Обезьянья лапка (сборник)
«Вы больше не услышите этих слов, сэр, — сказал он. — Не ложитесь спать сегодня. Взбодритесь, и мы сыграем в карты, а утром вы примете хорошую крепкую дозу ревеня. Не омрачайте одно из лучших плаваний, которые у нас когда-либо были, скупясь на грошовый ревень», — почти молил он.
«Мистер Сэлмон, — возразил разгневанный капитан, — я ни в коем случае не буду бросать вызов провидению, уж тем более таким образом. Я буду спать, как обычно, а что касается вашей болтовни, — говорит капитан, доводя себя до исступления, — черт возьми, сэр, да я… да я накачаю ревенем всю команду, от первого помощника до юнги, если замечу в ком-нибудь хоть малейшее неуважение».
Так Сэлмон, теряя голову от злости, спускается вниз, за ним следует капитан, а Макмиллан приходит в такое волнение, что даже заговаривает об этом со мной. Через полчаса на палубу снова прибегает капитан.
«Мистер Макмиллан, — кричит он, — держите курс на северо-запад до дальнейших распоряжений. Я опять слышал голос, и на сей раз у меня чуть не лопнули барабанные перепонки!»
Курс корабля изменили, старик, проверив его, опять ушел спать; почти сразу после того, как пробило восемь, пришла моя смена. Меня не было на палубе, когда поднялся первый помощник, но те, кто там находился, рассказывали потом, что он принял это очень спокойно. Он не проронил ни единого слова, только сел на корму и надул щеки.
Как только рассвело, капитан вышел на палубу с биноклем. Он приказал матросам взобраться на мачту и хорошенько осмотреться, а сам все утро был как на иголках.
«Сколько мы будем идти этим курсом, сэр?» — спросил Сэлмон около десяти часов утра.
«Я еще не решил, сэр», — с важностью ответил капитан; мне же показалось, что вид у него довольно-таки безумный.
В двенадцать часов дня первый помощник начал покашливать, и каждый раз, когда он покашливал, казалось, воздействовал на капитана, выводя его из себя все больше и больше. Макмиллан уже не казался таким взбудораженным, как прошлой ночью, и я видел, что капитан, судя по всему, искал малейшего предлога, чтобы вернуться к прежнему курсу.
«Какой у вас отвратительный, неприятный кашель, мистер Сэлмон», — заметил капитан, пристально глядя на помощника.
«Да, омерзительный, надоедливый кашель, сэр, — согласился тот. — Он меня очень беспокоит. Вся эта затея — как кость в горле», — добавил он.
Капитан сглотнул и ушел, но через минуту вернулся и сказал:
«Мистер Сэлмон, мне было бы очень жаль потерять такого ценного помощника, как вы, даже для того, чтобы оказать помощь другим. Ваш кашель мне совершенно не нравится, и, если вы действительно думаете, что он появился, потому что мы изменили курс, что ж, я прикажу повернуть назад».
— Ну, помощник любезно поблагодарил капитана, и тот как раз собирался дать соответствующее распоряжение, когда один из матросов с мачты внезапно закричал:
«Эй, на корабле! Маленькая лодка по левому борту!»
Капитан дернулся, как будто в него выстрелили, и побежал вверх по такелажу со своим биноклем. Он почти сразу спустился обратно к нам; лицо его горело от волнения и радости.
«Мистер Сэлмон, — объявил он, — вон маленькая лодка с рейковым парусом посреди Атлантического океана, с несчастным на борту. Что вы теперь думаете о моем предупреждении?»
Помощник поначалу ничего не ответил, принялся смотреть в бинокль, а когда закончил, каждому из нас стало ясно, что его уважение к капитану заметно возросло.
«Это чудо, сэр, — проговорил он, — я запомню его на всю жизнь. Надо думать, что вы были выбраны свыше для этого доброго дела».
Я никогда раньше не слышал, чтобы первый помощник так разговаривал, за исключением одного раза, когда он пьяный упал за борт и застрял в грязи Темзы. Он сказал тогда, что его спасло провидение, но так как в то время, согласно таблице, начался отлив, то, по-моему, провидение было ни при чем. Он волновался не меньше других, сам сел за штурвал и направил корабль к шлюпке, а когда она приблизилась, мы спустили свою шлюпку, погрузились в нее вместе со вторым помощником и еще тремя матросами и стали грести так, чтобы выйти навстречу терпящим бедствие.
«Не обращайте внимания на лодку, нечего с ней возиться, — крикнул нам вдогонку капитан, — спасайте людей!»
— Честно скажу, что Макмиллан прекрасно управлял лодкой, и мы двигались вдоль борта настолько ловко, насколько возможно. Двое из нас опустили весла и крепко ухватились за нее, а потом увидели, что это обычная лодка, частично покрытая палубой, в проеме которой виднеются голова и плечи мужчины, крепко спящего и издающего храп, похожий на громовые раскаты.
«Бедолага, — посетовал Макмиллан, поднимаясь на ноги, — посмотрите, как он истощен».
Он схватил мужчину за ворот куртки и пояс, так как был силачом, вытащил его и закинул в нашу лодку, которая подпрыгивала на волнах вверх-вниз и скрежетала о борт другой. Спасенный открыл глаза, как раз когда Макмиллан переваливался с ним через скамейку, и, издав рев, подобный бычьему, попытался запрыгнуть обратно в свою лодку.
«Держите его! — крикнул второй помощник. — Держите его крепче! Он помешался, несчастный».
Судя по тому, как он дрался и вопил, мы думали, что помощник прав. Это был невысокий крепкий парень, твердый, как железо; он кусался, пинался и ругался изо всех сил, пока наконец мы не подставили ему подножку и не повалили на дно лодки и держали его там, пока он не утихомирился.
«Все в порядке, дружище, — объявил второй помощник, — ты в хороших руках, ты спасен».
«Будь я проклят! — воскликнул мужчина. — Что за фокусы? Где моя лодка, а? Где моя лодка?!»
Ему удалось приподнять голову, и когда он увидел, что его лодка уже метрах в ста от нашей, то стиснул зубы и поклялся, что зарежет Макмиллана, если он не прикажет ее догнать.
«Мы не можем возиться с вашей лодкой, — говорит помощник, — и так уже натерпелись, спасая вас».
«Кто, черт возьми, просил вас меня спасать? — проревел мужчина. — Вы мне за это заплатите, жалкие подонки! Если в Америке есть какие-нибудь законы, вы с ними познакомитесь!»
К этому моменту мы добрались до корабля, у которого были убраны паруса, а капитан стоял у борта, глядя на незнакомца сверху вниз с широкой, доброй улыбкой, которая чуть не довела того до бешенства.
«Добро пожаловать на борт, горемычный вы мой», — проговорил капитан, протягивая руку, как только тот поднялся на борт.
«Вы зачинщик этого безобразия?» — свирепо спросил мужчина.
«Я вас не понимаю», — проговорил капитан с достоинством, вытягиваясь во весь рост.
«Вы послали своих людей утащить меня с моей лодки, пока я спал без задних ног? — проревел он. — Черт возьми! Вы вообще меня понимаете?»
«Разумеется, — говорит капитан, — разумеется, вы не хотели, чтобы вас бросили погибать на этом маленьком суденышке. У меня было сверхъестественное предупреждение специально следовать этим курсом, чтобы забрать вас, и вот ваша благодарность?»
«Слушайте меня сюда, — говорит тот. — Меня зовут капитан Наскетт, и я совершаю рекордное путешествие из Нью-Йорка в Ливерпуль на самой маленькой лодке, которая когда-либо пересекала Атлантику. А вы разрушаете все своим проклятым вмешательством. Если вы думаете, что я позволю вам похитить меня для того, чтобы сбылись ваши идиотские предсказания, то вы ошибаетесь. Я подам на вас в суд, вот что я сделаю. Похищение людей — наказуемое деяние».
«Тогда зачем вы сюда пришли?» — спрашивает капитан.
«Пришел! — хрипит капитан Наскетт. — Пришел! Какой-то парень подкрадывается ко мне с целой лодкой подметальщиков улиц, одетых как матросы, и хватает меня, пока я сплю, а вы спрашиваете меня, зачем я сюда пришел? Вот что, на всех парусах догоняйте мою лодку, возвращайте меня обратно, и я сочту, что мы квиты. В противном случае я предъявлю вам иск судебным порядком и в придачу сделаю посмешищем на обоих континентах».
Ну, чтобы извлечь максимальную пользу из неудачной сделки, капитан поплыл за проклятой лодчонкой, и Сэлмон, полагая, что мы уже потеряли слишком много времени, принялся бранить капитана Наскетта. Оба они за словом в карман не лезли, и тому, как они друг друга поносили, мог бы поучиться всякий моряк. Каждый, кто был на борту, подобрался так близко, как только хватало духу, чтобы послушать их; должен заметить, что у капитана Наскетта получалось куда лучше. С изрядным сарказмом он говорил, будто наш корабль оборудован только для того, чтобы подбирать людей после кораблекрушения, и одновременно заявлял, что мы потерпевшие крушение отбросы общества, которых он спас. Он болтал, что каждому с первого взгляда ясно, что мы не моряки, и предположил, что Сэлмон был мясником, которого вынесло в море, когда он греб в Маргейте, чтобы укрепить икры. Он натрындел еще много чего в этом роде, пока мы преследовали его жалкую посудину; восхищался тем, как она быстра, в то время как первый помощник отвечал на его замечания, и я уверен, что наш капитан рассердился даже больше, чем Сэлмон, когда мы наконец поймали ее и вернули владельцу. До самого последнего момента проявлял он свою неблагодарность, а потом вовсе подошел к капитану Брауну и посоветовал тому зажмуриться, трижды обернуться и поймать рыбью задницу.