Имбецил (СИ)

«Добыча» ещё издалека заметила странное оживление на брусьях и остановилась, с любопытством рассматривая толпу, но, к сожалению, видимо всё закончилось к его приходу, потому что толпа начала по-тихому расходиться. Не везло сегодня Паше. В принципе как и всегда в последнее время. Потерев наливающийся синевой глаз, Соловейчик облизнул рассеченную от удара Завьялова губу и посмотрел на старенькие, подаренные отцом, наручные часы. Парень был дежурным сегодня по мастерским со своим соседом по комнате и причиной его же бед Завьяловым Максимом. Завьялов после их бурной ссоры и выяснения отношений понятное дело не стал оставаться на дежурство, поэтому-то Паше пришлось убирать огромную мастерскую, заваленную стружками и древесной пылью, самому. От мелкой, забивающейся в нос и в поры кожи древесной пыли всё и чесалось теперь у парня, а волосы покрывал равномерный слой всё той же несносной пыли. А ещё Соловейчику сегодня позвонила из больницы старшая медсестра-хозяйка и попросила выйти на работу, потому как одна из санитарок запила. Парень с тоской провёл по пыльным, стоящим колом волосам и поплёлся в общагу. В душ он не попадёт. Ключ от единственной душевой добыть не получится – таких как он, желающих ополоснуться после мастерских много, ведь всем сдавать годовые, а кому и дипломные практические работы, вот и проводят столяры – краснодеревщики и резчики всё время у станков в специально оборудованных мастерских. Паша ещё раз бросил тоскливый взгляд на часы, поправил тощий на плече рюкзак с инструментами по резьбе и, решив попробовать попроситься в душ в больнице, уже веселее пошёл в общагу, пока перед ним не возник огромный, как викинг из древних легенд, полуголый силуэт.
Димон успел вовремя. Соловейчик хотел прошмыгнуть в общагу, но он его перехватил – загородив путь.
- Привет! – радостно поприветствовал Дима Соловейчика и протянул парню огромную руку.
Паша захлопал глазами, глядя на раздетого до пояса лысого, с бандитско-протокольным лицом мужика и под впечатлением протянул свою ладонь. Крепкое, сильное рукопожатие привело его в чувство и вернуло на землю. С грохотом, можно сказать, вернуло. Парень вспомнил, что вчера этот странный лысый викинг обещал заехать за ним в шесть. Обведя взглядом толпу недовольных студентов и глазеющих на полуголого, потного накачанного мужика студенток, Паша догадался, кто устроил представление и вызвал ажиотаж упражнениями на брусьях, и невольно покраснел. Такому телосложению можно только позавидовать.
- Что-то ты не торопился, - уже без веселья в голосе проговорил лысый, в упор рассматривая Пашу, отчего ему стало в двойне неприятно и не удобно. Да и взгляд мужчины был изучающим, ощущаемым почти физически и каким-то недобрым.
- Я дежурил, - ответил растерянно Паша, не зная, что делать и как себя вести дальше. Кроме мужчины, его разглядывала чуть ли не добрая половина общаги, а от шуток и комментариев на заднем плане стало как-то неуютно, до мурашек на коже.
- Я уже подумал, что ты решил свалить от своего долга, – хищно прищурившись и ухмыльнувшись, выдал Дима, беря в руки свою рубашку, комкая её и медленно вытирая ей пот с шеи, груди и живота.
За этим действом Паша наблюдал как завороженный, покрываясь равномерно предательскими пунцовымы пятнами, поэтому пришлось посмотреть за спину мужчины. Паша нахмурился. Наблюдали за действом, как оказалось, все, кто курил или просто тут болтался у входа в общагу. И не только наблюдали, но и слушали, а слышали про долг уж точно все.
- Так и будем здесь стоять? – поджав губы, уже хмуро, с ноткой сарказма спросил Соловейчик, а потом, заметив вышедшего из общаги покурить Завьялова, не глядя на мужчину, скомандовал:
- Пошли.
Дима ошарашенно посмотрел на резко переменившего манеру поведения парня и как привязанный пошёл за чётко чеканящим шаг, держащим спину безупречно ровно одуваном, пока не опомнился и не догнал его, оттесняя к припаркованной рядом машине. Одуван даже слова не сказал, когда Дима пикнул сигналкой и открыл перед ним дверцу, словно так и надо, и надо не Димону, а белому, взъерошенному больше чем обычно, красовавшемуся с припухшим глазом и рассечённой губой одувану.
 
Как только машина отъехала от общежития, парнишка расслабился, обмяк и откинулся на сиденье. До этого он сидел с прямой осанкой, будто особь аристократических кровей. Димон даже усмехнулся про себя, сравнивая Соловейчика с дворянами, но сравнение было очень точным и подходящим, поэтому Димина усмешка была приятной.
- Мне нужно на работу сегодня, - нарушил молчание одуван и затравленно, покрываясь милым румянцем, посмотрел на Диму.
И куда делся тот дворянин с прямым взглядом и тоном не терпящим возражений? Сейчас в машине сидел почти ребенок с загнанным, оленьим, доверчивым взглядом.
- Ты всегда не отдаёшь долги? – не глядя на парня, спросил серьёзно Дима, останавливаясь на светофоре. Ему нравились эти странные перемены в парне.
От вопроса парень дёрнулся, а с его лица схлынула кровь, оставляя только наливающийся синяк и слишком красную припухшую губу, которую парень поджал.
- Нет.
Дима, наигранно скептически приподняв бровь, посмотрел на парня, который закопошился в своём рюкзаке, извлекая на свет старенький телефон, и довольно улыбнулся. Димон ещё вчера заметил в парне гипертрофированное чувство благородности и несвойственной его возрасту честности и доли наивности, поэтому сразу и воспользовался этим, вывернув в свою пользу.
Парень, набрав кого-то и извинившись, сказал, что задержится на пару часов, не указав при этом причину. Врать одуван не умел, поэтому и не сказал причин. Дима также заметил, что парнишка не просил, а ставил в известность, при чём так вежливо и честно, что сомнений по поводу того, что ему позволили задержаться, не возникло. В душе у Димона просто махровым светом расцветало самодовольство при взгляде на вроде обычного, неприметного паренька, который оказался с огромным багажом секретов и тайн, которые хотелось все раскопать. Да и только с виду паренёк был неприметен и обычен, если не присматриваться. Под слоями стареньких, поношенных вещей пряталось прекрасное, гибкое, далеко не женское, но такое притягательное жилистое тело, которое Димон даже уже прощупал один раз.
Ладони сами загорелись и зачесались от приятного воспоминания, а в глазах у лысого полыхнуло азартом и предвкушением.
- Заедем ко мне по дороге, я переоденусь и быстро приму душ, - теперь уже Димон поставил в известность одувана, который с интересом разглядывал в окно вечерний июньский город. Тащить пацана сразу домой не входило в планы Димы. Одувана это только спугнёт, и сам лысый не особо любил пускать посторонних в свою берлогу, обходясь съёмными квартирами на сутки или номерами гостиниц, но после упражнений на брусьях и трудового дня ополоснуться надо бы и переодеться, рубашку Димон всё равно уже испортил, использовав вместо полотенца.
Парень помолчал, кивнул, но потом повернулся к мужчине и неожиданно спросил:
- А можно мне в душ?
Дима чуть руль не выпустил из рук от вопроса. Он точно не ожидал такого от скромника соловья.
- Если это будет удобно, конечно! – затараторил, вдруг одуван, став ярко-красным и поняв, что Димон удивлён его вопросу. – Я заплачу… - Вышло так жалко, что Дима уже думал, рассмеяться ему или нет, как одуван опустил стыдливо голову и прикусил итак повреждённую губу.
- Без проблем. Значит, едем мыться, а потом ужинать, – весело проговорил Дима, чтобы успокоить парня.
До дома Димона доехали вполне в миролюбивой обстановке. Настроение Димона поднялось, и он начал весело ненавязчиво шутить и травить анекдоты. Соловей молчал, но к окну больше не отворачивался и даже улыбался. Уже в лифте, подымаясь на двенадцатый этаж новостройки, парень напрягся и закрылся, скукожившись, прикусив чуть губу и засунув руки в карманы. Лифт поднимался медленно и неторопливо, и у Димы было полно времени, чтобы рассмотреть соловья получше. Ничего нового он не увидел, только что глаз больше припух, а с губы сочилась кровь, которую парень постоянно прикусывал, и теперь облизывал. Дима сам не понял, когда схватил парня за подбородок и приподнял вверх к неяркой лифтовой лампе. Соловейчик застыл и распахнул свои карие глаза, в которых промелькнуло недоумение и вопрос. Мужчина опомнился, моргнул, прогоняя возбуждающие картинки облизывания чужой губы и заставив себя усмехнуться, хотя ему было далеко не смешно, и спросил: