Когда плачут драконы (СИ)

Однако влюбилась она совсем в другого парня. Неуверенного, бестолкового, не знающего, как выглядит наглость. Зато готового отдать последнее за одну Беатину улыбку. А то, что он ее поцеловать отказался...
Так наверняка же были у Одже весомые причины, о которых Беата предпочла не задумываться. Помнится, она и в прошлый раз сочла, что он посчитал ее толстой и потому не захотел с ней знаться. А на деле вон что оказалось.
Вероятно, задержись Одже на площади хоть на минуту, взгляни на Беату, сделай шаг к помосту, — и она забыла бы обиду. Бросилась ему на шею, заставила себя услышать и выдернула бы из читаемого во всей его позе отчаяния. Но Одже просто развернулся и ушел. И Беата не заставила себя побежать за ним. В конце концов, хоть небольшое наказание он заслуживал, чтобы в следующий раз ценил ее благоволение. Помается ночь, а поутру сам придет. А уж Беата его не пропустит.
Однако на следующее утро она все глаза проглядела, пытаясь заметить Одже возле своего дома. Знала, что внутрь зайти он не решится, но даже предположить не могла, что вовсе не явится. Или она действительно слишком сильно задела его своим поступком, или, напротив, ему было все равно? Может, Одже вовсе и не терял из-за нее головы? Может, тоже всего лишь выгодную дружбу искал, а как понял, что не выгорело...
Нет, глупости, разве тогда отказался бы он ее поцеловать? Женихом-то всяко выгоднее быть, и Беата даже сквозь новую обиду не могла это не понимать. Может, он решил заняться ее воспитанием? Вот это Одже любил, тут мало кто мог с ним поспорить. Вроде и не занудствовал, но всегда умудрялся такие чувства в Беате пробудить, что ей самой хотелось поступать правильно. Наверное, и сейчас взялся за старое. Дает Беате возможность поразмыслить над своим поступком и сделать верные выводы. А уж потом и заявится на готовенькое — несомненным победителем.
Такие мысли снова разозлили Беату, и следующие два дня она всеми силами гнала от себя воспоминания об Одже. В конце концов, если она нынче и начудила, то только с его подачи. Не отказался бы от ее поцелуя, вообще ничего не случилось бы. Вернее, случилось, но...
Совсем, совсем другое...
Как же Беата тосковала! Почти презирала себя за такую слабость, но, куда бы ни пошла, что бы ни делала, везде невольно искала Одже. То голос вдруг его слышался, то походка похожая чудилась, то фигура вдалеке мелькала — ну точь-в-точь Одже. Беата даже по привычке срывалась пару раз к нему, но, к счастью, вовремя себя останавливала. От такого-то он как пить дать зазнается. И так вон носа не кажет, а потом задерет его и устроит Беате развеселую жизнь. Нет уж, надо выдержать характер. Чтобы и самой к себе уважение не потерять, и Одже его внушить. Он дорожить ей должен, а не разбрасываться подарками. Нашелся тоже, блюститель нравственности! За собой пусть следит!
Однако на следующий день Беата была уже не столь уверена в своем терпении. Это Одже со своей неубиваемой силой воли умел ждать до посинения, а Беата предпочитала получать все и сразу. И проблемы решать на берегу, и недовольство высказывать тут же. И лишь с Одже почему-то отступила от этого правила. Кажется, слишком боялась показаться ему склочной фурией. И разочаровать.
Вот только вряд ли сейчас она разочаровала его меньше. Выставить себя при всех неразборчивой девицей, у которой один ветер в голове, — это надо было постараться. А для Одже ведь и важным могло быть ее целомудрие. Беата, на самом деле, ничего не знала о том, что у него на душе. Просто диктовала свои правила, а Одже с ними соглашался. Пока она не перегнула палку.
Но что же теперь делать? Пойти к Одже и прямо сказать, что была не права? Что он обидел ее своим отказом, а в гневе Беата не ведает, что творит? Что на самом деле никакой Хедин ей даром не нужен, а нужен один только Одже? Так нужен, что она не знает, что с этим делать, и постоянно все портит?
Да уж, хороша она будет с таким признанием, особенно если Одже его не оценит. Нет, надо было как-то вынудить именно его сделать первый шаг. В конце концов, это мужское дело — принимать решения. А женское — мягко подтолкнуть любимого к тому, что она хочет. Вон как у Беаты лихо получилось Дарре и Айлин свести. Неужели она о себе не позаботится? Неужели не придумает способа получить желаемое? С ее-то фантазией и решительностью?
 
Можно, например, сделать вид, что она подвернула ногу, торопясь на рынок, и аккурат возле городской тюрьмы. Одже тогда придется заносить ее к себе в каморку на руках и оказывать первую помощь. А уж там точно найдется повод разговориться.
Или сказать, что папа попросил узнать о здоровье заключенных и выслушать их жалобы. Одже тогда наверняка ее безопасностью озаботится и будет всюду сопровождать, ни на шаг от себя не отпуская.
Или…
Да что там голову ломать: на месте и определится. Так даже интереснее будет, и времени не останется на то, чтобы бояться неудачи.
Воспрянув духом, Беата тут же отправилась к городской тюрьме. Постучаться, правда, не рискнула, предпочтя дождаться, когда Одже появится сам, и уже потом разыграть свою роль. Замерла за углом соседнего дома и принялась придумывать — один другого лучше — планы по укрощению Одже. Улыбалась своим идеям, иногда отмахиваясь от совсем уж малоприличных мыслей, и замирала в предчувствии скорой встречи.
И не поверила самой себе, когда солнце начало клониться к закату, а Одже так ни разу и не вышел из своей караулки. Хандрил? Увлекся интересной книгой и забыл обо всем на свете? Пожалуй, Беату это совсем бы не удивило. Но тогда ее ожидание могло затянуться чересчур надолго. Нет уж, надо было принимать меры.
Однако заходить в тюрьму на ночь глядя воспитание Беате все-таки не позволило. Это она знала, что Одже ничего лишнего себе не позволит, а люди могли сочинить все, что угодно. Особенно после ее выступления на смотре войск. Поползут слухи, добавят отцу седых волос. Ладно: до завтра Беата как-нибудь дотерпит — в следующий раз умнее будет. И настойчивее.
Новое утро выдалось на загляденье: солнечное, теплое, самое подходящее для прогулки, и Беата особенно остро ощутила, как ей их не хватает. Поэтому на ходу сунула себе в рот вчерашнюю плюшку, захватила на всякий случай еще пару с собой и снова поспешила к городской тюрьме. Только притаилась на этот раз не у парадного входа, а пробралась огородами к черному: уж за водой-то Одже точно выйдет. А Беате стало жизненно необходимо его увидеть. В душе вдруг проснулось странное беспокойство. Беата не могла понять причину, но и избавиться от него ей было не под силу; и только Одже сумел бы его развеять. У него всегда это получалось: одной лишь улыбкой Одже умел внушить Беате, что все ее беды вовсе не так страшны, как ей казалось, потому что он всегда поддержит, заступится, возьмет на себя самое сложное. Что бы Беата ни думала о себе, а первый шаг как раз всегда делал Одже. Страшась, смущаясь, не надеясь на ее благосклонность, он все же рисковал снова и снова...
Беата вцепилась в забор, ограждающий задний двор тюрьмы. Оба виноваты — вместе и расхлебывать. Так чего же она здесь караулит, внутрь не идет? И так столько времени потеряла — зачем продлевать обоюдные мучения?
Беата решительно обогнула здание и не менее решительно толкнула входную дверь...
И оторопела оттого, что та не двинулась с места.
Одже никогда не запирался, радуясь любому гостю. Или Беата к ним отныне не относилась? Или он совсем... отвернулся от людей из-за ее предательства?
Беата вспомнила изменившееся до неузнаваемости лицо Одже после своих нежностей с Хедином и изо всех сил забарабанила в дверь. Внутри что-то тревожно замерло, однако раздавшиеся почти следом шаги позволили Беате выдохнуть. Отозвался — уже хорошо. Остальное будет зависеть только от Беаты.
Она нацепила на лицо вызывающую улыбку и приготовилась встретить изумленного ее появлением Одже парой острых фраз. Но за распахнутой дверью неожиданно оказался патлатый пацан — ровесник Беаты — с выражением полнейшего безразличия на лице.