Гладиатор нового времени (СИ)

— Ты по-прежнему хочешь остаться здесь? — холодно спросил Игнат, испытующе глядя на нее.
— Да, — не то чтобы Корделия хотела жить в доме Берта. Она вообще не желала находиться в локации, но не стоило искушать судьбу. Дом был хоть каким-то укрытием. Неизвестно, что могло ждать за его пределами. Корделия привыкла к замкнутым небольшим пространствам, поэтому чувствовала себя здесь спокойнее. Да и разумно ли роптать на крышу над головой?
— Ладно, — равнодушно согласился Игнат. — Ты останешься здесь до выяснения обстоятельств. Но я хочу сказать тебе… Я даже не знаю, что не люблю больше: когда врут в глаза или уходят от ответа. Люди отмалчиваются, если их тайны настолько грязны, что их не замаскируешь ложью. Поэтому, Корделия, мы будем пристально за тобой следить. Один неверный шаг… — Игнат многозначительно замолчал.
Почувствовав угрозу, пес развернулся и оскалился, приняв стойку. Огромное тело завибрировало от рычания — гораздо более громкого и опасного, нежели предыдущее.
— Какого черта? — возмутился Игнат. — Паштет, фу!
Пес в ответ лишь огрызнулся.
— Твою мать. Ладно, скотина ты мохнатая, я тебе еще припомню, — прошипел Игнат и снова посмотрел на Корделию. — Можешь спать в одной из спален. Не знаю, какая из них принадлежит Берту, но их здесь должно быть две. Дверь напротив — душевая. Остальные удобства на улице.
— Удобства? — нахмурилась Корделия, подумав при этом: «Что за человек? Как можно не знать дом своего брата!»
— Сортир. Уборная. Клозет. Туалет. Так понятно?
— Более чем, — в тон ему ответила Корделия.
В плену или нет, она не желала показывать слабость, которую потом могли использовать против нее. Игнат не верил, что собаки все чувствуют точно так же, как люди. Но никто не говорил, что не бывает наоборот — некоторые люди, как собаки, ощущают чужой страх, отчего становятся агрессивнее, опаснее. Корделия была уверена, что Игнат — из таких.
Взглянула на него вызывающе. Тот дернул плечом:
— Ну и прекрасно! — развернувшись, Игнат пошел прочь, чеканя шаг. На пороге он остановился. — Не прощаюсь. Почему-то мне кажется, что мы очень скоро увидимся.
За ним громко хлопнула дверь.
Пес тут же успокоился и, повернувшись к Корделии, сел перед ней, лениво метя хвостом пол.
— Значит, Паштет? — вздохнула она и, отодвинув со лба собаки лохмы, посмотрела в янтарные глаза. — И кто же тебя так назвал? Твой дурной хозяин, да?
Разумеется, ответа не последовало.
Корделия выпрямилась и решила осмотреться. Паштет остался сидеть на месте и наблюдать. Она неспешно обошла комнату по периметру. Окна за простыми белыми занавесками были наглухо закрыты. Все, кроме одного, расположенного возле самой входной двери. Осторожно выглянув из-за лоскута ткани, Корделия увидела у калитки Игната, разговаривавшего с худощавым темноволосым мужчиной.
Незнакомец имел полное право называться красавцем. Его темные волосы были зачесаны назад и почти достигали плеч, но несколько прядей выбивались и падали на лоб. Наипримечательнейшей деталью был хлыст на поясе.
— Что за срочность? — недовольно спросил незнакомец. — Я почти дошел до больницы, когда меня нашел мальчишка.
Без малейшего зазрения совести Корделия решила подслушать разговор.
— Есть дела поважнее, — грубовато ответил ему Игнат. — Нам нужно решить, что делать с этой женщиной.
— Она ведь не была связана и пошла добровольно, да? Думается мне, раз Берт привез с собой гостью, нам стоит позаботиться о ней до его пробуждения. А там уже видно будет. Арестовать ее всегда успеем, — вздохнул его собеседник.
— Если он вообще выживет, — мрачно поправил Игнат.
— Не спорю, ситуация серьезная. И, к сожалению, ожидаемая. Рано или поздно трюки Берта должны были закончиться чем-то вроде этого. Но ты перешагиваешь даже свой собственный порог… цинизма.
— Берт сам виноват.
— Знаю.
— Откуда?
— Я знаю обо всем, что происходит в локации.
— То есть тебе уже доложили. Мне же лучше. Женщина должна круглосуточно находиться под охраной. Следи, чтобы за ней всегда наблюдало как минимум двое.
 
— Ты у нас параноик, вот сам и следи. В отличие от тебя, я собираюсь быть в больнице, с нашей семьей, пока врачи борются за жизнь Берта.
— В операционной ты ничем не поможешь. У нас есть и другие проблемы, поэтому возьми женщину на себя, пока я не закончу с делами и не вернусь к ней.
«Просто отлично», — подумала Корделия, чувствуя себя эстафетной палочкой.
— Ты ведь в курсе, что не можешь мне приказывать? — вздохнул красивый парень, словно они вели эту беседу уже добрую сотню раз. — Я тебе не подчиняюсь. Кроме того, как же презумпция невиновности? Ты ничего не знаешь об этой женщине и все-таки сходу рассматриваешь ее как военную преступницу?
— Она привезена оттуда, где нашего брата держали в плену, — возразил Игнат. — До выяснения обстоятельств ни о какой презумпции не может быть и речи.
— Вот сам и выясняй эти обстоятельства. А мне пора.
— Лучше прислушайся ко мне. Не игнорируй меня. Просто если я окажусь прав…
Похоже, он ощутил на себе взгляд.
Но едва Игнат обернулся, как Корделия отшатнулась от окна и, выждав несколько секунд, продолжила свою экскурсию по дому.
Насчитав три межкомнатных двери, она по очереди их открыла. За двумя — обнаружились скудно обставленные спальни, в каждой из которых стояло по двуспальной кровати и по комоду. Различало комнаты лишь наличие постельного белья в одной из них.
Похоже, здесь Берт и спал.
Недолго поразмыслив, Корделия таки решила переночевать в его постели. Ей не особо хотелось ложиться на его простыни, но они были лучше голого матраса по соседству, выглядевшего так, словно по нему топтались ногами. Обутыми. Не исключено, впрочем, что так оно и было.
Душевая и вовсе оказалась крохотным — площадью не больше одного квадратного метра — помещением с кирпичными стенами. Из нее несло сыростью, и Корделия спешно закрыла дверь, не желая наблюдать последствия холостяцкой неаккуратности.
Похоже, в доме оказалось относительно прибрано лишь потому, что раскидывать было попросту нечего. Диванные подушки при ближайшем рассмотрении поведали о некоторых предпочтениях Берта. Например, о его любви к жирной пище и томатам. О происхождении прочих пятен Корделия думать не решилась.
Затемненная кухня показалась ей крошечным закутком. Маленький холодильник, столик, два стула, пара полупустых шкафов и обычная раковина из нержавеющей стали. Вместо крана — небрежно загнутая книзу труба. При виде нее Корделия почувствовала жажду, которую прежде не замечала в круговерти событий.
Вернулось болезненное ощущение пыли на слизистых, травмированных удушающим захватом. Также давали о себе знать последствия долгого пребывания в машине на жаре. Несмотря на мучительную жажду, Корделия на протяжении всей поездки не попросила ни глотка воды и даже не знала, были ли у Берта с собой припасы.
Она подошла к крану и крутанула вентиль. По крайней мере, в отличие от душевой, раковина не пахла сыростью.
Раздалось бульканье, и из крана полилась прозрачная струйка. Наклонившись, Корделия подставила ладонь и начала жадно глотать воду, показавшуюся ей самой вкусной на свете. Прохладная, прозрачная, живительная. Совсем иная, нежели была у нее дома. В ее прежнем жилище — в тоннелях метро — вода всегда имела привкус железа и чего-то еще, что Корделия не умела определить.
Напившись вдоволь, она задумалась, насколько уместно мыть ноги в кухонной раковине. Однако снова заглядывать в душевую совершенно не хотелось, поэтому Корделия, наплевав на условности, с удовольствием по одной ополоснула стопы. Прохлада на изодранной коже показалась райской.
Приведя себя в порядок, Корделия почувствовала навалившуюся усталость.
Уже темнело. Дом неуклонно погружался во мрак, и она направилась в комнату Берта. Проходя мимо огромного черного пса, Корделия как-то буднично потрепала его по голове и скрылась в спальне.