Адамас. Чёрное сердце (СИ)
А я лежала, слушала и мне хотелось просто исчезнуть, чтобы не слышать не об Адамасе, не о себе… На душе и так паршиво, а тут еще глаза открыть не успела и новые обвинения. Как же я устала от этого всего…
Я чуть не вздрогнула, когда внезапно всегда спокойный и умеренный голос Торфуна вдруг наполнился жёсткостью, прозвучал хоть и тихо но мрачно …
— Не говори то, в чём не можешь быть уверен брат! Я не желаю ничего плохого девушке, но то, что чувствует к ней Адамас и как это на него влияет, мне совсем не нравится!
Это было последней каплей… Когда резко скинув с себя покрывало, я села на шкуры, смотря серьёзно на удивленных мужчин и проговорив хоть и устало, но не растеряв жесткости в голосе…
— Прекратите! Прекратите вы уже говорить обо мне и об Адамасе, между нами ничего нет и быть не может! Сердце его камень, которое не может что-то чувствовать! Будь спокоен — обратилась я уже к Торфуну, смотря на него сверху вниз — врятле что-то или кто-то может повлиять на Теамора!
Возможно он бы что-то и ответил, смотря на меня своими чёрными как смола глазами, но не успел…
— Что за собрание у вас?
И я прикрыла глаза, услышав этот голос за спиной. Не в силах пошевелиться и повернуться, я замерла словно статуя, когда в эту же секунду, меня окутал знакомый запах. Запах Адамаса. Но он уже не дурманил, не сводил с ума… он причинял боль, напоминая о сказанном.
— Приказать войнам собираться в путь? — не ответив на вопрос Адамаса, задал свой Торфун.
Он ответил не сразу, а у меня было такое ощущение, что сейчас он смотрит на меня, прожигая спину на сквозь. Поэтому я решила встать и пойти умыться, не желая терзать себя нахождением с ним рядом.
— Да, пора.
Встав, я развернулась и пошла от них подальше, пройдя мимо Адамаса и не удосужив его даже взглядом. Когда от опущенных глаз, не укрылись разбитые костяшки на его кистях. Честно, я чуть не запнулась, желая посмотреть на него. Откуда это, вчера точно не было этих ран…
Но взяв себя в руки, я мысленно отругала себя! Какое мне дело до него? Он играл со мной, видел, что я влюбляюсь, и вместо того, чтобы взять дистанцию, наоборот играл со мной. Хотя могу ли я обвинять только его в своей боли? Разве не предупреждала себя, разве не слышала его слова еще там, в деревне. Нет же, Амалии захотелось поверить в сказку. И вот пожалуйста, реальность!
Быть девушкой для развлечения я не согласна, даже если моё тело будет принадлежать только ему. Смериться с этим не смогу, усмирить своё сердце буду не в силах… Я же знаю себя. Поэтому выход один, если я хочу жить, вернуться домой и попытаться забыть всё что со мной произошло, забыть Адамаса. Если смогу…
*****
Как же я ненавидел себя и в первый раз в своей жизни о чём-то сожалел… Правду она сказала, о том, что я видел и её появляющиеся чувства ко мне и зародившуюся любовь. Но вместо того, чтобы прервать все нити, связывающие нас эмоционально еще с первой встречи, с первых разговоров и прикосновений. Я решил упиваться её эмоциями, её чувствами и эйфорией, которые исходили от неё, стоило мне только приблизиться к ней. Мне нравилась её искренность, нравилось смотреть на то, как она мечется внутри себя, пытаясь разобраться что с ней происходит. А происходило одно, она влюблялась. Влюблялась в жестокого, эгоистичного монстра… и да, я видел это и мне нравилось…
Но чем это все обернулось? Безобидной игрой с моей стороны и очередной женщиной в постели? Нет… Всё оказалось сложнее и намного глубже. Я сам проникся чувствами к Амалии, я чувствовал то, что не чувствовал никогда ранее ни к одной женщине. Это желание обладать только ею, желание смотреть на её улыбку, радовать, целовать и восхвалять. Что это такое Адамас? Любовь? Нет…я не могу любить, я не могу позволить себе такую слабость.
Я думал и сжимал свои окровавленные кулаки, уже с запеченной на них кровью. Стоило ей пройти мимо, не подняв на меня своих пушистых, длинных ресниц, как в голове снова проносились картинки вчерашней ночи… Её синие, глубокие и красивые глаза, были наполнены болью и влагой, когда услышав от меня слова о том, что между нами ничего нет, она будто побелела, растеряв весь румянец страсти, который рисовался на щеках. Столько эмоций, столько любви и разочарований в одном человечке. Столько искренности и света, которые я не заслуживал…
Пощёчина была самым малым, что я заслужил, обходясь с ней так и предавая её надежду. И какого было моё удивление и смятение, когда эта маленькая, хрупкая ладонь, могла причинить мне боль… Нет, не физическую, а душевную. Потому что несла в себе всё её разочарование, всю безнадежность. И вот снова, она затронула то, о наличие чего я сомневался. В моём случае это душа… когда пройдя через сотни боёв, предательств и смертей, мне казалось, что её нет, что она лишь пепел, моего чёрного сердца.
И я держался, смотря в спину уходящей Амалии, прокручивая в голове её последние слова… «Бессердечный! Ты не заслуживаешь и капли любви». И стоило мне только дождаться, когда она дойдёт до своего ложе, не наделав глупостей. Как тут же помчался в лес, подальше от бдительных воинов, подальше от лишних ушей, что бы крошить кулаками камни и деревья, сжигаемый собственной ненавистью к себе, обжигая всё вокруг своей кровью, которая бушевала в моих венах. Желая стереть все вокруг, стереть самого себя. Это была длинная ночь…
И вот вновь, стоило ей только пройти мимо и меня коснулся её запах, коснулись моего плеча развиваемые ветром шелковые волосы… И кровь снова закипала в моих венах, готовая обратить всю вокруг в пепел. И пожалуй это единственная причина, по которой я не мог позволить себе быть с ней. Она влияла на меня неимоверно сильно, пробуждая во мне мою чёрную кровь, когда желание обладать и защищать, затмевало разум. И кажется смериться с этим, найти золотую середину и гармонию, я не в силах.
Из внутренней борьбы, вывел меня Аларик, который не говорил ничего лишнего, но прекрасно всё понимал и видел.
— Брат, как ты?
Шумно вздохнув, я сжал и разжал кулаки, приходя в себя.
— Все хорошо, не беспокойся.
Я уже развернулся, что бы пойти что-нибудь съесть и собираться в дорогу, как послышался снова голос Аларика.
— К чему эти терзанья, ели вы хотите быть вместе, будьте вместе. Чего ты боишься?
— Не лезь не в своё дело! — рыкнул я в ответ своему верному другу, не желая, что бы меня отчитывали. Хотя прекрасно понимал, что Аларик беспокоится, как за меня, так и за Амалию. Но мне это не нужно!
Я уже засеменил прочь, как неугомонный Аларик вновь заговорил мне в спину.
— Ты мучаешь и её и себя! Она не сможет справляться с твоими метаниями постоянно. И будь уверен, в один прекрасный день, ты не сможешь сделать ничего, чтобы вернуть её. И тогда всему придёт конец, потому что всё то тёмное, что есть в тебе, возьмёт вверх, ибо сердцу твоему не будет покоя!
Я застыл словно статуя, услышав такое откровеннее, думать о словах которого мне не хотелось. И я уже обернулся, что бы посмотреть на Аларика, который позволил себе мне перечить, как тот уже ушел прочь, оставив меня вновь со своими мыслями. Которые с каждым разом были все мрачнее и мрачнее.
…..Цок цок цок… стук подков лошадей об землю, все что я слышала вокруг себя, погруженная в вакуум пустоты, который меня окутал словно кокон. Мы ехали целый день, выдвинувшись с лагеря как только лучи солнца коснулись крон деревьев. Как сказал Аларик, завтра ранним утром мы должны будем приехать в деревню, последнюю деревню перед Теаморой. Перед городом войнов, защитников, настоящих чужчин! Но при условии того, что всю ночь будем ехать. Конечно же мне было не сложно догадаться, что весь наш путь затягивается лишь по одной маааленькой причине. И этой причиной была я! Но как бы я не старалась быть крепкой и выносливой, а скакать весь день у меня не получалось, поэтому большую часть пути мы ехали шагом или рысью.
В этот раз, я ехала верхом одна. И спасибо опять же Аларику, который подобрал для меня самую спокойную и удобную лошадь, быстро объяснив что держаться стоит ногами и шевелить тазом в такт движения лошади, мне это оочень помогло. И даже скакать по дороге за войнами мне было не сложно, потому что мой мерин двигался точь в точь за впереди скачущей лошадью, не сколько её не обгоняя. И сколько бы я не старалась делать все правильно, к вечеру мои ноги были онемевшими и ватными. А между бедер жгло и болело.