Академия контролируемой магии (СИ)

— Недавно, — уклончиво ответила я, надеясь, что он не станет допытываться кто именно подарил, и оказалась права — ректор лишь усмехнулся и занял место за столом.
Конечно, вряд ли Ареку, который уже давно преподавал в академии стихийников, мои запоздалые признания хоть как-то навредят, но рисковать не хотелось.
Отвлекшись, я с опозданием ощутила на себе серьёзный и пристальный взгляд.
— Мне нужна ваша помощь, лиерра Грасс.
Глава 8
— Вам?! Моя помощь?
— Мне, — не стал отпираться Оллэйстар. — В одной из подвальных лабораторий находится артефакт с неизвестными свойствами. Вы поможете мне — расскажете обо всём, что видите, а я взамен не стану требовать от вас вернуть схему охранок и отмычки. — Пф. — И не поменяю алгоритм доступа в библиотеку. — А вот это уже угроза.
Потому что проректорские охранки пусть сильные, но, в целом, предсказуемые, а то, что наложит Оллэйстар… Судя по одному его книжному шкафчику, можно сказать, что фантазия у ректора богатая — так смешать всё подряд это надо постараться. А, значит, риск попасться возрастёт в десятки раз, и не стоило забывать о том, что теперь ректор в курсе моих специфических способностей…
И выходит, что Оллэйстар оказался не таким благородным, как представлялся? Спорный вопрос. С одной стороны мне оставили выбор, с другой его сегодняшнее нежелание меня отчислять вполне могло диктоваться моим даром. Который вдруг оказался полезным лично для ректора, и о наличие которого он мог догадаться после памятной встречи в библиотеке.
— Для меня будет честью помочь вам, ректор Оллэйстар.
Никогда не поздно сделать хорошую мину при плохой игре, жаль только, что с этим я переборщила и фраза приобрела издевательский оттенок. Но удивительно — ректор меня поддержал.
— Я буду безмерно вам благодарен, лиерра Грасс. — И, встав из-за стола, он подошёл к той самой двери, на которую я обратила внимание ещё днём. — Вы вряд ли хотите попасться на нарушении комендантского часа, тем более что теперь куратор Гронберг относится к вам несколько необъективно.
Оллэйстар коснулся раскрытой ладонью деревянного полотна, но ничего не произошло. Впрочем, его это не смутило и, открыв дверь, он жестом предложил мне зайти.
Ещё чего не хватало, ходить через непонятные ректорские двери!
— Бросьте, Аурелия! Вы не побоялись прийти ко мне в такой час, а пройти в обычную дверь опасаетесь?
Можно подумать насчёт прийти у меня был выбор!
Под откровенно ироничным взглядом я приблизилась к двери, но увидела лишь вязкую темноту по ту сторону, ещё больше убивающую желание переступать порог. Но ректор молчал, и, решившись, я быстро шагнула вперёд. Правда, перед этим закрыв глаза.
Хлопок закрывшейся двери особенно чётко дал понять, что стоять неизвестно где вслепую не самая лучшая идея. Вот только меньше всего я ожидала оказаться в одиночестве… своей родной, изученной до последней трещины, комнаты в общежитие.
А с утра, потирая сонные глаза, обнаружила на столе записку. Записку! На моём столе! В обвешанной охранками комнате! Остатки сна растворились с шипением особо кислотного зелья Арисы, и на сложенный лист обычной бумаги я смотрела, как на ядовитого детёныша болотной каирры*.
Выведенное аккуратным почерком моё имя не впечатлило. И то ли я не до конца проснулась, то ли просто мозг отшибло после вчерашнего вечера, но мне хватило ума осторожно стащить со стола карандаш и потыкать им в лист бумаги.
Карандашом! Потыкать!
Хотя для обнаружения проклятий на письмах существовало целое плетение Кронберга, которое я, как краснодипломная «канцелярская крыса», знала наизусть.
Тяжело вздохнув, я развернула послание, в котором ректор Оллэйстар приглашал меня сегодня в восемь вечера присоединиться к нему в лаборатории. Всего лишь! Интересно, а можно вернуться к вестникам? Они хотя бы указывают на отправителя…
Раздавшийся стук заставил вздохнуть тяжелее прежнего. Я становлюсь на редкость популярной.
Но в коридоре никого не оказалось. Только лежащие у моих ног семь белых роз, перевитые серебристой лентой. Резерв восстановился и, бросив плетение Кронберга на цветы, я убедилась, что опасности нет.
 
«Моя бессердечная роза, умоляю о снисхождении! P.s.: как я и говорил ни следа приворотных, моя недоверчивая аурика».
Фыркнув, я сожгла вложенную записку и подняла глаза. Откровенно завистливый взгляд рыженькой второкурсницы мгновенно решил судьбу букета.
— Нравится? — спросила я у неё и, не дождавшись ответа от растерявшейся девушки, бросила цветы ей. Искренне надеясь, что от такого счастья она их уронит, но нет. Не всё мне пирожки с мясом. — Забирай.
Закрыв дверь, я вернулась за стол, не оценив намёк боевика.
Древние рода, к одному из которых он принадлежал, помимо явных привилегий, накладывали свои обязательства и одно из них — заключение брака в храме рианов. Авор, Атер и Аитая — трио богов, рианов, которые и создали наш мир, а, сделав своё дело, удалились неизвестно куда. Хотя лучше бы последили за потомками, которые к моему веку разожгли пламя ненависти между обычными магами, как я, и стихийниками. Тоже как я.
Но суть проблемы не в этом, а в том, что Шалинберг не сможет зарегистрировать брак в городской ратуше. Нет, ему, как представителю аристократии полагалось прийти в храм, преклонить колени и произнести формулу призыва. На свою бедовую голову.
Потому что браки, заключённые с благословления рианов, разорвать нельзя. Хуже того, несмываемые рисунки на запястьях супругов носили не только формальный характер. Со временем они подстраивали, меняли пару для лучшего понимания друг друга. И такие браки, хоть и по расчёту, считались едва ли не самыми счастливыми.
Женщин в таких союзах они называли алеурикия — золотоносная роза. Название дурацкое, особенно в искалеченном Шалинбергом варианте, но, видимо, наследники у них на вес золота, отсюда и происхождение. А традиционный Зимний бал вполне мог стать ступенью к этой самой золотоносной, потому и впихивали студентки в свои платья невпихуемое. И сидели на диете, почём зря.
Хотя, может, я одна понимала, что даже опальных императорских племянников скорее добьют, чем дадут жениться непонятно на ком.
Собственно, поэтому женская половина академия жаждала моей крови — своей идиотской выходкой Шалинберг продемонстрировал свою во мне заинтересованность. Причём демонстративно, в самом посещаемом месте академии! И вот вопрос, это он так мстил? Или самоутверждался?
Хотя для последнего поздновато — всё, что боевик мог вычудить, он вычудил курса так до пятого, сейчас лишь пользуясь получившейся репутацией. И именно из-за него вместо того, чтобы готовиться к занятиям я витала в своих мыслях, пытаясь найти решение, и не замечая, что рисую на листе бессмысленные схемы.
Так и не найдя выхода, я раздражённо отбросила карандаш и пошла на завтрак, даже не надеясь, что на меня снизойдёт озарение.
— Доброе утро, моя аурика, — пропел Рик, присаживаясь рядом со своим подносом.
— Ещё раз так меня назовёшь и снова станешь розовым и хвостатым, — пообещала я, потеряв аппетит от созерцания его физиономии.
— Понравились цветы? — Не стал обострять боевик, хотя куда уж больше!
Я и так с трудом сдерживалась, чувствуя, как на нас скрестились взгляды большей части студентов, находящихся в столовой.
— Они прекрасно смотрелись на фоне рыжей второкурсницы, которая их забрала.
Испортить ему настроение такой мелочью? Вряд ли.
— Ты жестока, моя белая роза! — пафосно заявил Шалинберг, и я в последний момент расцепила пальцы, намертво скрюченные для самого эффективного заклинания в моём арсенале.
Девицам с боевой магии понравилось.
— Признайся честно, — тяжело вздохнув, в попытке сохранить остатки спокойствие, — ты хочешь не дожить до выпуска?
— Признаюсь, — Рик наклонился ко мне, демонстрируя крайнюю степень откровенности, — я хочу представить тебя родителям, но подозреваю, что эта затея тебе не понравится.