Византийское наследство (СИ)
Но главное — придется спуститься с горной и холмистой местности на равнину, где повстанцев ожидает неизбежное поражение. Будь у него регулярная пехота, да хорошо вооруженная, князь повел бы свои войска вперед. Однако ополченцы доблестно воюют только в горах и очень плохо на открытой местности, чему было уже немало примеров.
Так что Юрий Владимирович отдал приказ войскам остановиться, потихоньку накапливать силы и припасы, и готовиться к весенней кампании. Единственное исключение сделали для восточного направления, нагнав на мусульманское население Метохии дикий страх со всеобщей паникой. Откинув османов и башибузуков, освободили Печ и старинную резиденцию патриархов в монастыре, что располагалась у подножья горы Проклетье, полтора десятка верст от города.
Наступали уже на последнем издыхании — воюя всю зиму, черногорцы устали, многие совершенно вымотались на постоянных горных маршах. А иного не оставалось — имея мало сил, нужно было быстро перебрасывать отряды с одного атакованного турками участка на другой. Появление больших сил черногорцев для османов часто становилось очень неприятной неожиданностью, которая зачастую приводила аскеров в жуткую панику, спасение искали в бегстве.
На прибывшей эскадре оказалась добрая сотня трехфунтовых легких пушек, с железными осями. Причем разборных, составные части которых можно было перевозить во вьюках на лошадях. С десяток картечниц — на том же лафете уже устанавливали четыре мортирки Кегорна с чуть удлиненными стволами. Поочередно поднося пальник, в течение полуминуты можно было «угостить» неприятеля четырьмя порциями картечи, что летела на полторы сотни саженей.
Двенадцать тысяч ружей с коническими пулями позволили перевооружить двадцать батальонов — на турок точная и дальняя стрельба новыми пулями и так производила неизгладимое впечатление. Но теперь попав под массированный точный огонь сотни-другой фузей с шестисот шагов, османы обращались в стремительное бегство, бросая даже хорошие французские мушкеты вместе с ятаганами.
Все имеющиеся трофейные турецкие или старые ружья тщательно калибровались и распределялись поротно, на них спешно в Бока-Которе изготавливали формы для отливки пуль, благо привезенного из России свинца хватало. Имевшихся запасов мушкетов и фузей хватило на вооружение еще пятнадцати тысяч повстанцев.
И главное — пришло долгожданное пополнение.
Три сотни умелых канониров, знающих, что почем в баталии. Кроме них прибыли до полутысячи егерей. Их по трое-четверо солдат с капралом распределили по всем сербским и черногорским ротам, в которых до этого был всего один русский солдат, редко когда двое. Да еще три десятка знающих офицеров, что помогли наладить управление войсками и привести в порядок интендантскую часть. Да тот же пошив обмундирования из итальянских тканей был налажен — ибо солдатская форма есть то, что отличает солдата от повстанца.
Граф Орлов еще летом устроил в Черногории три учебных лагеря, да в Бока-Которе два. Русские офицеры и сержанты выбивались из сил, но смогли обучить регулярству, да и то наспех, за прошедшие полгода большую часть черногорцев и всего две тысячи сербов.
Последние должны стать костяком той армии, что летом пойдет освобождать Белград. Однако с организацией похода не следует торопиться — о том император Иоанн Антонович предупреждал особливо в своем послании, что доставили недавно из Венеции вместе с ларцом, где находились офицерские патенты. Там еще были две сотни серебряных и полсотни золотых владимирских крестов с мечами, красивые грамоты к ним, ленточки. А также пишущие чернильные ручки из серебра с золотыми перьями — для награждения бока-которских торговцев.
И главное — рескрипт императора, собственноручно им написанный, с проставленным номером и двумя печатями. В нем на князя Долгорукого, произведенного в чин генерал-майора и награжденного орденом Владимира 2-й степени, возлагались обязанности наместника в Бока-Которе и на всех освобожденных от турок сербских землях.
Читая документ, Юрий Владимирович был ошеломлен оказанным ему высочайшим доверием — в случае необходимости он имел полное право вести переговоры не только с рагузцами, но «всех италийских земель государствами». Распоряжаться самостоятельно казной, весьма внушительной — на сорок тысяч рублей золотом и серебром.
Присланными крестами князь мог наградить отличившихся в боях самостоятельно, но отправить потом в Петербург списки награжденных, с указанием конкретных заслуг. В воинские чины он мог производить до капитана включительно как русских, так и сербов с черногорцами, последних по согласованию с царем Стефаном.
В небольшой шкатулке лежало послание императора черногорскому царю, а также знаки учрежденного императором Иоанном ордена святого Саввы, весьма почитаемого сербами и черногорцами. Ими мог награждать только сам царь Стефан, по своему выбору.
Красивый позолоченный мальтийский крест с белыми эмалированными лучами, между которыми находились двуглавые золотые орлы. А на орденской звезде нанесен вязью понятный для любого русского офицера девиз кириллицей — «троудом своимъ въса приобръте».
Пять степеней, как у ордена святого Владимира, и с мечами за боевые отличия. Ленты первого класса белые, с двумя синими полосками по краям с каймою. Вот только наград было ровным счетом по три для каждой степени, да толстая стопка грамот, отпечатанных в Петербурге — в Черногории типографии не имелось, как и в Боке-Которе.
Царю Стефану собственные награды очень понравились. Так что первым кавалером большого креста, с вручением серебряной звезды и ленты стал сам наместник. А вот для императора Стефан Малый приказал двум единственным на всю Черногорию ювелирам, да и тем монахам, изготовить точно такой же знак, только щедро усыпанный драгоценными камнями. Их митрополит Савва повелел забрать по одному из окладов самых почитаемых черногорцами икон.
Первым кавалером рыцарского креста стал майор Голенищев-Кутузов, умения, храбрость и таланты молодого офицера оценены должным образом. Да и остальные ордена, за исключением образцов, были выданы исключительно русским офицерам — тем самым черногорцы давали понять, кому они обязаны своим спасением…
Глава 14
Морея
залив Наполи ди Романья
линейный корабль «Москва»
Главнокомандующий
Генерал-поручик, князь и кавалер
Алексей Орлов
утро 16 марта 1768 года
— У турок девять линейных кораблей и четыре фрегата, полдюжины галер и разная мелочь! Алексей Григорьевич, нам нужно атаковать немедленно — свалимся по ветру и сцепимся, пока они вглубь залива не отошли под прикрытие береговых батарей!
— Григорий Андреевич, у вас есть приказ императора атаковать османский флот, где бы он не оказался. А тут нам такой случай подвернулся, грех упускать! Вот и выполняйте высочайший приказ, господин вице-адмирал! Я не собираюсь командовать вами в морском деле, в котором не соображаю. Вы и без меня сами прекрасно справитесь!
— Хорошо, Алексей Григорьевич! Поднять сигнал — «атаковать неприятеля с близкой дистанции»!
Алехан отошел в сторону, оперся на фальшборт — прах подери эту морскую терминологию — разглядывая турецкие корабли. Девять массивных тушек уставили в небо мачты, на которых начали распускаться белые полотнища парусов. И еще четыре силуэта меньшего размера, с десяток совсем мелких. И шесть галер под косыми парусами — те уже шустро начали удирать вглубь залива. Прищурив глаз, граф хорошо видел, как поднимаются на них весла, дружно опускаясь в воду.
Появления русской эскадры из семи линейных кораблей (ровно половина от пришедших в Средиземное море) османы явно не ожидали, и были застигнуты врасплох с утра пораньше, не разглядев в предрассветных сумерках русские суда. На турецкой эскадре началась нездоровая суета, как сумасшедшие задергались еле различимые человеческие фигурки, выстрелила пушка, выплеснув белый клуб порохового дыма.