Волшебство любви

Мистер Фоулер колебался с ответом, но Эдвард заметил, как блеснули его глаза. Он уже мысленно подсчитывал дивиденды. Фоулер не хотел иметь дело с женщиной, но взять деньги с Эдварда он был совсем не прочь.
— Спасибо, мистер Фоулер, — сказал Эдвард до того, как солиситор успел ответить. — Доброго вам дня.
Когда Эдвард вошел в комнату, Франческа стоя встретила его.
— Что-то не так? — спросила она. — Что вы ему сказали?
— Ничего. — Эдвард прикрыл за собой дверь. — Он оказался неподходящей кандидатурой. Вскоре приедет мистер Хаббертси.
Франческа немного помолчала.
— Он мне в любом случае не понравился, — сказала она наконец.
— И мне тоже. Может, мне следует первым поговорить с мистером Хаббертси? Думаю, сейчас я достаточно хорошо владею вопросом.
Леди Гордон прищурилась.
— Зачем?
— Вы изъявили желание, чтобы я помог вам советом, не так ли? — Не осознавая того, он расправил плечи и несколько раз сжал и разжал кулаки, прежде чем вернулся на свое место.
Она нахмурилась.
— Да…
— Тогда предоставьте мне повести разговор. Пусть это будет пробным испытанием.
В глазах Франчески читалось сомнение, но она кивнула.
Когда мистера Хаббертси провели в комнату, Эдвард разъяснил ему суть дела. К этому времени он уже начинал проявлять некоторый интерес к той девочке, ради которой все затевалось. Он не мог не испытывать жалости к ребенку, потерявшему родителей в столь раннем возрасте. Он слишком хорошо помнил ту угрюмую атмосферу, которая воцарилась в доме, когда у него умерла мать, как раз перед его восьмым днем рождения. Джерард, которому было в ту пору всего пять, ровно столько, сколько исполнилось Джорджиане, когда та осталась без матери, отказывался поверить в то, что герцогиня мертва, и потому Дарем привел их всех троих в ту комнату, где она лежала мертвая, чтобы они ее увидели. Эдвард не хотел туда идти. Как и Джерарду, ему хотелось, чтобы мама проснулась и снова стала самой собой. Вид матери, такой неподвижной и серой, стал самым глубоким потрясением в его жизни, но по крайней мере отец был с ними, и он похлопал его по плечу, когда Эдвард безуспешно пытался сдержать слезы. А эта маленькая девочка потеряла обоих родителей одного за другим, и теперь ее разлучили с единственной оставшейся в живых родственницей. Эдвард говорил себе, что поступает правильно, оказывая леди Гордон содействие, насколько это было в его силах. Отец одобрил бы такой его поступок.
К несчастью, мистер Хаббертси, как и мистер Фоулер, браться за дело не захотел. Войдя, он удостоил леди Гордон всего лишь беглым взглядом, но по мере того, как Эдвард объяснял ему суть дела, взгляд солиситора все чаще соскальзывал в ее сторону. После разговора с Фоулером Эдвард был во всеоружии, и от его внимания не ускользнуло тревожно-досадливое выражение, вскоре появившееся на лице солиситора. Эдвард был не из тех, кто стал бы терять время на того, кто так или иначе ему откажет, и в тот момент, когда в мимике мистера Хаббертси стало проскальзывать пусть неявное, но разочарование, Эдвард поблагодарил его и отпустил. Блэкбридж, которому было дано указание не уходить далеко, выпроводил солиситора из дома раньше, чем тот понял, что происходит.
Леди Гордон сидела, крепко сжав руки у себя на коленях, устремив взгляд на дверь.
— Он тоже не прошел?
— Да.
— Почему?
— Он не собирался браться за это дело.
Леди Гордон разжала руки и провела ладонями по юбке, словно хотела разгладить несуществующие заломы. Она сделала долгий вдох, словно пытаясь успокоиться. Эдвард чувствовал ее эмоции так, словно они были не умозрительной, а физической сущностью, присутствующей в комнате. Он физически ощущал пульсации досады и гнева. Леди Гордон прилагала героические усилия к тому, чтобы не сорваться, как это уже было с ней однажды. Он испытал извращенное желание стать свидетелем ее поражения в борьбе с самой собой, потому что в этом случае получил бы существенный довод в пользу того, чтобы как можно быстрее завершить это деловое сотрудничество.
— Откуда вам это известно?
 
— Я это увидел.
— Каким образом?
— По тому, как он на вас смотрел, — буркнул в ответ Эдвард. — Ни он, ни Фоулер не желают иметь дело с женщинами.
Лицо ее отразило целую бурю быстро сменяющих друг друга переживаний — унижение сменилось гневом, гнев — отчаянием. На щеках ее вспыхнул румянец.
— Я понимаю, — выдавила она.
Эдвард просто не мог представить себя на ее месте. Не мог представить, что ему отказывают не на основании безнадежности его дела, а лишь в силу некоторых характерных черт, предписываемых слабому полу. Досадно получить отказ по существу, но получить отказ на этих, весьма специфических, основаниях, наверное, в сто раз досаднее. Эдвард вдруг подумал о том, что неплохо было бы вернуть мистера Фоулера сюда в этот самый момент, чтобы он своими глазами увидел, как мало истеричности в характере Франчески Гордон. Из того, что она ему рассказала о результатах своего общения с солиситорами, следовало, что ей уже несколько раз приходилось переживать подобное и, возможно, нечто похуже. Теперь его уже не удивляло то, что она набросилась на него с обвинениями по поводу Уиттерса и потребовала пообещать ей помощь. Он ее понимал. На самом деле он бы поступил, и, по сути, уже поступил, именно так, когда на кон была поставлена судьба семьи.
— Каких еще солиситоров вам рекомендовали? — спросил он.
Она вытащила еще одну рукописную копию списка и протянула ему. Затем она встала и начала ходить по комнате. Эдвард еще раз перечитал список. Теперь скепсиса в нем было больше, чем надежды на успех. В этом списке были представлены уважаемые и опытные юристы, из тех, кого он мог бы нанять сам. Вначале он просмотрел этот список, не вникая в суть, думая лишь о том, как найти первого попавшегося, который бы взялся вести ее дело. Но такого рода помощь могла оказаться бесполезной, теперь он хотел, чтобы она выиграла это дело, а не только довела его до суда. Девочка была ей очень дорога, и Эдвард неохотно признался себе в том, что ему было бы несколько не по себе от собственной черствости и безразличия к чужой беде, если бы он не попытался помочь этой женщине по-настоящему, а не для галочки. Особенно после того, как она выполнила свои обязательства по отношению к нему столь быстро и эффективно.
К несчастью, на это уйдет больше времени, чем он рассчитывал, не говоря уже о том, что дальнейшее участие в ее судьбе потребует их регулярного общения. Вначале, когда он согласился на ее предложение, все казалось простым и понятным. В конце концов, ему удалось найти подходящего поверенного за пару дней пребывания в Лондоне. Однако, как выяснилось, ему придется потратить на нее куда больше энергии, как физической, так и умственной.
Не на нее, а на помощь ей, тут же напомнил себе Эдвард. Чем меньше внимания он будет уделять ее глазам и голосу или тому, как она двигается, тем лучше будет для него.
Он встал и подошел к Франческе. Она обернулась при его приближении, и глаза ее заблестели, как полированный янтарь. Как и накануне вечером, она напоминала ему огонь, пламя, которое сдерживается рамками приличий, но при этом не теряет накала чувств и… страстей.
— Боюсь, что никто из них вам не подойдет.
Брови ее слегка приподнялись, выгнувшись в красивую дугу, когда она взглянула на список в его руке.
— Вы можете это утверждать, лишь прочитав имена?
— Если Фоулер и Хаббертси были наиболее вероятными кандидатами, я не вижу смысла тратить время на остальных.
Щеки ее приобрели более глубокий оттенок розового. Взгляд был устремлен на список, хотя она и не протягивала к нему руку.
— Понимаю.
Она думала, что он отказывает ей, как отказали солиситоры. Эдвард надеялся, что она никогда не узнает, как глубоко заблуждается.
— Возможно, мы могли бы обсудить другие… возможности.
Франческа подняла на него глаза, и губы ее приоткрылись. Те другие возможности, что ураганным огнем пронеслись в его голове, не имели к солиситорам никакого отношения. Она приблизилась к нему на шаг.