Агония памяти моей (СИ)

Видя, как он опасно отклоняется назад, я успеваю схватить его и уберечь от удара головой об умывальник, резко развернув к себе спиной и скрутив руки. Ещё секунда, и я укладываю Коннора на пол лицом вниз. Жаль, что наручников нет с собой. В первую очередь из соображений его безопасности. Чтобы руки не распускал, иначе следующие удары будут более болезненными.
— Да твою ж мать, Коннор! Послушай меня ещё раз!!! — ору я. — Ты у себя дома, ты отец четырёхмесячной малютки, а я — её тётя, не Аманда Райз в «Улье»! Это всё твои кошмары! Ты не в Архангельске, не в Неваде, ты в Галифаксе!
Всё, мы закончили с попыткой мягкого переживания кризиса, без помощи психиатра это уже не обуздать. Он опасен для себя и Николь…
— Адриана? — мне кажется, я, наконец, слышу знакомый бархатный тембр и осознанность в голосе, но после калейдоскопа его состояний боюсь поверить, что всё позади. — Что происходит?
Я немного ослабляю хватку, но всё ещё готова в случае чего снова пригвоздить его к кафелю.
— Что ты делаешь? Ай… — из его горла вырывается громкий стон. Я понимаю, что делаю Коннору больно, хоть и без моих действий ему явно несладко.
— Я могу тебя отпустить?
— Да! Какого чёрта? Что случилось? — видно, что он действительно ничего не помнит.
— Опустим, что было. Быстро выкладывай, что с тобой сейчас происходит детально! До мелочей! — рявкаю я так громко, что он ещё больше дезориентируется и обмякает под моими руками.
— У меня жутко всё болит, словно выламывает каждый сустав в теле. Голову снова будто сверлят дрелью. Руки, ноги будто не мои, не слушаются. Спина и живот горят огнём… О… — выдыхает он, и его скручивает очередной спазм. Коннор сжимается в один сплошной комок. Вены на лице вздуваются, кожа становится неестественно бледной. Дойл хватается за голову, снова прокусывая губу до крови.
Присаживаюсь перед ним на колени, чувствуя, как мой пульс тоже начинает зашкаливать. Меня действительно сложно удивить и напугать, но мне невыносимо смотреть, как тот, кого я считаю очень сильным, дрожит от боли и пытается спрятать голову между коленей, изо всех сил стараясь не закричать. Вижу, что в какой-то момент Коннор перестаёт дышать и его мертвецки бледное лицо начинает синеть. Плохо, очень плохо. Это сильная судорога. Я даже боюсь в этот момент дотрагиваться до него, чтобы не сделать больнее.
— Дойл, смотри на меня. Прямо в глаза! Коннор, слышишь? В глаза! Не теряй связь!
Меня рвёт на части осознание того, насколько плохо сейчас Дойлу, а я на расстоянии вытянутой руки от него… И бездействую, ужасно злясь на себя. Неужели эти хмурые лица вчера убедили меня в том, что правила, написанные в Кодексе Посвящённых, важнее, чем то, что на моих глазах сейчас сходит с ума и мучается от боли живой человек? Да, вчера я пообещала быть благоразумной. Но всё моё благоразумие медленно улетучивается, когда я смотрю на страдания Коннора. Это происходит здесь и сейчас, а расплата за мои действия наступит потом…
Пот течёт по моему лицу. Нелёгкий выбор. Думай дальше, Адриана. Вызывать медиков нельзя, они госпитализируют его. Может всё же позвонить Антону или Клэр? Они не приедут, но может хотя бы посоветуют что-то… Подожду ещё немного, не хочу даже на секунду оставлять Коннора одного.
— Мне так больно, — стонет Коннор, но, кажется, начинает дышать. — Когда же это всё закончится?
— Скоро, держись, прошу. Смотри на меня! Не выпадай из реальности. Ты дома, мы сидим на полу! Я — Адриана, не Аманда! Повтори!
— Что именно повторить, Адриана? — рычит он, дыхание снова сбивается.
Так, связь с реальностью ещё есть, это хорошо.
— Уходи, — выкрикивает Коннор чужим голосом.
У меня всё холодеет внутри. Опять?! За что?
— Уходи, пожалуйста, если я снова провалюсь туда, я же не смогу себя контролировать. Не хочу, чтобы ты пострадала, — Коннор снова сжимает виски и открывает рот, словно, сейчас закричит. Но ни единый звук не срывается с его языка.
— Плевать, я останусь с тобой. Коннор, умоляю, смотри на меня! — я аккуратно поднимаю его лицо, желая, чтобы он посмотрел мне в глаза, но он жмурится. — Я рядом, я Адриана Де Марко! Не моя сестра, — в эту секунду мне кажется, что я впервые в жизни ненавижу свою умершую близняшку за то, что у нас с ней одно лицо на двоих. — Скоро тебе станет легче, только умоляю, держись! Пожалуйста, слушай мой голос.
 
— Откуда ты знаешь, что это скоро пройдёт? — Дойл снова приоткрывает рот, но ни единого стона или крика, только хрипы и тяжёлое дыхание.
— Просто знаю…
Да ни черта я не знаю. Я сама в ужасе. Как же мне ему помочь? А может всё же…
— Всё будет хорошо, Коннор, — наши взгляды встречаются, дыхание замирает у обоих. — Ты мне веришь?
— Да, — хрипло произносит Дойл, не моргая, словно под гипнозом.
— Старайся дышать ровнее, — шепчу я, аккуратно дотрагиваясь до его висков, — так тебя быстрее отпустит.
Коннор резко отбрасывает мои руки в стороны, делая несколько глубоких вдохов и выдохов ртом. Судорога действительно его отпускает. Дойл расслабляется… и его начинает тошнить прямо мне на ботинки.
— Прости, — сквозь зубы еле говорит Коннор, сплёвывая. — Адриана… Выйди, умоляю.
Наверное, опасность миновала, по крайней мере, на какое-то время. Спешу выполнить его просьбу. Да уж… Помню, Джон как-то говорил, что ничто не сближает так двух людей, как поедание спагетти вместе. Когда ты видишь, как другой их ест и масло стекает по подбородку… Странные у него представления о сближении. Но сложно переоценить уровень «интимности» и доверия между двумя людьми, когда ты видишь, как эти спагетти выходят назад…
Думаю, Коннор в этот момент слегка жалеет, что в квартире нет посторонних звуков, потому что я ясно и чётко слышу, как его выворачивает наизнанку раз за разом. Я иду на кухню и наливаю стакан воды. Держу кран открытым ещё некоторое время… Но терять уже нечего, стрелка на шкале «интимности» перевалила за допустимые значения, а, следовательно, я возвращаюсь в ванную и даю Коннору попить.
— Спасибо! — бормочет он, делая несколько быстрых глотков, но практически сразу же возвращает воду обратно в умывальник. Его ноги подкашиваются, я еле успеваю подхватить его. Хорошо, что ванная достаточно просторная, но даже в ней велик риск свернуть себе шею или разбить голову.
— Тебя ещё тошнит?
— Не знаю, вроде нет… — Коннор кладёт руку на живот, морщась и часто сглатывая. — Нечем уже…
— Хорошо, отвести в спальню? — пытаюсь вложить в свою интонацию нотки заботы и поддержки. Обычно у меня это плохо выходит, но тут вроде получилось.
— Да, — быстро соглашается он, хотя по лицу видно, что ему не по душе такая расстановка сил.
Веду Коннора в спальню, придерживая под руку. Едва мы доходим до дивана, он, обессиленный, падает на него, снова морщась от боли. Трогаю лоб Дойла. Холодный! Как странно. Я думала, у него опять жар.
— Сейчас принесу тебе чистую одежду, полежи пока… Пить хочешь?
— Хочу, но пока воздержусь, — мотая головой, бормочет он.
— Не надо воздерживаться, нужно попить. Тазик у тебя есть в квартире? — опять эти круглые глаза вместо ответа. — Дойл, хватит так на меня смотреть! Если хочешь, я сейчас позвоню Линдсей, и пусть она сама с тобой разбирается, если тебе неприятны мои «ухаживания». Но одного я тебя тут уже не оставлю, смирись!
— Есть, под ванной… — краска заливает всё его лицо. — И дай мне, пожалуйста, байку потеплее из шкафа, мне опять холодно.
А вот мне безумно жарко. Смахиваю бисеринки пота со своего лба. Что-то мне подсказывает, что этим эпизодом всё не закончится.
Комментарий к 5. Агония
 
* Аманда Райз — сестра-близнец Адрианы, мать Николь Дойл. Работала в лаборатории, в которой Коннор был испытуемым, и спланировала его спасение из «Улья». Умерла вскоре после родов дочери.
========== 6. Исцеление ==========
Комментарий к 6. Исцеление
18 июня 2000
 14.18 
Спустя какое-то время, когда мой невольный пациент переодет, напоен, и всё ещё чистый тазик стоит под диваном, я хочу узнать у него, как он себя чувствует. Судя по внешнему виду и постоянным вздрагиваниям — плохо.