Когда плачут драконы (СИ)

Кедде выдохнул, кивнул, не зная, что делать с забравшейся в грудь радостью. Пусть кретин, но если парни... Если они не возненавидели его так, что готовы жизнями своими рискнуть, лишь бы с ним не связываться...
Может быть...
Кедде подхватил дорожный мешок и рванул к Оре.
 Глава двадцать шестая: Ожидание 
Кеоле казалось, что она близка к безумию. Все сроки вышли, а синий дракон над приармелонским лесом так и не появился. Кеола всегда встречала его, прячась в тени городских стен, и дышать спокойно начинала лишь с его возвращением.
А сегодня сердце и так стучало слишком сильно. Плохое предчувствие весь день не давало покоя. Кеола не слишком доверяла себе, но Нетелл и Джемма изо дня в день нагнетали, говоря о возрасте Кедде и опасаясь, что не сегодня-завтра драконья ненависть возьмет над ним верх, потому Кеола сегодня с самого отлета была как на иголках. То уверяла себя, что Кедде — сильный, что он сможет с собой справиться, тем более ради такого дела, как спасение невинной жизни. То спускалась на землю, вспоминая, как он вел себя в последнее время, и со страхом узнавая в его повадках именно эту непреодолимую заразу.
Кеола не однажды была свидетельницей того, что способна сделать ненависть со взрослым ящером. Когда видела пылающие деревни на пути драконьей стаи к Долине, когда замечала, как та или иная гигантская тень вдруг отделялась от других и пропадала за горизонтом, а дальше слышался только драконий рев и очень редкий свист человеческих орудий.
Не все они возвращались потом обратно: кто-то оставлял свои жизни на поле боя, и Кеола никак не могла понять, для чего родичи вообще затевают эти схватки. Она, например, спокойно летела мимо людских поселений, с легким презрением и чувствительным превосходством наблюдая за мечущимися в ужасе двуногими, но ей даже в голову не приходило на них напасть. Они не могли причинить ей вреда, а Кеоле была совершенно чужда бездумная жестокость.
Даже потом, в плену, когда жизни было не жалко за возможность добраться до глоток хозяев, ей и в голову не приходило наброситься на слабого и беззащитного. И гибель целых городов вовсе не казалась соразмерной платой за драконьи мучения. Око за око, особенно в честной схватке — вот что могло принести удовлетворение и почет. Но бой ящера с людьми почти никогда не был честным, и жертвы с драконьей стороны не шли ни в какое сравнение с тем, сколько теряло человеческое племя.
Еще будучи ребенком, Кеола пыталась узнать причину подобной кровожадности у родителей, но те только рассердились на нее за жалость к двуногим. Отец и вовсе бушевал так, что Кеола зареклась поднимать эту тему еще хоть когда-нибудь, однако любопытство оказалось сильнее. И ублажить его смогла лишь бабка Гудлейв, рассказав совершенно невероятные вещи.
Ни один взрослый дракон не способен был избежать ненависти, потому что она являлась составной частью того пламени, что он выдыхал. Раньше огонь принадлежал богам, и лишь они могли решать, с кем и когда им делиться. Они способны были противостоять и ненависти, которую он нес. Каким образом огонь попал к драконам, бабка не знала, но управлять такой злобой бывшим людям оказалось не по силам.
Драконьи детеныши рождались без этой заразы. Но чем дольше они носили в себе огонь, тем сильнее подчиняла их себе ненависть. И однажды брала верх.
И тогда все люди начинали казаться врагами, и чудилось, что не будет дракону покоя, пока не уничтожит он вражеское племя подчистую. И противиться этому было невозможно.
Кеола до сих пор не знала, стоило ли верить россказням выжившей из ума старухи, но намертво запомнила ее последнюю фразу. И теперь особенно ясно понимала, как бабка Гудлейв была права.
Кедде не вернулся...
Нетелл придумала хитрость, чтобы хоть как-то оттянуть момент неизбежной беды, но Кедде на нее не попался. Улетел вместе с Вилхе и Хедином на очередное задание и оставил Кеолу заходиться в ужасе и отвращении к собственной беспомощности.
Ах, если б она только могла обратиться в дракона!..
 
Грудью бы встала у него на пути, а не пустила никуда! Пусть бы на ее совести оказалась гибель безвестного сородича, но только не Кедде! Если он не совладает с собой...
Кеола ни разу не просила богов о помощи. Ни в горах, когда теряла последние силы и была на волосок от гибели. Ни в плену, когда после попытки оборота от боли не могла даже вздохнуть. Ни недавно, когда ее одолевала болезнь и не было, казалось, совсем никакой надежды. Она не умела хлопотать за себя и не желала унижаться даже перед Создателями.
Но сегодня речь шла не о ней, а ради Кедде Кеола была способна на что угодно. Даже отринуть замшелый страх перед оборотом и попытаться вновь обрести себя. Чтобы полететь следом, перехватить, убедить, увести, если потребуется!
Но раз за разом билась о глухую стену.
Словно отняли у нее вторую ипостась. Заперли половинку души, а ключ выбросили за ненадобностью. Даже боли уже не было, только пустота и беспомощное человеческое тело вместо желанных крыльев. Вот тогда-то и взмолилась Кеола о защите для Кедде, напоминая, как много хорошего он сделал, и предлагая свою жизнь взамен его.
Вряд ли, правда, боги ее услышали, да Кеола не слишком на них и надеялась. Просто так оставалась хоть какая-то надежда, что не успеет стемнеть, а над лесом покажется знакомый силуэт лазурно-синего дракона, спасшего еще одного несчастного сородича и возвращающегося домой с победой не только над его хозяевами, но и над самим собой.
Но солнце село, а горизонт был девственно чист, и Кеолу накрыло паникой.
Да, она уговаривала себя подождать. Вспоминала, что с Харде ребята тоже вернулись глубоко за полночь. Убеждала, что Вилхе и Хедин способны помочь другу в случае неприятностей и не бросят Кедде в беде, даже если эта беда будет исходить от него, — ничего не помогало!
Кеола смотрела в черное небо и, не справляясь с дрожью, снова и снова то молила, то требовала сохранить Кедде жизнь. Обещала попросить у него прощения за все свои резкие слова и никогда больше не говорить подобного. Шептала еле слышно: «Люблю... Люблю...» — и только крепче сжимала березовый ствол — единственную свою опору в самой одинокой и самой страшной ночи.
Никогда еще время не тянулось так медленно. Минуты прижимали к земле неподъемным грузом, часы нависали над головой свинцовыми тучами, грозящими с первыми лучами солнца раздавить Кеолу, не оставив от ее сердца даже праха. Она загадывала одно и то же желание на каждую новую звезду, и те всякий раз обманывали ее ожидание.
Кеола никогда не нравилась Создателям.
Но разве это повод губить Кедде?!..
— Он лучше всех! — бормотала она. — Лучше всех, слышите?! Он счастья заслуживает! Он!..
Но небеса и не думали отзываться. Они знали, как наказать Кеолу за трусость и за гордыню. А теперь — и за отчаяние.
— Ненавижу!.. — выдохнула она, когда восток побледнел, встречая солнце, и надежда умерла, а в душе зашевелилась именно эта — ни с чем не спутываемая — драконья зараза. Она липкими щупальцами принялась обвивать остывшее сердце, и Кеола послушно позволяла ей это делать, понимая, что слишком хрупкое человеческое тело не сможет справиться со столь сильной ненавистью, и тогда...
Какая ей разница, что будет тогда? Пусть хоть весь мир рухнет, как рухнул он для Кеолы, и не останется ни света, ни опоры, ни единого чувства, кроме этой боли, вымораживающей последние связные мысли и увлекающей в свою бездну...
— Дура! — щеку обожгло так, что даже в мозгу прояснилось. Кеола тряхнула головой. Очертания снова приобрели четкость, и она увидела Джемму — запыхавшуюся, взъерошенную и разъяренную до крайности. Она сжимала одну руку другой, очевидно, чтобы не наградить старшую подругу еще одной пощечиной, и взгляд ее пылал, как у настоящего дракона. — Опять за старое взялась! Опять извести себя хочешь?! Что на этот раз?!
Кеола повела плечами и без сил сползла вниз.
— Ты вернулась, — прошептала она. — А они — нет...