До тебя (ЛП)

— Какая часть не дает тебе уснуть?
Он потянулся к бороде, расчесывая волосы.
— Тишина.
— Когда это произошло? — Я посмотрела ему в глаза.
Громкость ― это все, что я помнила. Смесь болезненных звуков, от которых мне до сих пор хотелось закрыть уши.
— В момент после крушения, когда самолет перестал двигаться. — Он наклонился вперед, скрестив руки на столе. — В тот момент, когда я узнал, что ты жива.
Я не знала, что сказать.
Я буквально потеряла дар речи.
Если бы мой разум действительно отправился туда, я не знала, что случилось бы с моим сердцем, поэтому избегала этого и спросила:
— Как ты летаешь? Потому что я не могу свыкнуться с этим.
— Я же говорил тебе, ты должна вернуться к своей жизни, к своей работе и оставаться занятой. Только так все станет лучше.
Я пыталась сделать все это.
Но о полетах не могло быть и речи.
Джаред оставался в том же положении, его пальцы касались его кружки, когда он спросил:
— Что тебя пугает?
Я много думала об этом, и я обсуждала это на терапии.
По крайней мере, раз в день я пыталась представить себя в аэропорту Кеннеди, пакетик «Твиззлерс» в сумочке, кофе в руке. Я представляла, как вхожу в самолет и устраиваюсь поудобнее в своем кресле.
В ту секунду, когда я садилась, начиналась паника, и я прекращала упражнение.
Каждый раз.
— Что это случится снова, ― призналась я.
— Не пережив этого во второй раз…
Я покачала головой сильнее, чем нужно.
— Я не хочу узнавать.
— Я собираюсь поднять тебя в воздух.
В груди затрепетало. Не так, как я испытывала, когда видела его. Это было то, что сжимало мое сердце и не отпускало.
— Мы полетим куда-нибудь поближе. Нантакет, Мартас-Виньярд, Сисайд-Хайтс ― что-нибудь из этого. Поужинаем и полетим обратно в город.
— На Мартас-Виньярд есть перуанский ресторан под названием Selva, — сказала я ему. — Один из лучших, где я когда-либо была. Их севиче ― это… — Я ждала, когда мой желудок заурчит, чтобы почувствовать пронзительную боль голода. Но ничего не было. — Это просто невероятно.
— Вот куда мы пойдем.
Я больше ничего не хотела.
Но вместо этого сказала:
— Я не могу.
— Не сейчас, но скоро ты это сделаешь.
Я задумалась, был ли сегодняшний день началом обратного отсчета или рейс восемьдесят восемь был последним самолетом, на котором я когда-либо была.
ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
ДЖАРЕД
Сидя напротив Билли в кафе, я наблюдал, как она борется со своими эмоциями. С тех пор, как она приехала, были и слезы, и молчание, и даже момент, когда я видел, как она боролась с улыбкой, которая в итоге так и не вышла. И все это время она была такой честной. Она не приукрашивала свои чувства и не пыталась их скрыть.
Ее откровенность поможет ей пройти через это; ей просто нужно больше времени, чтобы вылечиться.
— Я боюсь, что мы поднимемся в воздух, — сказала она, — и я полностью потеряю контроль, устроив сцену, чтобы пилот развернулся.
— Этого не произойдет.
— Откуда ты знаешь?
Я наклонился еще ближе, как можно ближе к столу, не двигая стулом.
— Потому что ты будешь со мной.
Я видел, как это поразило ее, а затем увидел, как она попыталась отмахнуться от этого.
Господи Иисусе.
Даже если это была правда, мне нужно было быть более осторожным с моими ответами.
— Моя работа требует, чтобы я летала каждую неделю, — сказала она. — Я не могу положить тебя в карман и вытаскивать каждый раз, когда чувствую, что у меня будет приступ паники.
В ее тоне не было сарказма. Вот как выглядел настоящий страх.
— Я хочу тебе кое-что сказать… — Я посмотрел мимо нее на стойку, где стояла Сью, а затем снова на девушку, чьи затравленные глаза были так похожи на мои. — Женщина, которая разносит кофе, два года назад потеряла сына от лейкемии. Ему было четыре года. — В ее выражении лица произошел сдвиг, и это было то, чего я добивался. — Женщина, которая работает на кухне ― сестра Сью. Около года назад ее муж избил ее до полусмерти. Она остается в подсобке, потому что ей нужно сделать еще несколько операций на лице, и она не хочет, чтобы кто-то это видел.
 
— Боже мой.
— Причина, по которой я говорю тебе это, заключается в том, что они выжили, когда думали, что не выживут. Я знаю, что это то, о чем ты каждый божий день спрашиваешь, справишься ли ты с этим, и я обещаю тебе, что ты справишься. Ты переживешь это, Билли.
Она повернула свою чашку по кругу, как будто это был бокал с вином.
— Почему ты хочешь помочь мне, Джаред?
Я выдержал ее взгляд и сказал:
— Потому что могу. — А затем отодвинул свой стул, зная, что, если я посмотрю на часы, они скажут мне, что пора идти. — Мне очень жаль, но мне нужно успеть на самолет.
Я видел, как Билли напряглась при упоминании об этом.
Я сделал последний глоток кофе, поставил его на стол и встал.
— Увидимся, когда я вернусь.
— Увидимся?
Я придвинулся к ее стулу и положил руку на ее плечо, на слабые синяки где-то под одеждой.
— Как еще я смогу посадить тебя на самолет? — Я ждал улыбки. Ее не было. — Останься, допей свой напиток. Я попрошу Сью прислать тыквенный кекс, она делает его лучше всех.
— Я только что поела, — прошептала она, — но спасибо.
Я вышел из кафе, зная, что это был первый раз, когда Билли солгала мне.
ТРИДЦАТЬ ПЯТЬ
ХАНИ
ЛЕТО 1985
В их трехмесячную годовщину Эндрю пригласил Хани на ужин.
Это был не тот случай, который они планировали отпраздновать. Хани даже не была уверена, что он вернется из больницы до закрытия ресторанов. Но когда он вошел в их парадную дверь около восьми вечера и заключил жену в объятия, они оба предложили поужинать в одно и то же время.
Они выбрали итальянский ресторан, который находился в квартале от их квартиры, и как только закончили десерт, Эндрю потянулся через стол и положил свою руку на ее.
— Я хочу поговорить с тобой кое о чем.
Хани чувствовала, что это произойдет. Это было чувство, которое она испытала в тот момент, когда он обнял ее после работы. Она задавалась вопросом, смог ли он почувствовать то же самое от нее, так как было что-то, что она тоже хотела обсудить с ним.
— Ты можешь рассказать мне все, что угодно, — сказала она, проведя большим пальцем по его запястью. — Ты это знаешь.
Эндрю не стал говорить об этом прямо. Вместо этого он несколько секунд пристально смотрел на нее, отчего ее лицо потеплело, а тело задрожало. И когда предвкушение нарастало в ней, он обронил:
— Дорогая, я готов стать отцом.
Тепло от ее щек струилось по шее и уходило в живот ― место, за которым она наблюдала с тех пор, как они поженились. Не потому, что там был ребенок, а потому, что ей хотелось, чтобы он там был.
— Эндрю, — прошептала она, чувствуя, как щекотка переходит на заднюю стенку ее рта, — я не хочу ничего, кроме как стать матерью. — Эмоции, застрявшие в ее горле, не позволили ей говорить громче.
Прекращение приема противозачаточных средств было тем разговором, который она хотела провести со своим мужем, поэтому была в шоке от того, что он затронул эту тему. В то же время, услышав, что они оба готовы и хотят стать родителями, она была очень рада. Хани всегда знала, что Эндрю хочет детей. Когда они обсуждали их в прошлом, они никогда не упоминали о сроках, только о своем желании иметь больше одного. Теперь, когда они поженились, Хани начала чувствовать себя по-другому, и, очевидно, Эндрю тоже.
Хани сжала его руку и прошептала через стол:
— Малыш. — Она позволила этому слову застыть между ними, и момент разворачивался более прекрасно, чем она могла себе представить. — Ты сделал меня невероятно счастливой.
— Иди сюда. — Он улыбнулся своей озорной ухмылкой.
Хани встала со стула и подошла к Эндрю со стороны стола. И, как будто они были единственными людьми в ресторане, забралась к нему на колени, обвив руками его шею.