Гимназистка (СИ)

— Пойдёмте, Владимир Викентьевич, — Оленька уцепилась за рукав целителя. — Персиков не обещаю, но варенье наше непременно к чаю подадут. И оно точно лучше того, что вам могут предложить у Рысьиных.
— А если я не хочу чаю? — Владимир Викентьевич пытался освободиться, но Оленька уже уверенно тянула его к главному дому.
— Тогда попрошу принести вам что-нибудь покрепче. Вы что предпочитаете? Коньяк? Водку? Или домашние наливочки? У нас и ликёры есть, не волнуйтесь, всякие разные есть, вам понравится, — тараторила Оленька, таща жертву за собой, как маленький бульдозер. — вам остается только выбрать, что вы будете пробовать.
С Николаем же мы почти тут же свернули за угол одного из флигелей, но судя по тому, что голос Оленьки удалялся, Владимиру Викентьевичу отделаться от неё не получилось. Разделяй и властвуй. Смотрю, этим принципом Хомяковы овладели в полной мере. Во всяком случае, в той части, которая касается разделения.
— Владимир Викентьевич потом опять скажет, что ваша компания меня компрометирует, — усмехнулась я.
— Не скажет. Он прекрасно понимает, что в клановом святилище одного постороннего и то много, — серьёзно ответил Николай. — Нарушается настройка, и Велес может не откликнуться. Поэтому чем дальше он от нас будет, тем лучше. Не волнуйтесь, Лиза, он ничего такого не подумает, пусть и сильно сомневается в успехе.
Мы шли по расчищенной дорожке, хотя я не видела никого, кто бы этим мог заниматься. Вообще ни одной живой души во дворе не было. Даже привратник, распахнув ворота и впустив хозяйскую машину, тут же скрылся в сторожке. Но дом, куда Оленька повела Владимира Викентьевича, выглядел обжитым. Во всяком случае я заметила силуэты любопытствующих в окнах. Надеюсь, на улицу они не выходят не потому, что боятся солнечного света, но проверить все-таки стоит до того, как придется сводить с ними близкое знакомство.
— Николай, а вампиры в Ильинске или окрестностях есть?
— Вампиры? — удивился он. — Вампиры — это сказки, Лиза.
— Оборотни не сказки, а вампиры, значит, сказки, — проворчала я.
— Вампира я ни одного не видел, а оборотня наблюдаю каждый день, когда бреюсь, — парировал Николай.
По оборотням у меня самой сомнений уже не было, поскольку одного я даже наблюдала в животной форме и сейчас порадовалась, что об этом никто не знает, а то бы с Николая сталось вызвать Юрия ещё раз, а с неизвестного журналиста — написать статью уже с указанием «гимназистки С.». Хорошо, что я вовремя выбросила лишнее из своей комнаты. Юрий, конечно, рысью весил немало, но весь он столько, сколько весил человеком, я бы его не то что из окна не выбросила, я бы его туда вовсе не дотащила.
— А как получается, что вес человеческой и животной формы разный? — спросила я. — Материя же не может браться ниоткуда и уходить в никуда.
— Эфирное тело, — пояснил Николай. — На время оборота лишнее уходит туда. Если, конечно, можно говорить о том, что у меня есть что-то лишнее.
И он весьма хитро на меня посмотрел, наверняка рассчитывая, что я сразу начну убеждать, что уж у кого у кого, а у него нет ничего лишнего и быть не может. Но я не Оленька, на такое не ведусь, поэтому невозмутимо ответила:
— Не знаю, я ведь не видела вашего зверя, Николай.
И чуть не захихикала, представив этого самого зверя. Уверена, из лишней материи Николая можно сделать целую хомячью армию, устрашающую врага острыми зубами и грозным писком. Потом мне пришло в голову, что мой спутник может посчитать мои слова намёком на что-то неприличное (боже, как сложно с этими оборотнями), но я даже не успела испугаться, как он неожиданно сказал:
— Мы пришли, Лиза. Прошу вас ничего не говорить внутри до тех пор, пока не придёт время.
— А когда оно придёт? — немного нервно уточнила я, не отрывая взгляда от внезапно возникшего перед глазами строения. Вроде бы только что здесь была пустота, и вдруг, словно по мановению волшебной палочки, она заполнилась.
— Вы поймёте.
Святилище выглядело как небольшой терем из русских сказок: с крыльцом, резными украшениями, крышей из гонта. Дополнительный забор вокруг него был скорее декоративным, чем выполнял охранную функцию. Калитка никак не запиралась. И сколько я ни напрягалась, магической защиты тоже не увидела. Наверное, не допускаются чужие маги в святые святых клана. Или предполагается, что бог своё святилище защитит сам. Действительно, что он за бог, если не сможет даже этого? Или как вариант, святилище показывалось не всем: я же его не видела, пока Николай не сказал.
 
Окон не было, но не успели мы войти и закрыть дверь, как по стенам пробежала светящаяся дорожка. Это была не магия: сколько я ни вглядывалась, даже следа плетения не заметила. Но свет не имел и никакой вещественный носитель, огонёк просто зависал в воздухе, тёплый, красновато-золотистый, столь притягательно мерцающий, что хотелось взять его в руки: казалось, он будет мягким и уютным, как маленький хомячок. Желанию я не поддалась, а руки на всякий случай убрала за спину. Конечно, Николай предупреждал только о том, что не стоит говорить не вовремя, но о том, чтобы не трогать всё подряд, я и сама догадалась. И вообще постаралась пристроиться за спиной Николая так, чтобы успеть в случае чего совершить тактическое отступление к двери. Она, конечно, уже закрылась, но испуганный маг открывает любые двери. Наверное.
Снаружи помещение казалось маленьким, но мы шли и шли, а дорожка из огоньков бежала и бежала вперёд, указывая путь. Хотелось спросить, долго ли нам идти, но вряд ли этот вопрос стоил того, чтобы нарушать царящую тут тишину. Даже наших шагов было не слышно, мы шли словно по ворсистому ковру, гасящему все звуки. Я взглянула на пол, но что там лежало, и лежало ли, не было видно совершенно. Страха не было, почему-то я была уверена, что ничего плохого со мной здесь не случится.
Николай остановился столь неожиданно, что я чуть в него не врезалась, так увлеклась разглядыванием того, по чему мы шли. Только тут я заметила, что огоньки закончились, приведя нас к тёмной фигуре, с неясными чертами, теряющимися в темноте.
Николай заговорил каким-то особым низким голосом, обычно ему не свойственным, выделяя каждое слово чёткой паузой. И хоть слова казались знакомыми, но именно казались и не складывались во что-то понятное. Огоньки стали чуть тусклее, зато фигура засветилась мягким белым светом. Но засветилась как-то так, что от фигуры был виден лишь силуэт, черты остались смазанными тенями.
— Хомяк привёл Рысь, — голос был негромок, но звучал так, что чувствовался всем телом, даже казалось, что звучал уже не только снаружи, но и изнутри.
И взгляд, взгляд был таким же. Вроде бы и не задержался на мне, но прошёл насквозь, просветив рентгеном. Стало неуютно, но спрятаться было некуда: спина Николая оказалась не столь хорошей защитой перед Этим. Казалось, что Велес, если это был он, смотрел со всех сторон. С любопытством смотрел, но несколько отстранённым.
— Она не Рысь. Её изгнали из клана.
Мягкое, почти невесомое касание и уверенное:
— Она Рысь.
— Неважно. Ей нужна помощь.
— И тебе.
— И мне.
Николай говорил спокойно. Хотя после того, как Велес заявил, что я всё-таки Рысь, была заминка, но совсем краткая.
— Хорошо. Проси.
— Верни ей память.
— Неправильная просьба.
— Почему? Очень тяжело жить в мире, ничего о нём не помня.
— Об этом мире она ничего не вспомнит.
— Но раньше-то помнила.
— Не она. Та, в чьём теле сейчас эта душа.
Об этом я начала подозревать уже давно, и всё равно, услышанное так меня поразило, что я забыла все наставления и выскочила не то что из-за Николая, но даже перед ним.
 
— Вы хотите сказать, что это тело не моё?
— Теперь — твоё. Той Елизаветы больше нет, и не будет.
— Что значит: теперь — твоё? Это неправильно. Мне не нужно чужого. Если это не моё тело, меня нужно вернуть в моё, а сюда — душу этого.
— Это невозможно. Твоего прошлого тела больше нет, а прошлая душа этого ушла на перерождение. И это для неё благо. Твоя же душа привязана к этому телу, и прочно привязана.