Одержимый (СИ)

Я ослеп. Оглох. Свихнулся.
Впервые бой не приносил привычного кайфа.
Дразнить противника. Кружить. Изводить. Умело загонять в угол.
Обманчиво позволять себя ударить и изматывать. Кружиться вокруг него коршуном. Чтобы потом, загнав в угол, нанести сокрушающий удар.
Это пиздец, какой кайф. Настоящая жизнь. Без прикрас.
Без бумаг и кабинетов. Рассчетов. Костюмов и всякой прочей поебени.
За которой все равно скрывается оскал и выиграет тот, кто сильнее. У кого лучше бойцы и пушки стреляют с большей точностью. Тут все открыто и по-настоящему. Хотя и в бизнесе есть тот же кайф. Этого не отнимешь.
Да. Когда-то я начинал с боев, чтобы выжить.
Иначе сдох бы где-нибудь под вонючим сраным забором.
Вставал, когда забивали до полусмерти. Поднимался. И выходил на новый и новый бой.
Обычно такие забывают это прошлое, как страшный сон. Те, которым повезло. Которых не завалили и не поломали до инвалидности.
Но нет.
Для меня этот кайф до сих пор не сравним ни с чем.
И срать тут на бабки. На чемпионский титул. Бабла у меня давно столько , что мог бы прикупить себе пару островов и отлеживаться на них, попивая коктейли до конца жизни. На десять жизней бы хватило. Вполне.
Нет, блядь.
Я просто не могу без этого.
Без того, чтобы смотреть противнику в глаза. Знать, что тут все на равных. Или ты, или тебя. Ни от кого, кроме двух, что на ринге, ни хрена больше не зависит.
В этом жизнь. В этом, блядь, настоящий воздух.
Но только не сегодня.
Сегодня я ненавидел ринг. Ненавидел каждого из выставленных против меня противников.
Потому что они отделяли меня от моей птички.
А мне до ломки. До трясучки хотелось только одного.
Обвивать ее своим телом.
Чувствовать, как ядом, отравой, чистым безумным кайфом вонзается под кожу.
Всем.
Глазищами своими запредельными. Запахом. Улыбкой, которую я, блядь наконец, сумел заполучить.
Дышать ею. Гладить. Чувствовать, как ток проносится по ладоням, когда к ней прикасаюсь.
Даже не трахать. Не трогать. Просто вжиматься в нее и дуреть. Снова и снова.
Это пиздец. Полный отшиб мозга. Как руку от себя оторвал, когда позволил Волку увезти ее из аэропорта.
Но выставлять на показ птичку журналюгам и целой толпе нельзя.
Она – тайна. Сокровище. То, что надо беречь. Прятать. Не давать другим пялиться. Касаться. Пачкать. Закрыть на все замки. Оберегать.
Ехал в клуб, а у самого сердце колотилось. Дико. Бешено.
И улыбка ее перед глазами. Прямо под ребра. Прямо в сердце или куда там на хрен еще. Но от нее тепло.
И, блядь, мысль. Дикая. Идиотская. Больная на всю голову.
Я же в нее кончил.
А если будет ребенок.
Блядь.
Почему, как шального, эта мысль сносит меня с катушек?
Потому что хочу. Блядь, понимаю, что сердце с мясом готов себе выдрать, если бы так и получилось. Потому что… Потому что тогда птенчик будет моя. Навсегда. Навечно. Рядом со мной. Безраздельно.
Вся суть боя свелась только к тому, чтобы до птички добраться. Обхватить руками. Забросить на плечо. Уволочь с собой.
И сорвало. Сорвало бешено, хотя сто раз обещал себе сдерживаться.
Но, блядь.
Когда она откликнулась. Когда потянулась ко мне с таким же желанием, с такой же страстью.
Так нежно. Так доверчиво.
Впервые почувствовал, как отдалась. Внутри. Полностью. Распахнулась. И окончательно смела на хрен все катушки! Все планки на хрен разметала.
Только теперь.
Когда на колени опустилась и член уже дернулся, до ломоты затрещал в ее сладкой ротике, будто током прошибло. Оглушило. Другие картины перед глазами встали.
Блядь.
Сколько их было?
Вот таких?
Которых после боя на плечо забрасывал и забирал с собой. Сюда. Как заслуженный трофей.
Брал с собой в душ сразу после боя. Отмывался, пока они, как одержимые работали ртом, спуская бешенный адреналин после боя?
Нет. Не с ней. Не с птенчиком. Не так, как с ними.
Она алмаз. Она уникальна. И бросить ее на уровень тех, других, безымянных и ничего не стоящих, я не могу.
С ней только иначе. С ней. Все. По-другому.
 
Выламывает от того, как ее хочу. До трясучки. До боли в костях. И звона в яйцах.
Но отрываю. Подхватываю на руки. Выношу отсюда.
Не здесь. Не так. Только не с ней!
– Пойдем, птичка, – осторожно обтираю ее полотенцем.
– Неужели? У меня даже осталось платье?
Она хохочет, поднимая с пола свой не разорванный для разнообразия сарафан.
А меня снова клинит. Замираю. Пошевелиться боюсь. Вздохнуть.
Так бы и смотрел на ее улыбку. Слушал бы ее смех, как тонкий колокольчик. Опять в груди теплом разливается.
Такая настоящая. И. Смеется. Со мной. Блядь.
Мне что? Какой-то бабий гормон вкололи, а я и не заметил? Лириком, блядь, становлюсь. Готов сидеть и просто тупо любоваться. Даже не трогать. Слюни пускать на ее улыбку.
– Пошли, малыш, – подхватываю на руки, когда натягивает наконец на себя это платье.
– Ромааааа! Я могу идти сама!
Обвивает шею руками. Смеется. Снова смеется, запрокидывая голову. Прямо в глаза мне сияет своими глазищами. Счастливыми?
Блядь. Под ребрами снова дергает. Она счастлива?
Ты, блядь, Градов, еще расплачься сейчас от умиления! Точно. Совсем в катушек слетел. Пиздец.
– Нет.
Прижимаю еще сильнее. Как отпущу? Ну как?
– Рома. Я правда. Не устала. Наоборот. Во мне столько вдруг энергии появилось! Ну пусти. Я хочу идти сама. У меня ноги так атрофируются, если ты меня все время на руках носить будешь.
Ноги у нее.
Сжимаю зубы.
Мои, между прочим, ноги. И мне гораздо приятнее, когда они не самовольничают, а спокойно лежат под моими руками.
– Ладно.
Опускаю на пол. Беру за руку. Так и быть. Отпущу. А то решит еще, что я тиран. Не хочу снова видеть ее хмурую мордашку. Пусть улыбается. Потом привыкнет.
– Запомни, Линнна, на чем мы остановились в душе, – шепчу, дергая на себя. – Мы обязательно это продолжим. Дома. Пошли.
  
70 Глава 70
 
*   *   *
Лина.
До сих пор не отпускает странное ощущение, что все это не со мной. Не про меня.
Все слишком быстро. Жизнь изменилась кардинально всего за несколько дней.
Эмоций слишком много. И, кажется, мое сознание просто за ними не успевает.
Хотелось бы все разложить по положкам. Разобраться в самой себе.
Но водоворот событий и все новых и новых эмоций захлестывает. Зашкаливает. Голова кругом. От всего.
Домой?
Это звучит странно.
Он не сказал « у меня». Он сказал « дома».
Просто оговорился? Или имел в виду что-то большее?
Уже ничего не знаю. Как ко всему относиться. К Роману? К нам? И что подразумевается под « мы»?
Нам надо поговорить. Даже хорошо, что Роман меня остановил. В этом захлесте чувств, эмоций, ощущений и дикого адреналина я с трудом ощущаю саму себя. Не узнаю. Теряюсь.
Или я изменилась? Стала другой под его напором?
Вкладываю свою руку в его.
Такой привычный, такой обычный жест. Для любой нормальной пары.
Теплом в груди отзывается воспоминание о том вечере, когда мы просто гуляли по городу. Как настоящая пара.
Но так ли это?
Я ничего не могу понять, когда дело касается Романа.
Даже после того, как у нас был крышесносный секс, который свел меня с ума.
Не могу.
– Малыш? Все точно в порядке?
Роман хмурится. Пронзает меня пристальным изучающим взглядом. Будто всю душу выворачивает.
– Просто… Все слишком быстро , и…
– Согласен, – кивает, хмурясь еще сильнее.
– Нам надо поговорить, – шепчу, тут же прикусывая губу и кляня себя на чем свет стоит.
Такими заявками можно только все испортить!
Да и разве такой, как Роман, станет вести все эти разговоры? Что я значу для тебя? Что ты чувствуешь?
Ой, боюсь, это только все испортит. Отшвырнет нас на сто шагов назад. И все же…