Гладиатор нового времени (СИ)
Опустившись перед Бертом на колени, Корделия начала осторожно снимать с его бедра повязку, влажную от пота и с розоватыми разводами от небольшого количества выступившей ранее крови. Он морщился, однако стоически молчал, пока она возилась с марлей. Но Корделия чувствовала, как сильно он напряжен. Наконец, она сделала последний оборот бинта, и ее взору открылся уродливый рубец. Края раны были склеены. Выпуклый шрам, образованный на месте раны, — уродливый, желтоватый, широкий, — казался инородным предметом. Впрочем, им он и являлся.
Достав из аптечки белый рулон, Корделия покрутила его в руках. Для перевязки ноги больше подходили широкие бинты, но она вполне могла обойтись и имеющимися. Отмотав отрез марли длиной в четыре локтя, Корделия оторвала его от рулона и аккуратно свернула.
— Держи, — она протянула его Берту. — Когда скажу, подашь.
Отчаянно стараясь не смотреть вниз, Корделия принялась пальцами ощупывать кожу вокруг рубца, медленно продвигаясь в сторону паха и ища точки наибольшего напряжения. Нулевой результат. Как назло. Значит, нужно было попробовать чуть выше.
Тихо вздохнув, Корделия замерла и сосчитала до пяти. Успокоенная молчанием Берта, она осмелела и запустила пальцы под ткань. Совсем чуть-чуть, самые кончики.
— Ты там скоро? — проворчал он. — Вообще-то очень больно.
— Скоро, — соврала. — Сначала будет немного больнее, но затем станет легче. Основную боль тебе причиняет натяжение в мышцах, — пустилась Корделия в объяснения, чтобы немного отвлечь его. — Из-за него возникает нечто вроде судороги. Сейчас я разомну мышцу, найду точку наибольшего напряжения и немного подавлю на нее, хорошо? — спросила она и продолжила, не дожидаясь ответа, только бы что-то говорить. — Разомну и потом крепко перевяжу тебе ногу. Под землей заняться было особо нечем, и я частенько помогала Грину в лазарете. Ну, если можно назвать лазаретом каморку с тремя койками и минимумом медикаментов. Иногда приходилось накладывать заплатки. Двоим из наших пациентов я помогла так же, как сейчас тебе. С подсказками Грина, разумеется, — Корделия говорила тихо и ровно, как с диким животным, которому важнее тон голоса, нежели смысл сказанного. — Один раз парень поймал пулю в плечо. Во второй раз… два мужчины что-то не поделили, подрались. В результате — ножевое ранение, — надавив сильнее, она старалась действовать максимально осторожно, зная, что нельзя понапрасну бередить плоть слишком близко к ране.
Берт шумно выдохнул, и она наконец-то взглянула ему в лицо. У него на лбу и над верхней губой выступили мелкие капли пота. От сочувствия у Корделии дрогнуло сердце. Однако постепенно — секунда за секундой — он расслаблялся все больше.
— Еще больно, но уже полегче, — Берт даже сощурился с блаженной улыбкой.
Корделия распознала его состояние — небольшое головокружение, какое бывает при ослаблении судороги. Корделия почувствовала удовлетворение, что попыталась скрыть за приказным тоном.
— А теперь давай сюда бинт, — велела она Берту.
Он послушался. Их пальцы соприкоснулись. И замерли на секунду дольше необходимого — миг молчания и тишины. Он бы продлился дольше, если бы Корделия не заставила себя отмереть, чтобы закрепить марлю.
Стоило ей опустить взгляд, как кое-что тут же привлекло ее внимание.
Поначалу она решила, что ей показалось.
Но затем Корделия чуть не выронила бинт. Выпуклость под тканью белья явно стала чуть больше, чем была прежде. Учитывая, что боль не могла уйти полностью, проснувшийся орган возвышался отнюдь не горделиво, но точно заинтересовался… и совсем не перевязкой.
Изумление Корделии было секундным, но, даже столь краткое, оно не осталось незамеченным.
— Нравится? — дерзко спросил Берт.
Она ненавидела себя за несвоевременный румянец, заливший лицо.
— Нашел чем гордиться, — хмыкнула Корделия и с подчеркнутым безразличием вернулась к своему занятию. — Хоть бы прикрылся.
— Эй, не обижай его, — оскорбленно надулся Берт, однако накрыл взбунтовавшийся орган ладонью.
— Я бы сказала, ты вдвойне оконфузился. Судя по вялости, твоя мужская гордость в плачевном состоянии. Зато теперь мы оба знаем, что не так уж я тебе и не нравлюсь. Поздравляю, тебя подставил собственный член.
— Что я могу сказать? — ничуть не смутился Берт. — Он непривередлив.
Она рванула конец бинта сильнее, чем того заслуживала несчастная марля, громко затрещавшая в ответ на неоправданную жестокость.
— Готово! — с наигранным восторгом заявила Корделия, завязав последний узелок и поднявшись с колен.
Лишь тогда она решилась посмотреть Берту в лицо. Он выглядел расслабленным, щурился и опьяненно улыбался. Да ведь Берт засыпал! Немудрено. Боль отнимает уйму сил, а если прибавить все испытания, выпавшие на его долю за последние дни…
Корделия тяжело сглотнула. Какого черта она его оправдывала?
— Баиньки? — спросил Берт заплетающимся языком, словно прочитав ее мысли.
— Вам с конфузом пора спать, — не удержалась Корделия.
— Ну почему сразу с конфузом? — лениво возмутился он. — Я предпочитаю для него другие имена.
— Осмелюсь спросить, какие именно? — едва слова слетели с языка, как ей захотелось отвесить себе подзатыльник. Она буквально провоцировала Берта.
— Крейсер, например. Или истребитель, — пожал он плечами.
— Истребитель? — хмыкнула Корделия. — Истребитель чего? Удовольствия?
— Фу, какая ты злая, — Берт укоризненно покачал головой. — Плохо, куколка, очень плохо быть такой.
— А как по мне — отлично. Теперь осталось отвести тебя к кровати так, чтобы ты не грохнулся и не напряг ногу, — Корделия ногтем указательного пальца почесала висок. — Лучше, конечно, было разминать ее в спальне.
— Что ж… главное вовремя предложить, да? — вздохнул Берт.
— Вот и предложил бы, — она поняла, что оказалась перед необходимостью помочь ему. В прошлый раз, поднимаясь самостоятельно, он вообще упал на пол. — Ладно, доведу тебя, так уж и быть.
На удивление Берт не возражал.
Вяло переругиваясь, они наконец добились того, чтобы он поднялся. Встал, опираясь на один костыль. К сожалению, Корделии пришлось стать «вторым костылем».
Приблизительно через пару секунд стало ясно, что близость Берта — наименьшая из ее проблем, а наибольшая — его вес и рост. Плечи Корделии оказались как раз у него подмышкой, что было удобно для него, но ужасно для нее. Стоило им сделать первый шаг, как Берт не выдержал.
— Ой! Больно же. Может, не надо? — предложил он. — Посплю на диване.
— Нет уж, — пропыхтела Корделия. — Зря я тебя что ли поднимала? И не ойкай мне тут. Не тебе одному тяжело. Как девица, ей-богу.
— Ничего не девица, — фыркнул Берт. — Я — мужчина. Добытчик. Самец. Воин.
— И что же ты добываешь, самец? — любезно осведомилась она.
— Пока что не добываю. В данный момент я достаю. Тебя.
Далее им стало не до перепалки. Каждый шаг был настоящим испытанием.
Минут через пять они остановились у кровати и задумчиво посмотрели на нее.
— Прямо как в горах, — заметил Берт. — Спуск сложнее подъема.
— Давай тогда медленно…
Он повернулся спиной к кровати. Только Берт начал опускаться, как костыль заскользил по полу. Естественно, Корделия не смогла удержать огромное мужское тело и начала заваливаться следом за ним. За неимением иных вариантов, Берт просто рухнул на матрас, утянув ее за собой и уронив поверх себя.
— Кажется, я напряг не только ногу, но и всего себя целиком, — прошипел он.
— Молчал бы уж. Я словно коня перенесла, — застонала в ответ Корделия.
— Не коня, а жеребца! — ухмыльнулся Берт.
Корделия уже готова была снова уколоть его непомерное эго, как вдруг ее будто током пронзило.
Что она делает? Что они оба сейчас делают? Ведут себя так, словно их не разделяет пропасть мировоззрения, материального положения, воспитания и целей. Словно Берт не является солдатом и сыном своего отца, а она, Корделия, — лишь источником информации и условием сделки. Их совершенно ничего не объединяет. Ничего, кроме его стремления получить ответы и ее желания однажды все-таки вернуться домой.