Гений среди растений (СИ)

Сердце кольнуло, и Хантер, поднявшись, сходил к аптечке, достал спец-анальгетик, кольнул в бедро — простые человеческие средства уже не помогали. Хотелось рвать, ломать шеи, походя размазывать головы о стены — всё как учили инструкторы. Совершенное оружие — человеческое тело — прекрасно знало, что делать. Вот с разумом наблюдались проблемы.
— Ладно, — Хантер стиснул зубы, пережидая кратковременную алую вспышку боли от сильнодействующего лекарства, зло затянулся сигаретой и проковылял к окошку, уставился не то далеко-далеко за стены агломерации, на мёртвые жадные белёсые пустыри проклятых земель, не то — себе в глаза в отражении. — Ещё раз и по очереди. Если они не врут.
Память, подстёгнутая куревом, бурдой и новой информацией, раскрутила маховик, заревела, помчалась навстречу месту, где всё просто, логично и по полочкам.
В мае двенадцатого солнце жахнуло с такой силой, что захламило радары противоракетных систем. И было это не только у нас, но и у «вероятного противника». И у кого-то разыгралась паранойя, приказ «пли», и по потылице топор хлещет люто…
Нет, не всё так просто и однозначно — тут хактивисты правы. Для удара «стратежкой» недостаточно желания левой пятки очередной паркетной вши — необходимо согласование, второй ключ и часть кодов, которые есть, разумеется, у верховного главнокомандующего.
Нет, случись что — процесс ускорится! Вон, как наши среагировали — по Радиосити ещё не ударили боеголовки, а в обратку уже полетел подарочек в мегатонном эквиваленте. Один звонок с телефона без диска, короткий приказ. Но это у нас — обороняющихся, вынужденных бить по морде в ответ.
А вот приключения на той стороне океана до поры оставались тайной за семью печатями. Недостаточно крепкой, как оказалось — должно быть, «Экзюпери» придерживали самый главный аргумент на тот самый чёрный день. Что ж, видимо, объявление войны показалось им достаточно чёрным.
Итак, что стало известно — да, параноили по обе стороны Атлантики, шаловливые ручонки тянулись к красным кнопкам и там, и сям. Но! Команду на запуск подали до того, как штатовский главком успел что-либо сказать или сделать! Кто-то, оказавшийся за пультом, обладал нужными ключами — как цифровыми, так и физическими. Кто-то, невесть откуда взявший в мирное время две обоймы для табельного М9 и перебивший расчёт. Кто-то, с попкорном пронаблюдавший уход стальной свечи в небо и застрелившийся потом.
Кто-то с зелёным земным шаром, набитым на плече.
«Свободный день».
Заголосил комм, и Хантер поглядел на него как на ядовитую змею.
«Зашевелилась, падла, — в нём будто выжгло что-то и злорадство, и ярость, и обиду, — спохватилась, что единственный спец, способный хоть на что-то, ловит тараканов с баллончиками и расследует махинации с документами. Полная загрузка? Хрен тебе в рыло!»
— Да, Юрий Семёнович, — взял он трубку.
  
Неизвестный
 
Пещера не была такой уж глухой, и лужа вовсе не выступала помехой для обзора изнутри, привыкания к внешнему освещению… И всё же дневной свет на мгновение ослепил меня, когда я, поёживаясь от холода и сырости, вышел в оживлённый лес. Или то был вовсе не дневной свет?
— Ай! — руку пронзило болью, я машинально треснул по пострадавшей конечности, будто прибивая комара.
«Комар» тоже повёл себя странно — он ослепил меня ещё раз, и тут же тянущее давление на предплечье исчезло. Хотя никуда не делась боль — какими бы габаритами ни обладали местные кровососущие, размерами челюстей их природа явно не обделила.
Но пропал, это самое главное. Прижмурив больные глаза, я прислушался к окружающей действительности — последние два дня меня очень хорошо научили постоянной бдительности! Пусть до сей поры угрозу представляли лишь флора с экологией — ни одной причины считать, что фауна хоть в чём-то им уступает, не было. Лес шумел, гомонил, пах сыростью и густым, тягучим соком зелени. Даже зажмурившемуся мне хватало раздражителей и ориентиров, чтобы понять — «дождик» привнёс немножко жизни в размеренное бытие аборигенов. Чуточку совсем.
 
Глаза пришли в норму, кажется. Ни разу не попадал под так называемую «вспышку», используемую спецслужбами при штурме помещений, но что-то подсказывает — впечатления примерно те же. Разве что нет болевого удара звуком, но во всём остальном налицо самые прелестные симптомы — дезориентация, слепота, шок. Бери такого беспомощного голыми руками, несколько ближайших секунд он ровным счётом никуда не денется!
Разумеется, перво-наперво собственное здоровье и самочувствие — на предплечье буквально в паре сантиметров от «цветочка» красовались две кровоточащие дырочки, какие мог бы оставить укус змеюки с моей далёкой родины. Но сознание не плывёт, не тошнит, жара нет — следовательно, либо яд зараза впрыснуть не успела, либо оного яда и вовсе нет. Значит, живём — благо очищенная вода прямо за спиной, два шага назад, промыть рану можно без проблем. Ни бинтов, ни хотя бы лейкопластыря, к сожалению, но, похоже, это не так уж и смертельно — проснувшуюся фауну запах моей крови, видимо, не привлекал совершенно. Им куда ближе и вкуснее казались соседи по планете.
Чуйка всё это время спала, не сигнализируя об опасности, так что я неторопливо обернулся и осмотрелся вокруг. Заполошное мельтешение оказалось такими же вспышками, только… Направленными, что ли? Их хозяева — небольшие, похожие на этакую помесь волка и ласки, белоснежные и явно хищные, чем-то странные зверушки — носились по веткам деревьев, охотясь на знакомых уже белок. Найдя одну такую, зверушка подступала к тени поближе и сверкала от души… И, похоже, слепла сама? Иначе как объяснить её неуверенные перемещения в пространстве?
— И как они только естественный отбор пережили? — я пригляделся внимательнее.
А, нет. Вру. Никакой само-дезориентации. Заодно и дошло, почему сознание нарекло их «странными». Хищники были слепыми как крот! Нет, не в том смысле, что маленькие глазки и приспособленность к жизни под землёй — хотя юркие зверьки вполне могли жить и там. Глаза у хищников отсутствовали вовсе, и ориентировались они, похоже, с помощью совсем других органов чувств. Не сказать, что совсем уж плохо — то и дело одна из «белок» оказывалась в зубах хищника, и тот, довольно встряхнув добычу, скрывался в джунглях. Но бывало и так, что насторожившийся грызун реагировал на вспышку, успевал либо отскочить, либо отвернуться, и тогда хищник уходил несолоно хлебавши.
— Ну, разумеется. Тене-белки и слепые свето-волки. Дедушка Дарвин нервно смеётся.
Мою язвительность можно было понять — страх и ужас, и хищный укус в качестве первого же «привета» от едва очнувшегося от ливня мира. От локального конца света, если хотите — а уж то, что он сотворил с моим укрытием…Короче говоря, мне было страшно сделать первый шаг. Пусть деревья развернули листву обратно нормальной зелёной стороной кверху, пусть в кронах шуршит весёлая возня пожирающих и пожираемых — сделать шаг от лично настроенной зоны комфорта казалось чуть ли не подвигом. Вспомнить хотя бы лужу, перекрывающую выход, её состав. «Дождик» явно не выпарился бесследно, на траве обязаны остаться следы солей, любой контакт приведёт к очередной почесотке, если не отравлению!
И так в целом и было. Этакая небольшая полянка, густо поросшая травой, отсвечивала белёсым, деревья тоже будто выкрасили муниципальной краской от жуков и вредителей. Страшно, очень страшно. И всё же — в прошлую мою вылазку я не только пересёк полянку, но ещё и забрался на дерево, добыл чуть-чуть провизии и познакомился с «белками» — и всё это мне никоим образом не аукнулось.
Следовательно, что? Правильно, соли утилизируются тем или иным способом. Либо влага в воздухе их понемногу растворяет, и зелень впитывает образующийся концентрат, либо… Ну не, слабо верится мне в то, что зверьё может это жрать. Вернее, самой возможности не отрицаю, но анчар! Вокруг него зона отчуждения никуда не делась, и выступившие соли разводами украшали кору. Да только и там её в прошлый раз не было. А я сомневаюсь что-то, что кому-то хватит ума прыгать по ядовитому даже по местным меркам дереву. Значит, сами растения? Но как быстро?