Совиный сказ (СИ)
Стоп. Единственное, ради чего могли вызвать Тихона — это в случае проблем с магами духа. Таинственные кукловоды с острова дали о себе знать гораздо раньше? И если они атаковали матушку, которая единственная осталась дома, пытаясь добраться до Тихона… Им не жить. И всем, кто с этим связан — тоже.
Надевая чекмень и кафтан, Тихон всё больше хмурился. Вот как знал, что обычного оберега для матушки будет мало! Надо было потратить больше времени, но добавить в браслет защиту от магии духа! Понадеялся на то, что церковники смогут защитить семью. Знал же, что нельзя перекладывать на других свои обязанности, если эти другие один раз уже схалтурили! Знал же! Но нет, понадеялся на то, что пронесёт.
Так, всё, хватит накручивать себя. Колпак на голову, портфель в руки — и бегом в коляску. Не могли же отправить коляску просто с запиской, правда? Обязательно отправили бы кого-то, кто мог бы прояснить ситуацию. А если у этого кого-то ещё и родовой дар имеется хотя бы в минимальном объёме — то начать битву с супостатом Тихон сможет прямо из коляски. Если же нет… Придётся ждать до дома.
Последние метры до коляски, стоявшей за территорией стрелецкого двора, Тихон пробежал. И лишь запрыгнув в коляску, с легким удивлением заметил, что в ней сидит не церковный служка и даже не дядь Вань, а какой-то абсолютно незнакомый седой мужчина в форменном зелёном кафтане и… Папахе. Казачьей, невысокой такой, из каракуля и с круглым донышком из ярко-красного сукна и с двумя полосами в виде креста. Тихон даже проверил, нет ли рядом с этой коляской какой-то другой. Ну, может, перепутал, бывает же такое, правда?
Нет, не перепутал. Коляска была одна. Посмотрев на мужчину, Тихон уже открыл рот, чтобы спросить у пожилого мужчины, кто он, но тот опередил его:
— Здрав будь, Тихон Глебович. Меня зовут Никита Силыч. Твоя названная матушка, Василиса Никитишна, является моей приёмной дочкой. То бишь ты мне приходишься внуком.
— О как, — выпалил Тихон, рассматривая губного старосту Кремны и деда по материнской линии по совместительству.
Слегка грузный, полностью седой, с окладистой бородой и пышными усами. Но коротко стриженый, с пистолетом и мечом на поясе. Такой, типичный представитель казаков великого Дона, завершивший службу в дружине князя или казачьем полку. И нет, стрелецкие и казачьи полки — не одно и то же. Казаки — легкая кавалерия, которая хороша и в ближнем бою, и в стрелковом, а также идеальна в качестве разведки и для нанесения быстрых, мощных, неожиданных атак. А вот стрельцы — больше пехота, причём преимущественно с укреплённых позиций. Конечно, каждый стрелец может (и обязан) иметь коня, на котором он передвигается во время похода. Но вот сражаться в конном строю — не про них. Для этого существует дружина. Ну и казаки.
Тихон помотал головой, разгоняя бесполезные мысли, наполненные ненужной сейчас справочной информацией по черепной коробке.
— Прежде всего, деда, у нас дома всё хорошо? — нарушая все правила этикета, спросил Тихон.
— Ну, наверное, — удивлённо сказал Никита Силыч. — А что, может быть по-другому?
— Может быть как угодно, — расслабляясь, буркнул Тихон. — Я просто решил, что случилось что-то, потому меня и выдернули с занятий.
Дед Тихона, смерив внука странным взглядом, переключил внимание на извозчика:
— Трогай. К дому Василисы. А с чего ты решил, что дома может что-то случится?
И вот тут Тихон понял, что попал. И что с этим дедом, в отличие от бабки Евдокии, придётся быть в десять раз осторожнее в словах и даже эмоциях. Не зря же именно его, всего лишь боярского сына, выбрали губным старостой. И, возможно, ему можно будет доверить чуть больше тайн Тихона, чем Глебу Гориславовичу. Всё же именно Никита Силыч является начальником местного аналога полиции.
— Не думаю, что об этом стоит говорить здесь, деда, — абсолютно серьёзно сказал Тихон. — Давай доедем до дома и уже там спокойно побеседуем, хорошо?
— А давай, — довольно улыбнувшись, сказал Никита Силыч, откидываясь на спинку сидения коляски.
* * *— Батюшка? Тихон? Что-то случилось в школе? — с удивлением спросила Василиса Никитишна, выбегая в сени встречать гостей.
— Не суетись, дочка, — с тёплой улыбкой сказал Никита Силыч, проходя в дом первым. — Я просто освободился сегодня пораньше и заехал за внуком в школу. Горислав Иванович сегодня после совета так его расхваливал, что я решил не дожидаться воскресенья. Да и ты же знаешь мою службу, как случится что где-нибудь в соседней станице — и всё, накроется наш воскресный обед медным тазом. Так что давай, что есть в печи — на стол мечи.
— Конечно, батюшка, сейчас, сейчас. Проходите, присаживайтесь, я мигом, — засуетилась матушка и кинулась было в глубину дома, на кухню.
А Никита Силыч, никуда не торопясь, прошёл в комнату и сразу сел за стол. Окинул взглядом комнату, потом посмотрел на Тихона и с улыбкой сказал:
— Ну, присаживайся, внучок. Поговорим, пока дочка на стол накрывает.
Вот же жук седовласый! Интересно, Горислав Иванович ему рассказал о том, что матушка уже непраздная или ещё нет? Понимает ли дед, что Тихон не обо всём расскажет, если рядом будет его дочь? И вообще, садиться за стол в чекмене и шароварах, в которых бегал по тренировочной площадке… Кафтан-то Тихон ещё в прихожей… в сенях, то есть, снял. Как и колпак. А вот переобуться и переодеться надо было уже в своей комнате. Всё же шаровары и чекмень — это типа школьной формы, а вот для дома у Тихона были широкие прямые штаны. Ну и хватало одной рубахи, без всяких полукафтанов или чекменей. Просто, удобно и без всякого пафоса. Но бросить гостя одного…
Да с чего Тихону вообще об этом думать! Гость этот сам в дом заявился, да ещё и напугал Тихона своим появлением до перехода в полубоевой режим. Так что сначала Тихон позаботиться о своём комфорте, а уж потом можно будет и ответить на вопросы деда. Да и после тренировки хотелось хотя бы ополоснуться, пусть и обычной прохладной водой из бочки во дворе.
— Не, деда, я сначала во двор, помыться после тренировки надобно, — сказал Тихон, намереваясь закинуть портфель и переодеться в комнате, а потом воспользоваться входом во двор из кухни.
— Куда во двор? Простыть захотел? — возмутилась Василиса Никитишна, вернувшись в комнату с миской медовых пряников. — Глаша! Налей в ушат теплой воды! А Иван пусть принесёт ушат в комнату Тихона. Кстати, сынок, не забудь надеть чистую рубаху. А эту оставь рядом с ушатом, Глаша её постирает.
О, кстати, да. Это будет вообще идеально. По-правильному, менять рубаху надо было бы после баньки в субботу вечером. Но не Тихону переживать о том, что во время смены рубахи к нему прицепиться какая-нибудь нечисть. Да от него нечисть бежать будет, как от любого священника. Потому что сила духа такая, что им становиться неуютно находиться рядом с подобными сотворёнными.
— А, ну и то верно, — согласился с доводами внука и дочки Никита Силыч. — Ополоснуться после хорошей тренировки — самое то.
— Хорошо, матушка, — признал правоту Василисы Никитишны Тихон. А потом, обернувшись к деду по материнской линии, сказал: — Я мигом, деда.
После чего отправился в свою комнату быстрым шагом.
* * *— Вот, ваше благородие, водица, мыльце и полотенце, — сказал Иван, поставив посреди комнаты Тихона табуретку с ушатом воды. — Глаша сказала, чтоб вы рубаху старую кинули прямо в ушат потом, после того, как покупаетесь. Что так она лучше отстирается.
Горшок с мылом и мочалкой стоял рядом с ушатом, а вот отрез белёной ткани с обережной вышивкой по обоим краям дядь Вань снял со своего плеча и положил на сундук. Вообще-то, в комнате Тихона умывальник стоял. И можно было бы просто туда… А, нет, медный тазик оттуда всё же поменьше объёмом будет, чем этот ушат. И ополаскиваться будет удобнее именно из ушата. Правда, мочалкой Тихон ещё не пользовался. Что оттирать-то?
— Благодарю, дядь Вань, — ответил Тихон, развязывая тонкий ремешок и стягивая с себя рубаху.