Узнай меня (СИ)

Нейдан застыл в растерянности. Ничего не оставалось делать, как встать и собрав письма, которые передала для всех Фиэнн, жестом показать на дверь. Вышли.
— Что случилось? — наконец прошептал управляющий.
— В моей спальне спит Иэнель. Она вчера так испугалась, что не смогла уснуть в своей комнате. Не хотелось там разговаривать и будить ее.
— Ага, не буди лихо, пока оно тихо, — хихикнул Нейдан, — И вот интересно, а чего она ко мне не попросилась, или к Арте? К страшному дайну в кровать легла, — хмыкнул он.
— Ты, когда приехал? — не отвечая на шпильку, спросил Урмэд.
— Утром. И уже наслышан о вашем вчерашнем «приключении». Вот так всегда: оставь тебя одного и всё веселье пропустишь! — бурчал он.
Урмэд фыркнул.
— Тут еще кое-что произошло…
Он пересказал историю с Фиэнн, отчего управляющий с иронией улыбнулся.
— Вот это да! Кто-бы мог подумать… тихоня Фиэнн оказалась дочерью Ниделида. Да еще и влюбилась в тебя! А я-то думаю, что ее сегодня не видно, — расхохотался Нейдан, спускаясь по ступеням.
— Чего смеешься, сомневаешься, что в меня можно влюбиться с такой-то рожей? Сам говорил мне нужна женщина, так вот, была под боком, а я и проворонил.
— Да, пути богов неисповедимы, особенно ушедших. Обедать то будешь? А то уж два завтрака проспали.
— Да не мешало бы.
В столовой собрались все. Арта уже было хотела задать вопрос, но Урмэд ее опередил.
— Если вы о Фиэнн, то ее больше нет с нами.
По рядам слуг пролетел вздох ужаса. Мира схватилась за сердце. Арта прикрыла ладонями лицо, Дормар начал творить охраняющие знаки…
Урмэд улыбнулся, махнув рукой.
— Нет-нет, всё в порядке, просто она решила наконец вернуться домой, к родителям.
— Но она же сирота! — воскликнула Мира и тут же осеклась, — Значит обманывала нас?
— И даже не попрощалась! — упрекнула Арта.
— Не спешите судить ее. Вот, эти письма она передала каждому из вас. В них она все объяснила.
Он раздал конверты и уселся за стол.
Дормар понял без слов и кинулся на кухню, пряча письмо под фартук. Ему Арта потом переведёт.
Иэнель пробуждалась медленно. С каждым мигом отвоевывая у сна мгновения яви. Давно она так хорошо не высыпалась! Последние недэи во дворце были напряженными и суетными — она планировала побег. А потом сразу сюда….
Повернулась к окну, приоткрыв один глаз, потянулась. Через не плотно закрытые шторы узким столбом в комнату проникал свет. Она чувствовала легкий, почти неуловимый терпкий запах табака, моря, свежей выпечки, грибного жульена и сразу поняла, что зверски хочет есть.
Жмурясь от солнца, открыла глаза. Она лежала на большой кровати. Почти как у нее в комнате, только более скромной: черное пастельное бельё, белый полог, всего четыре подушки. Стены, как и во всем доме серого цвета, только тут обтянуты шелком. Обстановка скромная. Платяной шкаф по левую руку, прикроватный столик по правую. На столике хрономер с двумя циферблатами — ночным и дневным — у многих такие. Стрелки застыли вверху на тридцати нодах ночного циферблата — ровно полдень. Вот, теперь заработали стрелки дневного, и время потекло дальше: отсчитывая миги, сливая их в нолы, а нолы в ноды.
Напротив кровати, почти всю стену занимала потрясающая картина Озерного Леса. Таким, каким он был до того, как его сожгли дайны. Говорят, он не возродится до тех пор, пока на его землю не ступит истинный наследник престола. (Хотя, она с сомнением относилась к бреду старого Пафнутия. Чего не привидится старикам, стоящим одной ногой в могиле?)
Даже отсюда было видно, с каким тщанием была прописана картина. Каждый листик на дереве; деревья на уступах скалы; анфилады мостиков и переходов, петляющие меж ними; камни у подножия горы; водопады, стекающие в озеро, что блестело лазурью вокруг острова; горы на заднем плане. Ей казалось, что изображение «живое» или она смотрит в окно. Стрельнув глазами на приоткрытую в кабинет дверь, накинула халат и подошла к изображению. Долго всматривалась, разглядывая мелкие детали, не удержалась и прикоснулась пальцем. И это невероятно! — изображение сдвинулось, приоткрывая невидимую до этого сторону острова.
 
Иэнель затаила дыхание. Ей показалось?
Еще раз дотронулась, теперь уже намеренно ведя пальцем по холсту, чуть «двигая» изображение влево. Взору приоткрылся до этого невидный за сосновыми ветвями бок дворца на самой вершине, явив неприступную, отвесную скалу под ним и изящную арку входа. В воде заколыхалось отражение, берег и горы на заднем плане тоже пришли в движение, открывая новые виды. Иэнель с восхищением провернула изображение по кругу, вернувшись в исходную точку.
Постояла, переведя сбившееся дыхание. О таких картинах ей приходилось слышать, но никогда видеть. Говорили, что это такая редкая и неимоверно сложная магия пространства, основанная на временных промежутках заключенного в плоскость.
«Откуда у Урмэда такая дорогая вещь в доме?» — раздумывала она, заправляя смятую постель и раздвигая шторы. Плотнее запахнулась в халат, вышла в пустой кабинет.
«Дождаться хозяина или уйти так?»
Осмотрелась. Обстановка такая-же, как и была в прошлый ее визит сюда. Еще раз, почти воровато огляделась, подошла к столу и взяла один из альбомов в кожаной обложке с плотной желтоватой бумагой. Полистала…. Это были зарисовки. Сначала портреты слуг, пять или шесть зарисовок пейзажей из окна, два портрета Нейдана, а всё остальное место занимала она! Вот она в лесу после битвы — сидит на пне того самого срубленного дайнами дерева; вот в столовой, в самый первый день прибытия; висящая на ручке двери третьего этажа (Иэнель содрогнулась от воспоминания); склонившая голову после похищения шарика перехода; в подземном озере с распластанными по воде волосами, и несколько зарисовок (видимо вчерашних) пока она спала.
Ее кинуло в жар, потом в озноб. Мысли метались, пытаясь отыскать ответ на вопрос, вертевшийся в голове: почему именно её портретов так много? Новое лицо — как объяснил тогда Урмэд. Или… Вот это «или» могло расставить всё по своим местам. Но догадка была настолько волнительна и неожиданна, что в неё не особо верилось. В задумчивости, она положила альбом на место и собралась уходить.
— Доброе утро, — неожиданно поздоровались из-за шторы.
Иэнель вздрогнула, запнулась о кресло и с размаху плюхнулась в него.
Урмэд отодвинул штору, усмехнулся.
— Не услышал тебя. Извини, что напугал. Я прятался не специально, просто жду, когда проснешься.
Слез с подоконника.
После обеда Урмэд вернулся в комнату, и удостоверившись, что Иэнель спит, тихонько открыл створку окна и прихватив курительную трубку, устроился на подоконнике.
Привычку эту он перенял у дайнов. Говорят, вредно, но сейчас он не хотел от нее отказываться. Это помогало сосредоточиться, подумать…или вспомнить.
Трубка была вырезана из корня Черного дерева, что растет в гористых местностях. (например, как рядом с Озерным Лесом). Но эта не оттуда. Чёрное дерево так же встречается и в горах Рахадалара, что рядом с империей дайнов. Корни его настолько прочны, что похожи на камень. Да еще дают табаку, чудесный вишневый привкус. Трубка имела округлую маленькую чашку, была изящно-гнутая — с длинным чубуком и мундштуком.
Чуть погодя услышал, что Иэнель возилась на кровати, вздыхала, ходила по комнате и кажется, заправляла кровать. Неожиданно!
Потом вышла, и не заметив его за плотными шторами, принялась рассматривать альбом с набросками. Урмэд с любопытством наблюдал за ней через узкую щель между тканью, и уже хотел обнаружиться, но с какой-то садистской для себя болью продолжал следить, как лицо её меняется от рисунка к рисунку. От заинтересованно-любопытного, до возмущенно-удивленного. Ему даже показалось, что она разоблачила его, словно заглянула в самые сокровенные уголки души. «Так, пора обнаружить себя самому».