Сны листопада (СИ)
— Я приду завтра, и мы подадим заявление.
— Нет.
— Ты выйдешь за меня, Юся, и мне плевать, даже если придется тащить тебя в ЗАГС силой.
— Нет.
— Да.
— Лукьянчиков, я же сказала «нет», — зашипела я, потеряв терпение и пытаясь его оттолкнуть. — И хватит обращаться со мной, как со своими девками. Это им нравится, когда ты их зажимаешь в углу, мне нет! Отпусти же!
Он тут же меня отпустил, и мы снова уставились друг на друга в полутьме коридора, готовые сцепиться.
— Уходи, Костя, — сказала я, изо всех сил пытаясь успокоиться, хотя шансы на это уже очень быстро стремились к нулю. — Ко мне сейчас придут. Ты здесь не нужен.
— Кто придет? Твой Макаров, которому ты только что со мной изменила? — Он словно выплюнул фамилию Ростислава, и злая усмешка исказила его лицо. — Так, может, мне лучше и не уходить? Дождаться, познакомиться, поздравить его с парой ветвистых рогов?
— Не смей так о нем говорить!
Моя рука взметнулась, но Костя ее перехватил. Вторую постигла та же участь, и вот, какая-то секунда — и я оказалась прижата к стене, пока Лукьянчиков развязывал пояс моего халата, жадно и до синяков целуя мои губы и шею. И воспоминания о десятке других вот таких же вспышек, охватывавших нас после ссор, всплыли в моей голове, а вместе с ними накатило все то, что с удивительной силой и скоростью умел пробуждать во мне только Костя, и вот уже я раздевала его — снова, целовала-клеймила его — тоже снова, и, отдаваясь ему во второй раз за час и за почти полтора года коротко и рвано выдыхала единственное слово, которое пришло мне на ум:
— Ненавижу!
— Мне все равно, Юся, я тебе не верю.
— Ненавижу!..
— Уже услышал, не надо мне повторять.
На этот раз я не смогла заставить Лукьянчикова выбраться из моей постели. Если честно — через пять минут после возвращения на землю я просто вырубилась рядом с ним с застывшими на губах жестокими словами.
А утром, когда рассвет разбудил нас, я уже не смогла их сказать.
Глава 13
Костя пробыл в Уренгое до конца недели, а потом их партию все-таки отправили на Новопортовское месторождение. Заявление в ЗАГС мы подали в пятницу, за день до его отъезда, а в конце первой недели после возвращения расписались, и я официально стала Юстиной Борисовной Лукьянчиковой.
Мама, поздравляя нас, плакала. Папа был внушительно серьезен и говорил почти официально. И только моя бабуля была так солнечно рада и так ласково улыбалась с экрана ноутбука, что сердце мое рвалось на мелкие части.
— Живите мирно. Не обижайте друг друга, не воюйте, — сказала она, по-доброму глядя на нас с Костей и крестя экран сухой морщинистой рукой. — Особенно ты, Устинья. Костик-то твой ведь так тебя любит.
И меня словно ударило под дых, когда явно смутившийся Лукьянчиков притянул мою голову к своему плечу и поцеловал в макушку со словами:
— Слышала, что тебе сказали?
Весь вечер после регистрации Костя был как-то непривычно тих. Я приготовила ужин, помыла посуду, и только потом, уже выходя из кухни, чтобы позвать своего мужа пить чай с тортом, заметила, что он уже стоит у выхода и обувается.
Паника была такой сильной, что на какое-то мгновение у меня внутри все оборвалось.
— Куда это ты собрался?!
Он вздернул голову, когда мой голос почти сорвался на крик.
— За сигаретами.
— В одной футболке? — Я схватила с вешалки ветровку и почти ткнула ей ему в грудь, пытаясь скрыть разрывающее внутренности облегчение. — Здесь тебе не юга, Костя. Давай-ка, оденься.
Он странно послушно оделся, и я, злая и одновременно ощущающая себя тоже странно весь вечер сегодня, когда мы вроде как должны радоваться и отмечать наш брак, резко запахнула полы ветровки со словами:
— Подхватишь простуду в два счета, а мне потом с тобой…
Костя ухватил мои руки с такой силой и так неожиданно, что я испугалась. Сжал их в своих руках, заставив меня вскрикнуть и дернуться от боли, когда обручальное кольцо впилось в пальцы.
— Да ты чего?!
Несколько секунд он разглядывал мое лицо, искал что-то в выражении моих глаз, а потом так же неожиданно отпустил меня со словами:
— Я быстро, — и ушел, а, вернувшись, вел себя, как ни в чем не бывало.
Время до его отъезда пролетело быстро.
Я много работала — в отсутствие Ростислава часть работы лежала на мне — и приходила домой поздно, чаще всего усталая и раздраженная. Ела в полной тишине, одна — потому что Костя слишком хорошо знал, что в такие минуты мне лучше дать остыть, — но потом, приняв душ и забравшись на кровать, обнимала своего мужа и клала голову ему на плечо, и мы вместе смотрели какой-нибудь фильм или что-нибудь обсуждали, и мне было хорошо и тепло, и спокойно.
О Макарове не говорили. О прошлом, оставшемся там, в деревне, — тоже, и постепенно мне стало казаться, что все у нас может быть хорошо, и злилась и ненавидела я Костю в какой-то другой жизни, а ссорились мы тоже там, и больше не будем говорить друг другу страшные и злые слова никогда.
— Кажется, мне удалось тебя немного откормить, — заявил Костя как-то вечером уже перед отъездом, разглядывая меня, пока я, стоя у платяного шкафа, раздевалась для сна.
— Хочешь сказать, я стала толстая? — спросила я тут же, озабоченно вертясь перед зеркалом в попытках увидеть жировые складки.
— До этого еще далеко. — Он прислонился к дверце шкафа, сложил на груди руки и ухмыльнулся, откровенно меня разглядывая. — Хочу сказать, что мне нравится то, что я вижу.
— То есть раньше не нравилось? — подначила я.
Он опрокинул меня на постель — я взвизгнула и захохотала — и в два счета оказался сверху, шепча на ухо своим бархатным голосом, что, если приглядеться, я вообще не особо красавица, ну разве что грудь неплоха, а так…
—…Надо поскорее сделать тебе ребенка, — заявил Костя, прислонившись лбом к моему плечу, когда мы уже лежали рядом, пытаясь отдышаться. — Нарожаешь мне кучу кривозубых малышей, будешь заниматься пеленками и кашами, сидеть дома и толстеть.
Я повернулась к нему и взъерошила его волосы, стараясь скрыть неожиданно охватившее меня смущение.
— Нет, Лукьянчиков, что-то с тобой явно не то.
— С чего бы? — тут же нахмурился он.
— А с того, что от тебя я точно не ожидала услышать про кучу детей, — сказала я легко, и спустя несколько мгновений разглядывания Костя все-таки расслабился и ответил мне своим обычным:
— Ах вот как. То есть, ты думала, я женился на тебе только для секса? Нет, и для этого, конечно, тоже, — добавил он еще мгновение спустя, и я хихикнула и расплылась в улыбке, — но и дети мне тоже нужны.
Я пропустила меж пальцев его мягкие волосы, взъерошила их снова, чувствуя, что улыбка все никак не хочет сползать с лица…
— Ладно, Лукьянчиков, — сказала спустя пару мгновений очень серьезно, будто бы обдумав его слова. — Уговорил. Будет тебе один ребенок, а там мы посмотрим на твое поведение.
* * *Я потеряла своего первого ребенка на маленьком сроке. Внематочная беременность, случается, сказала мне врач после того, как я очнулась от наркоза в палате, полной таких же, как я, гинекологичек, вычищенных, выскобленных до блеска металлическими скребками, пустых и безжизненных, как ледяной каток.
Помню белые стены и яркую лампу дневного света под потолком. Ощущение пустоты в животе — и пусть я даже не успела почувствовать, что там что-то есть, пусть я даже толком и не поняла, что беременна, но ведь что-то же было, маленькое, уже живое, а теперь безнадежно потерянное для меня, — ноющая боль внутри, холодные руки и ноги, которые я все никак не могла согреть…
— Вам стоит радоваться, что не было разрыва трубы. Не довезли бы до больницы, — сказала безразлично врач, а я лежала, тупо пялилась в потолок и думала о том, как же странно звучат ее холодные и совсем пустые слова.
Вам стоит радоваться.
Тому, что потеряли.