Молох (СИ)

— Верну после Паренталий. — Отозвался Гектор, ошеломленно стоящим внизу Фефелу и Ворчуну.
Саша успела увидеть палец, приставленный к губам Ворчуном, когда дверь за ними закрылась, и Гектор начал быстро подниматься по деревянной лестнице. Под его тяжелыми шагами ступени подозрительно скрипели и грозились разломиться, пока миновав подъем они не оказались на первом этаже, который Саша смутно припоминала.
Выход на поверхность оказался далеко не таким радужным, каким она его себе представляла.
Пряча лицо в ладонях, она едва могла разлепить веки. Солнце, которого она не видела неделю, жгло роговицу глазного яблока через тюль как яичницу на медленном огне, а от бликов на хрустальных вазах для цветов её лицу было физически больно.
Опустив девушку на пол у двери на первом этаже, Гектор вошел в большую кухню и, найдя глазами хозяйку Милу, велел накормить и переодеть еще одну девушку в подобающее платье к вечеру.
Когда дверь за ним закрылась, Мила и две поварихи, которые и так работали в поте лица, опустив руки недовольно выдохнули. Саша сиротливо вошла и, встав в угол, опустилась на корточки, свесив голову меж колен. Она долго смотрела в пол, пока Мила отдавала распоряжения и мыла руки, покрытые сахарной пудрой.
— Ну расскажи хоть, как там в катакомбах, ты ведь снизу? — Решилась спросить молодая девица, мешавшая тесто.
— Мой руки и садись есть. Поможешь нам. Вон в уголок садись, там не светит. Грязное сними сразу. — Перебила ее Мила, достав из холодильника салат с курицей, который поставила перед Сашей. Сначала хозяйка ее не признала, но, рассмотрев, смягчилась, и на столе появился травяной чай и печеный пирог с рыбой и рисом. — Работаем, девочки. И так рук не хватает.
Саша получила фартук и, скинув шерстяной жилет, который на солнце оказался рыжим из-за глиняной пыли, выложила перед собой сверток с платьем. При дневном свете оно напоминало некогда красивый розовый шелк, которым теперь мыли полы.
— Давай-ка застираем. Если погладить — высохнет. — Мила одним махом выхватила платье и вышла с ним в подсобку. Через пару минут она вернулась с мокрой тряпкой и вывесила ее за дверью кухни во дворике, где растила чабрец, ромашку и другие полезные травки. На кухне и во дворе у нее было все так ладно и уютно, что Саша до слез пожалела, что не пошла к ней тогда работать. Может, и судьба ее сложилась бы по-другому. Но вышло как вышло.
Дождавшись, когда Саша помоет руки, поест и немного привыкнет к свету, Мила отправила одну из поварих за пошитыми специально для этого вечера салфетками к Ираиде, а Сашу поставила катать булочки.
Занятие было простым. Отрезай себе да скручивай. За работой Саша и не заметила, как осталась с хозяйкой в кухне одна, и та, подсев к ней, взяла ее за руку. От неожиданности Саша сжала тесто так, что меж пальцев полезли пузыри.
— Алëшка Фефелов, в очках высокий, жив? — Шепотом спросила Мила.
— Живой. Вы отправьте ему пирожков через Генриха с фермы. Только заверните в мешок и подпишите для кого. Он знает как переправить. — В полголоса ответила Саша, почти не раскрывая губ.
Мила вытащила тесто из Сашиных рук и молча скатала булочку, вздохнув, скорее, как женщина, а не как повариха.
— Нет. И ты лучше Генриху не доверяй, он себе на уме.
— В газете пишут Молох снова убил двоих на станции в Польше! Совсем рядом, в двух часах езды от нас. И еще Ира видела как Гектор брал птицу! — Влетела в кухню служанка со стопкой белоснежных полотенец на локте. — Снова обвал там?
Она вдруг замолчала и уставилась на Сашу и Милу. Свежая сплетня уже не казалась ей такой актуальной.
— Четверо погибли. — Ответила Саша, скручивая булочку. Мила отошла и с непроницаемым видом, продолжила сворачивать закуски. — Внизу есть мальчик, который разыскивает свою мать. Может, вы знаете ее? Ее звали Марина, пришла сюда лет десять назад.
— С подвалов что ли пришла? — Спросила вторая девушка, вернувшаяся со свежей зеленью с огорода. — Такое редко бывает.
— Тут Марин за десять лет было много. — Ответила по существу Мила. — Но если она дар ночи получила, то уже не найдешь ее тут.
 
— Почему? — Не поняла Саша.
— Это место раньше называли Монастырь Святого брата, не потому что Святому брату здесь поклоняются. Вампиры почти все агностики, нет у них святых. А потому что братство здесь мужское, и они это как святость блюдут. Нет здесь женщин-вампиров и инфирматок тоже нет. Так, что если и сделали ей такой подарок, то потом сразу и выпнули. И сюда ей дороги нет.
Саша призадумалась: бросать Лёню одного теперь никак нельзя, ведь мать за ним вернуться не может, а он Саше стал почти как младший брат. Надежда на последний тоннель все еще теплилась внутри нее, и она уткнулась в тесто с удвоенным рвением, размышляя как предотвратить обвалы в шахте.
Для укрепления потолка понадобилось бы много дерева, крепкого хорошего с лесопилки. А спускать его вниз можно было бы через отверстие для еды. Но почему этого не сделали раньше?
Ясно как день, почему. Господа против. Дерево здесь дороже людей.
Но она могла бы обменять что-нибудь на деревесину! Что-то, что нужно Гектору от нее в этот вечер…
Солнце уже тронуло верхушки деревьев на западе, откуда дул соленый морской ветер, когда Саша увидела через окно процессию из женщин, которые направлялись со стороны фермы к служебному входу в поместье. Одетые в одинаковые шелковые бледно-розовые платья, с красивыми прическами и цветами в волосах, они переговаривались и шутили, словно беззаботные нимфы на вечерней прогулке, а вовсе не рабы на ферме хозяина-людоеда.
— Саша. — Поторопила Мила. Она вытерла руки о передник и махнула рукой на двор, а сама зашла в подсобку, где стоял допотопный утюг.
Александра выскочила за платьем и, вернувшись, ловко набросила его на доску, покрытую полотенцем. Сверху Мила накрыла его вторым полотенцем и хорошенько поводила железным сапожком, набитым горячим углем из печи. Верхняя пища придала Александре сил, и легкая хромота стала почти незаметна.
— Мила, а что там будет? — Немного волнуясь, спросила Саша.
— Меня давно перестали приглашать на этот шабаш. Но ты главное, не паникуй. — Попыталась отмахнуться от вопроса повариха, а Саша не отставала. — Жди, когда к тебе подойдут. Если с тобой заговорят, то не лги и не отказывай, а то рассердишь хозяев. Постарайся, чтоб тебя отвели к столу. Тебе главное кому-нибудь понравиться к концу вечера, чтоб не стоять в толпе. Ты держись прямо и не беги, моя хорошая.
— Мила, вы меня пугаете…
— И не забывай улыбаться. Покажи, что ты здорова.
Кухарка попрощалась с задумчивой Сашей, пригладив ее непослушные вьющиеся волосы, и проводила к выходу из кухни в тот момент, когда вся группа входила в дом.
Поварихи тоже испарились, оставив Милу одну. Все отобранные девушки по приказу Кардинала, должны были явиться на закате в главный зал.
Внутри у Саши все сжалось оттого, что ее сейчас спросят: “А ты куда? Марш в подвал!”. Однако никто ее и не заметил. За неделю она сильно похудела. С распущенными волосами ее, вообще, мало кто видел, все больше в шапочке. Поэтому никто ее лица и не вспомнил, кроме Елены и Диляры, а те обрадовались до неприличного.
Объятия пришлось отложить, потому что женщины, шелестя шелковыми юбками, вошли в большой зал с темным мраморным полом и стеклянными люстрами под потолком.
Главный зал был роскошен в своей мрачной манере. Слева высился ряд высоких дверей из красного дерева, который отделял готическую бальную залу от столовой с банкетным столом из темного мореного дуба. Среди высоких свечей и блюд с закусками от Милы по центру располагались вазоны с папоротником и плющом. Длинный стол был причудливо сервирован и уставлен искусственными головами козлов или фавнов, увитыми плющом и выложенными зеленым мхом. Пустые глазницы козлиных масок пугали какой-то бездушной нечеловеческой эстетикой. Украсить рогатыми чучелами праздничный стол мог бы только тот, кто давно забыл смысл застолья. Бодлеровская красота отбивала аппетит.