Удар катаны (СИ)

В первую очередь он прочел письма из дома. Почитал, поностальгировал, вспоминая родных. Отложил, дав самому себе слово сегодня же ответить. И распечатал обклеенный марками конверт с надписями на английском и русском — письмо от Володи Трубецкого из Ванкувера.
«Приветствую тебя, друг мой Петр, — писал князь. — Ты сейчас, как я полагаю, вместе со всей второй эскадрой готовишься отправиться на помощь нам, сибирякам. А когда получишь сию эпистолу, то верно будешь уже на полпути к Владивостоку... Что касается меня , то я побывал в Берлине, проехал по Рейну и на целых два дня застрял в Париже. Город мне не понравился, но не могу не отметить, что столица Франции идет в ногу с прогрессом. Ныне ее бульвары освещаются электрическими фонарями, изобретенными нашим соотечественником Яблочковым. Свет они дают чрезвычайно яркий, но сильно утомляющий глаза из-за мерцания электрической дуги. Осмотрев по возможности парижские музеи и достопримечательности, я запасся билетом прямого сообщения Париж — Владивосток. Это обошлось мне почти в шестьсот рублей из коих только две трети оплатило родное наше военно-морское ведомство. Но имея на руках этот билет, я получил места первого класса при переходе через Атлантический и Тихий океаны с полным продовольствием в пути, и билет со спальным местом из Нью-Йорка в Ванкувер. К этому времени недавно отстроенная канадская трансконтинентальная дорога открыла движение, и компания Кука предоставляла особо льготные условия проезда. На трансатлантический пароход (я выбрал американское судно, ибо как ты знаешь, не очень доверяю англичанам) я должен был сесть в Саутгемптоне. В Англию выехал с расчетом пробыть в Лондоне трое суток. Приехал туда в субботу и, остановившись в довольно мрачной гостинице «Гровенор-отель, почувствовал такую скуку, что чуть не сбежал обратно в Париж. Лондон, как выяснилось, в воскресные и субботние дни, особенно мрачен: все театры и развлекательные учреждения закрыты, и я положительно не знал, куда деваться. Утешало лишь, что прожил я в гостинице всего несколько дней…
В Саутгемптоне я попал на один из лучших пассажирских судов — «Нью-Йорк», вдесять тысяч тонн водоизмещения и с полным ходом в девятнадцать узлов. Переход через Атлантику прошел благополучно. Не штормило, и к концу путешествия, как это обыкновенно бывает при продолжительных морских переходах, большинство пассажиров между собой перезнакомились и даже подружились. Отчего в Нью-Йорке многим мом спутникам даже не хотелось покидать пароход. На берегу нас ожидали обычные, как говорят, американские таможенные мытарства. Под впечатлением от которых, я решился отправить свои вещи запломбированными до канадской границы, не желая уплачивать пошлины за купленные мной в Лондоне вещи. В Нью-Йорке я пробыл три дня в страшнейшую жару. Но мое положение облегчалось тем, что я жил в гостинице с ванной в каждом номере, которой я и пользовался несколько раз в день... До переезда в Канаду я провел у самой ее границы двадцать четыре часа на знаменитом Ниагарском водопаде… На канадской границе меня ожидали испытания, причиной которых был мой багаж. На маленькой пограничной станции Торонто мне объявили, что поезд на Ванкувер уходит через час, а моего багажа на вокзале нет. Между тем, по моему расчету, я должен был приехать в Ванкувер лишь вечером, накануне отплытия моего парохода. Застрять там на три недели мне очень не хотелось, тем более что денег и времени на прибытие к месту службы у меня было уже в обрез. Оставив свой ручной багаж на вокзале, я бросился в город на таможню, которая находилась довольно далеко от вокзала. К счастью, меня спас местный кучер, который за крупное вознаграждение взялся провезти меня вскачь в таможню и доставить оттуда на вокзал мои сундуки. Я взгромоздился на козлы его подводы, и мы понеслись по улицам маленького города на противоположный его конец. Я быстро покончил с таможенными формальностями, причем убедился, что в Канаде гораздо удобнее говорить по-французски. На этом языке говорит до сих пор значительная часть населения, не питающая больших симпатий к англичанам, в особенности к британскому официальному миру. Благодаря своему французскому я не только успел попасть на поезд, но и выручил свой багаж и даже заплатил кучеру меньше, чем мы договаривались сначала… Почти пять дней пути проходят по канадской железной дороге довольно монотонно; пустынные местности, по которым вы проезжаете, покрыты по большей части обгорелым лесом; все верхушки деревьев напоминают бывшие в употреблении спички. Зато по вечерам вас поражает красивое зрелище лесных пожаров
 
Поезд прибыл на конечную станцию вовремя, а пароход на Владивосток отправляется, как выяснилось, только вечером следующего дня. Поэтому я решил использовать свободное время на сочинение посланий тебе, Диме и родным. Надеюсь, письмо сумеет попасть к тебе ранее, чем вторая эскадра прибудет на Дальний Восток, и мы сможем встретиться воочию. Чего жду с нетерпением, не меньшим, чем желание оказаться наконец на палубе шхуны…»
— Черт побери, неплохое получилось путешествие у Атоса, — Анжу невольно выразил свое восхищение вслух. Потом достал карманный атлас и попробовал посчитать, насколько быстрее Трубецкой доехал через полмира железной дорогой и морем, чем сухопутным путем на лошадях через Сибирь. По его расчетам получилось, что князь сэкономил минимум два месяца…
А еще через неделю после памятного почтового события в путь через Суэцкий канал отправился и броненосец. Через канал «Император Николай I» пробирался чуть больше полусуток, пользуясь привилегией для военных кораблей всех наций иметь разрешенную скорость в девять узлов. Все это время по обоим берегам тянулась однообразная пустынная безлюдная местность. В Порт-Тефик, конечный пункт маршрута, находившийся уже на берегу Суэцкого залива, броненосец прибыл в два часа пополудни. Задерживаться в этом неприспособленном для пребывания многочисленной эскадры месте не стали, сразу выйдя в море. Погрузку же угля решено было произвести во французском порту Обок, где их уже ждали заранее зафрахтованные угольщики и прошедшие ранее через канал корабли и суда всех трех стран. Овеваемое с двух сторон раскаленным воздухом двух пустынь, Красное море не зря считается одним из самых жарких мест на Земле. Выкрашенный в черный цвет железный корпус броненосца раскалялся так, что спать в каютах было совершенно невозможно. Корабельный доктор уверял всех, что в его каюте термометр постоянно показывал плюс пятьдесят градусов по Цельсию, даже ночью не опускаясь ниже. Слегка спасли открытые иллюминаторы, тем более что море все шесть суток плавания было спокойно. Но кому было не позавидовать — это кочегарам. Вот там точно температура не опускалась ниже пятидесяти, а включенные на полную мощь вентиляторы гнали внутрь не менее горячий воздух. Полуголые, покрытые угольной пылью, похожие на чертей кочегары бросали уголь в раскаленные топки котлов. Удивительно, но лучше всех перенесли эту пытку жарой кочегары на русских кораблях. На немецких от жары скочнались два кочегара, еще троих потеряли французы. Но сводная эскадра дошла до Обока.
А после трех дней отдыха, собравшиеся на рейде корабли, догрузившись углем, несколькими отрядами снова вышли в путь.
Примечания:
На иллюстрации — русская эскадра в Тулоне в 1893 г.
[1] Автор знает, кто был за и против присоединения Эльзаса и Лотарингии в 1871 г.
[2] Звание в ВМС Франции, соответствует, примерно мичману
[3] Шпак — презрительное прозвище гражданских лиц в военной среде
[4] Напоминаю, что в Российском Императорском флоте завтраком назывался обед.
  
Петербургские тайны
 
Закон что дышло, 
куда повернул – 
так тебе и надо… 
Народное 
Петербург — город светлых «белых ночей» и темных тайн.
Встречалось даже мнение, что само основание столицы именно в этом месте есть тайна, которая никогда не будет разгадана. Потому что постройка столичного города в районе, из которого проще добраться до стран Европы, чем до своих провинций во многом выглядит нелогично. Что говорить, если даже уголь сюда дешевле завозить из Англии, а муку — из Германии. Только большинство людей именно в наличие этой тайны не верило и не верит, находя самые разнообразные подходящие объяснения для этой ситуации.