Узнай меня (СИ)

Урмэд разогрел на костре захваченное из дома мясо. Иэнель порезала сыр, хлеб, достала флягу с вином. Она сама собрала свой походный мешок, якобы находящийся на ней в момент пленения. У Урмэда ничего похожего не было, а еда и сменная одежда ей были просто необходимы.
— Ты говоришь на дайншине?
— Понимаю, но говорю с трудом. Произношение там дурацкое. Шипящих и глухих много.
— Ничего, привыкнешь. Начнём тренироваться прямо сейчас, — улыбнулся Урмэд, произнеся это на языке дайнов.
Иэнель поморщилась, но ответила.
— Хорошо.
— Так что ты решила, будешь прятать лицо или пойдешь как есть?
Над этим вопросом Иэнель размышляла всё это время.
— Пока как есть, если возникнут проблемы, то придется закрываться, — медленно, словно пробуя слова на вкус, проговорила она вздыхая.
Урмэд досадно мотнул головой, но спорить не стал. Хочет неприятностей — она их получит, главное, потом из них выпутаться.
Он вынул из-за пазухи оторванный в процессе «починки» куртки ремень с пряжкой. Ремень был солидный: толстый, примерно в два пальца шириной, с железным кольцом посередине.
— Это для тебя. Обычно, даггеры надевают на пленных ошейник и связывают руки. Женщинам позволительно связывать руки спереди. Поверь, это удобней чем сзади. Сзади вяжут только очень строптивым. Но ты же не будешь сопротивляться? — Урмэд весело фыркнул.
Иэнель подкатила глаза.
— Тебе смешно, а я на собаку буду похожа.
Урмэд посерьезнел.
— Всё должно быть правдоподобно, иначе нас быстро выведут на чистую воду. За последствия тогда не ручаюсь.
— Ладно, договорились, — сникла Иэнель, — Всё это так унизительно, — буркнула она.
— У тебя еще есть шанс вернуться, — серьезно сказал Урмэд.
Иэнель с вызовом посмотрела на него. Красные, воспаленные «ожоги» на лице и теле, еле прикрытые наспех перешитыми ремнями с куртки; рваный, обгоревший в нескольких местах плащ, не спасающий ни от ветра, ни от дождя…
— Нет уж, я с тобой, — твердо ответила она, — до конца.
Он тепло улыбнулся, притянул к себе, обнял.
— Маленькая упёртая вредина, — нежно кусая за мочку уха, пробормотал он.
— О! Ты уже придумал ласковое прозвище для жены! — ядовито улыбнулась принцесса, отвечая ему взаимностью — легким укусом в губы. Зацепила зубами пирсинг, поиграла с ним языком, — Хм-м, мне нравятся эти штучки, — прищурилась она.
— А ты можешь называть меня «господин».
Острый локоть врезался ему под рёбра.
Урмэд расхохотался. Ему нравилось ее дразнить.
— В любом случае, при необходимости, так будешь меня называть в дайонаре, — ухмыльнулся он, — дома, так и быть, разрешаю этого не делать.
— Ах ты…!
У Иэнель не нашлось слов. Она хоть и понимала, что всё это шутки, но двоякость ситуации ее немного нервировала.
— Ну, не злись, — примирительно вздохнул дайн, — просто хочу, чтобы для тебя многое не было шоком. Завтра придется потренироваться с нашим общением при народе.
Иэнель кивнула и отвела глаза.
Темнело. Ветер утих, но в воздухе явно чувствовался заморозок. Изо рта валил пар и Урмэд подкинул веток в огонь. К сожалению, много хвороста они насобирать до темноты не успели. Что мог, нарубил мечом, остальное собрали по округе. Зато, дайн успел соорудить шалаш из веток. Самый примитивный, но от ветра и холода укрыться поможет. Верх прикрыл разлапистыми ветвями хвойника, а внутрь набил сухих листьев.
Он вновь обнял взбрыкнувшую было Иэнель, притянул к себе, согревая и согреваясь сам.
— У меня есть шерстяной палантин! — вспомнила она. Вынула его из сразу отощавшего мешка и намотала на мужа.
Огонь горел жарко, они залезли в шалаш, подгребли под себя еще больше палых листьев, устроив что-то типа гнезда. Согревшись, начали дремать.
Ночью еще сильнее похолодало, Урмэд докинул в огонь последние дрова стараясь не разбудить Иэнель, но на рассвете они оба проснулись от холода. Пришлось вставать, греться движением и сжечь шалаш.
В утренних сумерках Урмэд метнул нож на удачу и подстрелил сидящее на дереве небольшое животное. Иэнель так и не поняла белка это или крыса. Менее брезгливый и всеядный дайн оставил ей домашнюю еду, а сам стал разделывать добычу.
 
Через пару нодов, сидели на стволе дерева перед жарко пылающим костром, наслаждаясь теплом и восходом холодного солнца.
— Фу, прополоскай потом рот, — скривилась Иэнель, наблюдая, как Урмэд обсасывает последнюю косточку, — и не смей меня до этого целовать.
— Ты еще не пробовала гигантских болотных червей. Вот где испытание для брезгливости, — ехидно хмыкнул он, выкидывая косточку в огонь, — Когда их вытаскиваешь из ила…
— Прекрати! — икнула принцесса, — Испортил мне аппетит!
Она обиженно нахохлилась, и спрятала остатки еды обратно в мешок. В ее фантазиях черви сразу же превратились в змей, что еще больше добавило отвратительности.
— Ты бываешь просто невыносим!
— Ты просто плохо меня знаешь. Я умею быть совершенно невыносимым, — забирая у нее флягу, усмехнулся он.
Сграбастал ее за талию и притянул ближе, почти душа в объятьях.
Принцесса не вырвалась, лишь шумно вздохнула. Его пальцы проникли в чашечки лифа, вызывая у Иэнель неконтролируемый стон.
— Ты хочешь этого прямо здесь? — задыхаясь от поцелуя, прошептала она.
— Почему бы и нет? Смотри, какой мягкий мох на этом стволе… Его голос был хриплым и теплым, а дыхание обжигало шею и плечи. Иэнель не сопротивлялась. В конце концов на стволе и правда мягкий мох, а на мхе у нее еще ни разу, ни с кем не было.
«Как скучно я жила» — последнее, что осмысленно подумала она, утонув в ласках.
Костер погас, теплясь лишь краснотой в седых хрупких углях, солнце поднялось выше, стало теплей. Ветра пока не было, и они наслаждались покоем и счастьем. Иэнель оправила одежду, провела языком по губам.
— Хм, а кого ты всё-таки съел?
Урмэд хитро прищурился.
— Королевскую древолазку.
— Звучит неплохо, — задумалась Иэнель.
— И на вкус тоже ничего, — хохотнул он.
Лагерь покинули, когда блеклое осеннее солнце застыло над голыми кронами деревьев. По сравнению со вчерашним днем было теплее, но ветер никуда не делся и дул всё так же с севера — с ледяных Михорских равнин.
— Вон, видишь ту гряду холмов?
— Да.
— За ней начинаются обжитые территории…
Они стояли на возвышенности перед спуском в долину. Тут заканчивались горы, а значит и граница. За холмами, еще желтыми от осенней листвы, дрожа в прозрачной дымке, виднелись поля и рощи фермеров дайонара. Дорога, что тонкой рыжей лентой лежала в низине, находилась в отдалении от поселений, но была наезженной. Отсюда в города везли продукты, шерсть, лес, камень из местных карьеров. К вечеру на их пути должна быть первая деревушка в которой придется заночевать.
— И…?
— Мы сейчас спустимся, отдохнем, а после привала разговариваем только на дайншине.
Иэнель поморщилась, но промолчала.
Путь вышел сложным. Пришлось концентрироваться на каждом шаге. Тропа, сбегавшая с горы серпантином, была крутая и опасная. Иэнель, не привычная к таким переходам, конечно же не удержалась и упала. Визжа, поехала на пятой точке вниз, но Урмэд успел зацепить ее за платье, держась за тонкую, но крепкую сосенку невесть как укоренившуюся на камнях. Выволок принцессу обратно на тропу. Результатом падения стали ушибленные бедро и локти, разбитая губа, ссадина на скуле и ободранные ладони.
Иэнель плакала больше от испуга.
— Всё обошлось, — успокоил Урмэд. Вытер кровь чистой подкладкой ее же плаща. Вроде все предусмотрели, а вот чистой ветоши на такой случай не взяли. Обругал себя за недогляд.
— Я сама вылечусь, не траться, — всхлипнула принцесса. Тут же ранки на ладонях сжались и затянулись, оставив лишь розоватый след. Словно с момента падения прошла недэя. На ноге проявился синяк, но и это было поправимо. Она поднесла руки к лицу намереваясь вылечить и там.
— Не надо, оставь так. Просто обезболь еще раз, если потребуется.