного происходит, порой необъяснимого…
Я бы тебе объяснила, так ты не поймёшь… Или возгордишься еще. Один гордился, хватит с меня этой беспочвенной мужской гордости… Ваше достоинство должно быть в другом, а не в том, чтобы побывать своим достоинством между ног первым… Или у половины города…
— Что немного тесно… — сказала вместо «больно».
— Да я бы не сказал.
Так не говори, а делай! И он сделал — пришлось даже зажмуриться от близости его глаз. Тогда он вспомнил про глаза — нашел губами веки и смешал с соленой водой сладость поцелуя.
— У тебя там тепло и хорошо. Ещё бы без резинки тебя почувствовать…
— Нет!
Теперь я замерла, и сжала его так сильно, что охать пришлось уже ему.
— Не бойся, дуреха, — его влажная ладонь опустилась мне на губы, но закрыла еще и нос, а я и так уже с трудом дышала. — Я помню про твою сестру… Хотя и не против снять резинку с чистой девчонкой…
— Не надо.
— Не буду. Не переживай. Со мной ты можешь ни о чем не переживать. Я не собираюсь тиражировать несчастных детей…
Он снова целовал меня в губы, снова безжалостно, и я отвечала ему тем же, но чуть ниже губ и ниже пупка. Он вздрагивал, но не давал мне свободы. Лишь на одну секунду оставил меня…
— Малина, тебе плохо со мной? Куда ты так спешишь?
— Боюсь не успеть за тобой, — выдохнула я горячо ему в подбородок и сжала его губами.
— Меня учили пропускать девушек вперёд.
Он втянул живот ровно настолько, чтобы его рука сумела проскользнуть между нашими телами туда, где они вновь соединились. Мне казалось навсегда…
Мне хотелось, чтобы так было всегда. Чтобы шаря по подушкам, я всегда находила его голову. Он нашёл мою, провёл свободной ладонью по лбу, убирая упавшие на лицо волосы.
— Как ты с ними живешь, не понимаю. Как ты с ними целуешься?
В ответ я поймала его губы, но пришлось тут же отпустить, чтобы убрать с собственного языка рыжие нити.
— Практика…
— Понял, кто виноват. Исправлюсь.
И он кинул меня лицом в подушку. Я хотела приподняться, но ноги не слушались. Запутались в его ногах и находили лишь его пальцы. Руки тоже сжали свои визави. Игорь заставил меня выгнуться сильнее, чем на дурацкой ритмике в школе. Или репетировал со мной сцену из «Титаника»: был мачтой, а я парусом, но никакого свежего бриза не было и в помине. На лбу испарина, в носу жар собственного дыхания, который я успела собрать в заломах подушки.
— Игорь…
Он не говорит с затылком — он же воспитанный! Он развернул меня к себе, но раньше чем я смогла открыть рот, снова вернулся в меня с неменьшим напором, чем в самый первый раз.
— Потом, все претензии потом…
Он накрыл мой рот поцелуем. Я вцепилась ему в плечи. Претензии… В книгу жалоб и предложений могу написать лишь вопрос… Когда вы свободны, когда я смогу предложить вам себя еще раз?
— Ещё разок?
Это была его идея, не моя. Я не отпустила его еще и после первого.
— После чая, идет?
Я отвернулась и перекатилась головой на подушку, которая оказалась после всех наших игр аж на середине матраса.
— С тортом… — добавила, немного взволнованная его молчанием.
— Со сливками и клубникой. Шучу, — он чмокнул меня в подбородок и оставил на секунду одну.
18. "Лучший мой подарочек — это…"
Я лежала на кровати и думала про стрелку на колготках. Нет, не про ту, которую мне предстояло зашить, а ту, которую я получила у него на глазах четыре года назад. Мог ли он подумать, покупая мне колготки, что снимет их с меня только через четыре года.
Да он вообще не думал, что будет с тобой спать. Он просто тебя пожалел. Тогда и сейчас…
Ага, и свои силы пожалел — на заваривание чая.
— Потом чай, ладно. После клубники со сливками…
Игорь улыбался, сидел на краю кровати и снова пожирал меня взглядом, теперь уже полностью голую, а потом подхватил прядь волос и кинул мне на лицо.
— Спасибо, рыжая! Это было классно. Где ты шлялась год? Чего не позвонила? Не пришла?
Я молчала. Он теперь тоже. Молча провёл по груди вниз, вдавил мне пупок, точно кнопку заводной игрушки. Но чтобы я снова завелась с полпинка, тронул мои завитки.
— Я думал, что ты крашенная…
Да, думал… Ни о чем ты не думал. И не думаешь, а я постоянно — о тебе, только о тебе.
Как ты там, в соплях не утонул? Или уже положил себе живую грелку под бок?
Я стиснула в руках телефон. Позвонить? Обойдётся.
Я тебе ничего не обещал… Так и я не обещала беспокоиться о тебе. Только в радости вместе. В горе — каждый сам по себе.
Был наш первый раз романтичным? С натяжкой… Если только с учётом того, что мой реальный за два года до этого был совсем уж никакушным. Ну и про подарок от бабы Веры не стоит забывать. Одевшись, Игорь наконец его вручил, но запретил открывать.
— Дома посмотришь. Если не понравится, молча выброси. Мне сообщать об этом не надо. Не хочу лишних напоминаний о бабушке. Договорились?
Я кивнула, хотя пока не понимала, что Игорь от меня хочет.
— Просто отнеси в ломбард и купи себе, что захочешь.
— Что там?
— Серьги, кулон… Кольцо, бусы… Жемчужные… — он не улыбался. — Я не открывал. Просто знаю. Она тебе их на день рождения приготовила.
— Зачем? — проговорила я мертвым голосом.
— А зачем на день рождения подарки дарят? Что тебе подарить?
— Ты уже подарил…
Я тряхнула обтянутой бархатом шкатулкой.
— Это бабушка подарила… И это на восемнадцать было. Меня твой настоящий юбилей сейчас больше волнует. Что тебе подарить?