Удар катаны (СИ)

Еще через несколько недель Петр уже представлялся молодому императору в Ливадии. А еще через пару дней выяснилась и подоплека интереса государя к Либаве. Все дело в том, что основные порты Балтики, в которых базировался флот, зимой замерзали. А требовалась незамерзающая база, с которой флот мог бы действовать круглый год. Еще при Александре Третьем приняли решение, что таковым станет планировавшийся к постройке порт на Мурмане. Уже были профинансированы и начаты изыскательские работы для строительства города и на трассе будущей железной дороги. Но тут Александр умер и генерал-адмирал неожиданно переменил решение, предложив Георгию строить незамерзающий порт в Либаве. Однако молодой император так сразу решать не стал, взял время на обдумывание и начал собирать сведения об этом деле…
А в очередном Высочайшем приказе по Морскому ведомству об очередном производстве мичманов, выслуживших свой срок, в лейтенанты, появилась и фамилия мичмана Анжу, офицера для поручений при Его Императорском Величестве.
Примечания:
[1] Михеев Константин Борисович — в нашей истории в это время был командиром минного крейсера «Лейтенант Ильин», который в минный отряд не входил
Использована часть из мемуаров мичмана Туманова
  
Флотский гамбит
 
«Где начало того конца, 
которым заканчивается начало?» 
«Кто виноват? Что делать?» 
Извечные русские вопросы… 
За прошедший год Ялта уже успела получить широко распространившееся прозвище «Чахоточная[1] столица». Которое, надо заметить, совершенно не повлияло на популярность города среди стремившихся поселиться в нем совершенно здоровых поданных императора Георгия Первого. Вот только поселиться, а уж тем более получить разрешение на строительство дома и в городе, и в окрестностях можно было только по разрешению Дворцового управления, заверенного у самого Государя. На этом настоял лично император, не желавший чрезмерного разрастания города и полного вытеснения из этого района чахоточных больных придворной аристократией и богатеями-промышленниками.
— Раз уж мне полезно жить здесь, с моей болезнью, то было бы бесчеловечно запретить другим больным пользоваться лечебными возможностями этой местности, — Анжу лично слышал, как Георгий сказал об этом министру Двора барону Фредериксу. Владимиру Борисовичу, пытавшемуся доказать царю, что меры по ограничению переселения чрезмерны, оставалась лишь склониться перед волей его императорского величества.
Вообще, новый император, при всей внешней его мягкости и воспитанности, имел сильный характер. Как узнал Анжу из услышанных отрывков бесед, будущий император всегда верховодил в компании великих князей. Причем его слушался даже старший из братьев — Николай, не говоря уже о Михаиле, младшем из трех сыновей Александра Третьего. Кроме того, молодой император оказался изрядным шутником и острословом. Например, подписывая рескрипт о назначении Анжу офицером для поручений, он неожиданно расхохотался, а потом пояснил присутствующим свое веселье, рассказав о происшествии с «Лугой» и подытожив: — Вот так надо сажать миноносцы на камни, господа!
Кроме распространившегося, и не только на флоте, шуточного описания броненосца «Гангут» широко известной стала его шутка с сигом. На торжественном обеде в доме ялтинского генерал-губернатора, подойдя к столу и увидев на нем копченого сига, Георгий заметил:
— Готов поспорить на что угодно, что сейчас какой-нибудь дурак скажет — sic transit gloria mundi[2]…
Только успел он произнести эту фразу, как великий князь Николай Николаевич (младший), не расслышавший, что сказал государь, увидел сига, и, развеселив присутствующих, громко сказал:
— Да, sic transit gloria mundi…
После этого афронта великого князя Николая Николаевича за глаза иначе, чем «Какой-нибудь дурак» и не звали. Причем даже в армейских кругах, где он до того был весьма популярен.
 
Петр прошелся вдоль ряда ломовых извозчиков, на которые таскали и загружали багаж придворных. К сожалению, железная дорога от Ялты до Симферополя еще строилась и поэтому приходилось пользоваться либо морским путем, либо мотаться на извозчиках. Вот и сейчас отбывающий на коронацию в Москву двор ждали в гавани императорская яхта «Александрия» и пароход «Магдалена». На которые и должны были отвезти загруженный багаж, а Петр исполнял обязанность дежурного офицера при этих работах. Впрочем, дворцовые служители и грузчики легко справлялись без него, так что Анжу оставалось только расхаживать неподалеку с важным видом и вспоминать. А вспомнить было о чем. Несколько дней назад прошло совещание по развитию флота. Началось оно еще с одного казуса, случившегося на глазах самого Анжу.
Два великих князя, генерал-адмирал Алексей и командующий гвардией Владимир, приступили к Георгию с настойчивым предложением о присвоении ему, как императору всероссийскому, адмиральского чина.
— Неприлично для царствующей особы пребывать в столь малых чинах, — настаивал Владимир.
— Как может всего лишь лейтенант флота командовать адмиралами, — вторил ему Алексей.
— Мне сей чин присвоил папА. А самого себя награждать, повышать в чинах воинских и флотских, и тешиться этим я не собираюсь. Кх-ха, кха… И вообще, дядюшки, — откашлявшись, ответил Георгий. — Нет времени на эти пустяки. Делом надо заниматься. А карьер[3] мой лишь мне интересен, вы лучше о своем беспокойтесь, — жестко осадил он пытавшихся возражать великих князей.
А потом началось само совещание. Вылившееся в череду ожесточенных споров по всем обсуждаемым вопросам, из которых первым рассматривался вопрос о морской артиллерии. Принятые на вооружение в 1891 году скорострельные пушки системы Кане, которые еще только осваивались в производстве, решено было оставить на вооружении. Таким образом, на кораблях должны были появиться трехдюймовые (76 мм), сорокасемилинейные (120 мм) и шестидюймовые (152 мм) скорострельные пушки. Высказывались сомнения в необходимости наличия на вооружении двенадцатисантиметрового орудия, «как слишком схожего по назначению с шестидюймовой пушкой той же системы». Однако флотские артиллеристы доказывали, что им необходимо орудия калибра, промежуточного между тремя и шестью дюймами. А отказ от двенадцатисантиметрового орудия закономерно требовал расходов на разработку и развертывание производства орудия калибром четыре — четыре с половиной дюйма. Поэтому решено было оставить уже готовые к производству орудийные системы.
Наибольшие же споры вызвали крупные калибры, промежуточные между шестью и двенадцатью дюймами. Первым следствием экономии стал отказ от разработки сразу двух типов орудий — восьми — и десятидюймовок. В качестве единой замены обоим типам рассматривался британский девяностодвухлинейный (234мм) или русский девятидюймовый (229мм) калибр. Некоторые артиллерийские офицеры предлагали оставить на вооружении восьмидюймовые орудия, хорошо показавшие себя во время боя крейсера «Нахимов» японскими крейсерами. При этом они отмечали избыточную мощность девятидюймовки для запланированных к строительству броненосных крейсеров и недостаточную — для броненосцев береговой обороны и крейсеров-броненосцев. Однако одним из решающих факторов стал пример Великобритании, оставившей на вооружении всего два крупных калибра. Преклонение русского морского офицерства перед авторитетом просвещенных мореплавателей заставило оппонентов смириться с уменьшением количества калибров. Немалую роль сыграли при этом и производственные соображения. Оснастка для девятидюймового калибра уже имелась, а ствол этого орудия длиной в сорок пять калибров отлично вписывался в возможности станочного парка, применявшегося для выработки тридцатипятикалиберных двенадцатидюймовок, производство которых как раз сворачивалось из-за замены их на сорокакалиберные орудия.
Не меньшие споры разгорелись и вокруг программы строительства кораблей. Разгром Японии, казалось бы, снимал угрозу русским владениям на Тихом океане. Но он же привлек туда внимание европейцев и северо-американцев, начавших усиливать свои эскадры в том районе. Поэтому вместо небольшой Сибирской эскадры явно требовалось развернуть настоящий большой флот. Однако бюджет, выделяемый на строительство кораблей, император повышать не спешил, отчего и возникли споры между желающими построить корабли согласно своих взглядов.