Трудно быть феей. Адская крёстная (СИ)
Молодая царица торопливо поднялась, бокальчик свой прихватила и с другой стороны к мужу с улыбкой подошла, в глаза просительно заглядывая. Ждан подозрительно на Февронию глянул, жене улыбнулся и поднялся из-за стола.
— Счастья вам, дети мои, наследников побольше, печали поменьше, — соловьем запела Феврония и первой бокал протянула к Ждану.
Чокнулись втроем да так стоя и пригубили вина. Но ни Ждан, ни Зинаида не приметили, как со звоном хрустальным попала капля из фужера Февронии в бокал государев. Выпили, по местам своим расселись и трапезу продолжили. Вскоре почуял Ждан, как веки его слипаются, сон с ног валит. С трудом с дамами попрощался, благосклонно руку помощи от жены принял, пошатываясь и всем телом на Зинаиду наваливаясь, в опочивальню отправился.
Молодая жена привела мужа в спальню холостяцкую, где Ждан ночевал, когда чудил да куролесил. Сняла с царя камзол да сапоги стянула, на кровать уложила, атласным покрывалом укрыла, в лоб легко поцеловала и тихо комнату покинула, велев домовятам никого к государю не пускать, даже Бабая Кузьмича, а по всем срочным вопросам к ней отправлять, кто бы не пришел.
Сама же государыня в трапезную к крестной вернулась, и обе ужинать продолжили как ни в чем не бывало.
— Спит? — подливая себе вина, уточнила Феврония.
— Спит, — кивнула Зинаида, мясо разрезая.
— Хочешь и вовсе не проснется, — закинула крючок крёстная.
— Не время, — покачала головой царица молодая. — Вот наследник во мне обозначится, тогда и решим, что и как, — накладывая себе салата, уточнила Зинаида. — Да и законы не мешает изучить глубже. А ну как у тебя получится? С горяча да с наскоку без короны и без царства останусь. Опять-таки, слуг к рукам прибрать надобно. Один домовой старший чего стоит. Взяток не берет, Ждану предан аки пёс верный, а то и хуже. Боюсь, не сдюжу я его, не переманю на свою сторону, устранять придется…
— Понадобится так и устраним, велика печаль, — хмыкнула Феврония, подливая себе вина. — Ты вот что… Завтра с утра к мужу не ходи, пусть кто другой завтрак принесет да разбудит.
— А что так? — вскинулась царица молодая. — Что будет-то?
— Ты смори, затрепыхалась вся, затревожилась, — расхохоталась крёстная. — Ничего не будет. Не добудятся сразу. А как разбудят, буянить начнет, отмахиваться. Со сна ему что только не померещиться вместо слуг добрых. Вот первые слухи и поползут по дворцу царскому. Царь-де допился до ёжиков, людей не признает, нечисть мерещится.
— А что с того? Царь ведь, — пожала плечами Зинаида, придвигая к себе десерт воздушный с ягодами.
— А то, глупая! Придет время и к тебе же, царице, бояре на поклон пойдут с заботами и чаяниями, а не к государю сумасшедшему, — пояснила Феврония и поднялась. — К тому моменту и пузо твое видать будет, и ниточки властные в своих руках соберешь. А с Кузьмичем, ежели не договоримся, разберемся по своему. Капли не забывай мужу в еду-питье добавлять, чтоб все время сонный был, умом-разумом не блистал. Сама же покладистой ласковой с супружником, а в глазах печаль держи, чтоб сочувствовали. Все, прикажи тут прибраться, да к себе иди, попечалься перед придворными барышнями, пусть утешают да сочувствуют.
— А ты куда? — позвонив в колокольчик, слуг призывая, поинтересовалась Зинаида.
— Прогуляюсь к лесу Вечному, погляжу, как подарок мой сработал, — губы Февронии растянулись в ядовитой улыбке и царица молодая вздрогнула: ох, не приведи Род врагом для крёстной стать, костей не найдут, а если найдут, не опознают.
ГЛАВА 16.Сею, вею, посеваю, зиму в души нагоню
Черная птица бесшумно вылетела из дворцового окна и направилась к Вечному лесу. Живности вход в царство фей всегда открыт, а магической тем более. Галка пересекла границу лета и оказалась в зимней сказке. Вековые деревья спали, укрытые тяжелыми снежными шапками. Цветочные поляны зябко кутались в белые пуховые платки. Звенящая тишина крупными снежинками оседала на кусты и окружающий мир. Не слышно было пенья птиц, не смеялись феи, не играли в салки с единорогами.
Птица улыбалась, подлетая к королевскому дворцу. Усевшись на ветку, Феврония огляделась удовлетворенно и прислушалась: ни хруста, ни шороха, ни голоса — будто вымерло все живое от холода. Обернувшись мышью неприметной полукровка скользнула в дом и помчалась в комнату к Амбрелле. По пути довольно попискивая, убранство покоев оглядывая.
Вместо зелени и цветов дивных выросли узоры морозные. Сосульки с потолков посверкивали, иголки ледяные из стен сверкали вместо гнилушек-посветушек. Дверь в покои Амбреллы мерцала куском льда монолитного. Паучком Феврония обернулась и просочилась в щёлку малую, затаилась в углу темном и осмотрелась.
Зеркало золотое волшебное, что тогда едва-едва уберечь от Серого Волка с принцем смогла, сверкало темнотой глубокой, антрацитовой. Отвела глаза тогда сватам косой своей, запутала, ум-разум задурила. Осадочек у гостей незваных остался, будто упустили что-то из памяти, но так до сих пор ни оборотень, ни Ждан и не вспомнили, что в избушке видели.
Уже потом, став женой императора, перетащила она в тайную комнату стекло волшебное, к мести готовясь. А тут и повод подвернулся зеркало подсунуть королеве фей. Искал леший подарочек заморский любимице своей на день рождения. Вот Феврония и подсуетилась через Садко. Влюбленного мужчину заморочить, что косу через плечо перекинуть. Через пяты руки, но добралось зеркало к Амбрелле. А потом и вовсе случай счастливый свел Ждана с ней, Февронией. Тогда-то окончательно убедилась царевна, что праведна месть её за матушку родимую, со свету мужем своим сжитую по наводке королевы Левзеи, пропавшей невесть куда. А за грехи отцов дети всегда в ответе.
Паутина долго плелась, петли спадали и перевязывались. И вот, наконец, все мухи в нее угодили. Осталось совсем немного, а потом и батюшка своё получить полной ложкой. За то, что в жены себе самовилу добыл, у другого отбил, крылья отобрал, а защитить не сумел. А ведь мог, мог защитить-спасти, уберечь от наказания любимую свою, фею темную. Так нет же, дался ему тот приворот на королеву фей. ну вышла бы замуж за царя Беспардона, жила бы долго и счастливо, знать не зная, ведать не ведая в тумане магическом ни о чем, кроме любви своей к мужу и детям. Кому от этого плохо?
А все она, сестра старшая, Ягиня! Чтоб её юстрица крылом железным задела да холерой заразила. Колдунья великая, целительница! Вечно лезла куда не надобно то советом своим, то помощью. Ну ничего, спит теперь беспробудным сном в царстве Навьем на дубу высоком во гробу хрустальном. Не достать её, не спасти.
Паучиха сердито заелозила в углу своем темном, выползая из воспоминаний своих нерадостных и в слух вся обратилась, слушая беседу зеркала с Амбреллой. Последний шажок остался, чтобы в пропасть фею столкнуть. Законами старыми писано: в мире жить всем существам магическим с человеками. Пакостить по мелочам, сделки в свою пользу заключать, головы морочить да чудить — то старейшинами не запрещено. Баланс мировой на то и баланс, чтобы каждый натуру свою и судьбу поживал-показывал, потом перед Родом по делам и заслугам награду получая. Но войну начинать — себе погибель накликать.
После великой битвы между сущностями трех миров, пробудился Род ото сна могучего и устроил выволочку всем подряд, ужаснувшись деяниям детей своих неразумных. Тогда многая нечисть (и светлая, и темная) в сражениях полегла полчищами несметными, а людишки и вовсе едва не вымерли от зимы лютой. Морена хорошо с мужем своим Морозом прогулялась по миру, земли от края до края снегами-торосами накрыла.
После взбучки перемирие устроили, совет собрали под Родовым приглядом. Длился он сорок дней и сорок ночей, пока ледники таяли, весну-красну из темниц выпустив. И порешили: на людей войной не ходить во веки веков, потом как без них миры силу потеряют и сгинут в бездны пустотные существа волшебные.
А кто зимой на человеков пойдет, тому наказания великого не миновать. Лишиться виновник не только магии своей, но ответят за него и потомки его и окружение: станут нечистью бездушной, без сердца и разума. И веки вечные служить будут в каменоломнях адовых, добывая огонь для колесницы солнца ясного. Сам виновник станет истязателем детей и существ мира своего.