Охотник на магов (СИ)

— Господа инквизиторы, охотник на магов, приветствую вас. — он привстал, хотя по статусу не обязан был этого делать. — Позвольте представиться. Я настоятель сей скромной обители Высшего, Его кроткий слуга, и волей Его, примас Гилберт Суптимский. Для вас просто — отец Гилберт. Кому нужны все эти титулы в дружеской беседе, ведь правда? Прошу, присаживайтесь за стол, сейчас Самуэль принесет чай. Или господа желают чего-нибудь покрепче? — с хитрым прищуром поинтересовался глава храма.
Не дожидаясь ответа, он потянулся к свисающему со стены шнуру, дернул за него, и где-то за стеной едва слышно донесся мелодичный перезвон. Мы, поприветствовав хозяина кабинета поклоном и не зная, как реагировать на его словоохотливость, немножко неловко стали усаживаться за стол. Что надо говорить в таких случаях я не знал. Впрочем, разговаривать на встречах такого уровня в мои задачи, слава Высшему, не входит. Мое дело — внимательно слушать и не перебивать высоких чинов. Говорить предстояло старшему инквизитору, но он казался тоже слегка растерянным.
— Вам не кажется, молодой человек, — обратился настоятель к Огюсту. — Что немного невежливо умалчивать свое имя перед стариком, который только что вам представился.
Глава храма конечно же немножко лукавил. Само собой, он знал, кто находится перед ним, раз ожидал прибытия этого человека. А что он его ждал, говорило то, с какой скоростью нас препроводили в его кабинет, только лишь услышав одно имя. Вот только старые люди часто бывают дотошными и въедливыми, и любят соблюдение всех формальностей церемонии, даже такой незначительной как приветствие.
— Я — старший инквизитор Огюст, — словно спохватившись, сказал командир нашего отряда. — Сопровождают меня: мой помощник, инквизитор Ганс Вебер и охотник на магов Касий. — кивком головы Бич Отступников показывал, кто из нас есть кто. Впрочем, это тоже была одна из этих формальностей. Внешность охотника на магов обычно весьма примечательна.
— Я конечно же наслышан о вас, дорогой Огюст и о ваших, несомненно, полезных для ордена качествах. Но вот ваших друзей я не знал. Приятно познакомиться, господа. — благосклонно кивнул отец Гилберт.
Этот обмен любезностями прервал слуга, тихо приоткрывший дверь и замерший на пороге.
— А вот и Самуэль! — обрадовался настоятель. — Итак, господа определились с напитками?
— При всем уважении, отец Гилберт. — прочистив горло, взял слово старший инквизитор. — Хотелось бы перейти к тому делу, из-за которого вы меня позвали. Если это возможно.
— Сразу к делу, да? Похвальная целенаправленность. Ох уж эта молодежь, вечно куда-то спешит. — с притворным стоном посетовал глава храма. — Дело в том, что для вожделенной вами беседы нам нужен еще один человек. Представитель городского совета. Начинать без него — плохой тон. Да и не будете же вы ему потом, когда он наконец явится, вкратце пересказывать наш разговор. Так что придется немного его подождать. Поэтому я и решил скрасить ожидание разговорами о всяких мелочах под согревающий, а учитывая сегодняшнюю погоду, возможно и наоборот, прохладительный напиток. Не беспокойтесь, много времени это не займет, мы послали за чиновником еще тогда, пока вы взбирались по лестнице.
Огюст лишь молча кивнул, соглашаясь, то ли со всем сказанным отцом Гилбертом, то ли с какой-то его частью. Примас, так и не дождавшись ответа, вдохнул и перевел взгляд на замершего в дверях слугу.
— Господа слишком скромничают, так что будем опираться на мой вкус, Самуэль. — обратился он к нему. — Ладно, раз уж нам предстоит разговор о серьезных вещах, ограничимся чаем. Принеси-ка нам черного с ароматом восточных оранжевых яблок, что презентовал нам тот смешной иностранный торговец в тюрбане. Уж очень мне понравился его вкус.
Поклонившись, слуга тихо вышел, абсолютно не привлекая к себе внимания, словно профессиональный убийца с того же востока.
В кабинете разлилась вязкая тишина. Поерзав на стуле и неодобрительно покосившись в нашу сторону, затянувшуюся паузу снова нарушил примас.
 
— Я слышал, дорогой мой Огюст, что ваша последняя охота закончилась весьма продуктивно. Это, бесспорно, еще одна победа в деле Высшего и его ордена. — настоятель произносил пафосные речи с совершенно серьезным видом, что не давало закрадываться сомнению в искренности его слов. Должно быть, благодаря своей работе он давно привык к высокопарному слогу. — Не поведаете ли мне подробности этого дела? Мне, старику, было бы весьма занимательно послушать такую историю.
Дверь тихо приоткрылась и в кабинете появился недавнишний слуга. Приблизившись к нам с подносом, он стал расставлять чашки на стол перед гостями. Я попробовал к нему присмотреться, но взгляд просто не хотел цепляться за него. Совершенно непримечательная внешность вкупе с медленными и плавными движениями делали его больше похожим на какой-то предмет интерьера, чем на человека. Даже своими намерениями он был подобен неодушевленному предмету — на лице не отражалось никаких желаний или чаяний. Странный человек. Что-то мне кажется, что его обязанности обыкновенной сервировкой стола не заканчиваются. Они гораздо-гораздо шире.
— Да нечего особо рассказывать. — словно бы нехотя заговорил старший инквизитор, после того как странный слуга вышел из кабинета. — В одной деревеньке, под названием Распутная, объявился свидетель, который утверждал, что видел колдунью, творившую свою магию. Прибыв на место, чародейку мы не обнаружили, зато взяли ее след и преследовали несколько дней до тех пор, пока не настигли. Дальше свою работу выполнил охотник на магов. Вот в общем-то и все.
— Разве это история? — скептически скривил губы глава храма. — Слишком уже она поверхностная и краткая. Я обычно столько же слов трачу, чтобы описать поход в уборную, сколько вам понадобилось для целого рассказа о преследовании опасной чародейки. Я надеялся услышать более подробное и детальное повествование.
— Какие же именно подробности вас интересуют? — хмуро поинтересовался Бич Отступников.
— Да, любые. — пожал плечами отец Гилберт. — Нюансы поиска следов чародейки, трудности погони, степень опасности всего этого предприятия. Все, что потешит любопытство такого старика, как я. И прошу вас, господа, пейте уже чай. Самуэль постарался, к тому же, он действительно очень вкусный.
Придвинув к себе кружку и осторожно понюхав, я сделал пробный глоток. Вкус, как и аромат, мне был незнаком, поэтому и описать его мне было сложно. Он был немного терпким и довольно-таки сладким, а в остальном во всем отличался от того, что мне доводилось пробовать ранее.
Краем глаза я заметил, как Ганс пялился на свою кружку, словно бы силясь вспомнить, когда же она там появилась. Похоже он пропустил момент, когда незаметный слуга шастал с подносом вокруг стола. Огюст, в свою очередь, не проявлял никакой озабоченности по поводу напитка. С самым задумчивым видом старший инквизитор за один глоток выдул половину, одобрительно причмокнул и украдкой глянул на хозяина кабинета. Глядя на искателя правды, создавалось впечатление, что он усиленно думает на тему того, что рассказать старику, а что стоит от него утаить. И мне почему-то казалось, что умолчать инквизитор хотел практически обо всем.
Не понимая подобного поведения, я весь обратился в зрение, стараясь прочесть ответ на свой вопрос на лицах присутствующих. Вот только кроме завистливых взглядов Вебера, украдкой кидаемых им на роскошь кабинета, никаких других эмоций распознать я не смог.
Наконец Огюст, собравшись с мыслями и решив что-то для себя, открыл рот, но был тут же прерван вошедшим. Впрочем, инквизитор сильно раздосадованным этим происшествием не выглядел.
Только услышав грохот распахнувшихся дверей, я тут же отмел версию, что это вернулся Самуэль. Тихий слуга настоятеля смог бы открыть дверь с таким шумом, только если бы решил сделать это, прыгнув на нее двумя ногами. Оглянувшись, я убедился в своей правоте. Вошедшим, а точнее ввалившимся в кабинет, оказался мужчина лет пятидесяти, очень большой комплекции. Настолько большой, что рядом с ним наш Агорник показался бы худощавым мальчуганом. Не представляю, как этот боров смог взобраться по лестнице, ведущей на этот этаж. Должно быть, людям в рясах, встретивших нас у дверей храма, пришлось закатывать этого господина наверх, будто шар. Кроме шуток, человек оказался почти что идеальной круглой формы, а его дорогой и, вне всякого сомнения, сшитый на заказ костюм выглядел довольно помятым. Свой головной убор мужчина держал в руке, открывая на всеобщее обозрение, практически отвоевавшую всю голову у волос, лысину. Второй, при помощи платка, он вытирал от пота, расплывшееся далеко за пределы воротника, лицо. Толстая, толщиной в палец ребенка, золотая цепь, удерживала на его груди медаль, говорившую, возможно, о статусе этого человека или его принадлежности к дворянскому роду.