Дело об исчезновении графа де Бриенна (СИ)

— Нет, вы всего лишь пополните собой великолепный цветник окружающих короля красавиц, сестра, — улыбнулся Марк.
— Вот это уже лишнее, — нахмурился маркиз.
— Я так хотела бы побывать там до того, как выйду замуж, — девушка умоляюще взглянула на старика. — Я ведь могу навестить кузена, который там живёт! Я так хочу увидеть баронессу де Флери!
— О ней и здесь говорят? — удивился Марк.
— Вы видели её? — оживился Теодор. — Говорят, что она невероятно красива!
— Пожалуй, но она не в моём вкусе.
— Тебе всегда нравились рыжие, что и понятно, — усмехнулся маркиз.
— Да, теперь и мне это понятно, — слегка смутился Марк. — Но почему вас так заинтересовала баронесса?
— Она останавливалась здесь по пути в Сен-Марко, — ответил Теодор. — Не знаю, почему она свернула с проезжего тракта, но именно в Лианкур она приехала, чтоб переждать тёмное время. Она незаметно добралась до ближайшей гостиницы и провела в ней, не выходя, всё время до светлого утра, но к тому времени слухи о её необычной красоте уже разнеслись по городу, и провожала её толпа горожан, желающих увидеть это чудо. Но я её, к сожалению, не видел. Едва открыли ворота, в город явился посланец сельского старосты, и мне пришлось ехать в деревню, чтоб разбираться со странной смертью. Так что вместо красотки, мне пришлось смотреть на трупы.
— Сочувствую, — кивнул Марк.
— Кстати, — проговорил Теодор, — это было странное дело, и оно бы наверняка вас заинтересовало. Я думаю, что вам удалось бы разобраться с ним лучше меня. Тогда в одну ночь были убиты три путника, в разных местах, но совершенно одинаково. Какой-то зверь сначала перегрыз им глотки, а потом съел печень. Осмотрев тела, я пришёл к выводу, что это сделал волк, но челюсть была хоть и похожей на волчью, но уже и длиннее, чем у обычного волка. А в руке у одного из них остался клок белой пушистой шерсти.
— Это был белый волк?
— Не знаю, мы так ничего и не смогли выяснить. Больше такие случаи не повторялись.
— И хорошо, — подытожил эту тему маркиз. — Вряд ли уместно говорить о подобных вещах за обедом, да ещё при невинной девушке.
— Ну, не настолько я и невинна, — усмехнулась она.
— Орианна! — в один голос воскликнули возмущённые маркиз и Теодор, а Марк только рассмеялся.
После обеда он всё-таки ушел к себе и провёл остаток дня с книгой в руках на террасе, куда Дидье вынес кованый шандал с зажжёнными свечами, спрятанными от ветра под стеклянные колпаки. Приглашения на ужин вечером не последовало, видимо, маркиз всё же решил не беспокоить его, и Марк был этому рад.
Следующий тёмный день был приятной передышкой от дел. Он поздно встал и позавтракал у себя, а потом спустился вниз, в подземелье, куда в небольшой сводчатый зал, освещаемый огнями факелов, укреплённых на стенах, уже перевезли добычу разбойников из охотничьего домика де Геклена. Он внимательно осмотрел аккуратно разложенные вещи, заглянул в описи, которые начали составлять клерки, а потом велел отложить в сторону то, что согласно списку де Бриенна должно было принадлежать семье покойного графа.
После этого он решил допросить Коломбайна де Геклена и, взяв с собой писаря, отправился к нему. Когда он подошёл к воротам замка, к нему вышел капитан и сообщил, что маркиз запретил выпускать его в город без охраны, и Марк со смиренным видом согласился, чтоб его сопровождали два стражника.
Де Геклен уже слегка успокоившийся, но всё равно унылый подробно рассказал всё, что знал о мнимом де Шательро и его делах. Знал он немного, но и этого было достаточно, чтоб подкрепить собранные против разбойников доказательства. В довершение он с несчастным видом поведал, как разбойники шантажом и угрозами заставили его предоставить свой дом в качестве ловушки для блистательного барона де Сегюра. Коломбайн при этом снова впал в беспокойство и клялся всеми богами, что не хотел этого, и только его малодушие было виной тому, что он уступил и тем самым подверг барона опасности. Он заявлял о том, что глубоко раскаивается и готов понести любое наказание, и всё же просит смягчить его, насколько это возможно, поскольку его отец без сомнения выплатит компенсацию в казну и лично барону де Сегюру. Марк велел ему прочесть и подписать протокол, составленный писарем, после чего сообщил, что его участь будет решать королевский суд, после чего повторил запрет покидать дом и оставил его дальше терзаться страхом перед грядущей неизвестностью.
 
Он вернулся в замок и поднялся в свои комнаты, чтоб снять плащ и меч, которые снова казались слишком тяжёлыми. Читать ему не хотелось, да и темнота, царившая за стенами повсеместно, как-то не располагала к этому, и он снова отправился бродить по замку, всё так же поражаясь красоте и продуманности его архитектуры и убранства.
В какой-то момент он оказался неподалёку от тех комнат, в которых когда-то жила его мать, и, взяв со стола в гостиной подсвечник с горящей свечой, направился туда. Он прошёлся по комнатам, гладя рукой вещи, которых когда-то касались её пальчики. Всё здесь было таким изысканным, хрупким и дорогим. И он подумал, как же она должна была любить его отца, чтоб бросить всё это и сбежать в неизвестность, а потом скитаться с ним по бесконечным дорогам, перенося все трудности и лишения без жалоб и сожалений, считая себя счастливой лишь оттого, что он рядом с ней.
А потом он вспомнил отца, который часто сидел у костра или очага на постоялом дворе, где они ночевали, на его лицо падали блики рыжего пламени, оно плясало в его тёмных глазах, и наверняка он думал о том, что именно такого цвета были её пламенные кудри.
Марк снова прошёл в будуар и остановился перед портретом матери. Сколько же силы было в этом нежном создании, чтоб не только с терпением и любовью выдержать все испытания, но ещё и дарить своему мужу и ребёнку столько радости и счастья, что их свет не угас в душе Марка до сих пор?
Он услышал медленные шаги, и к нему подошёл маркиз де Лианкур. Он какое-то время смотрел на портрет своей дочери, а потом спросил:
— Ты помнишь, где она похоронена?
— Да, — ответил Марк. — Мы с отцом каждый год приезжали туда к тому времени, как зацветало грушевое дерево над её могилой. Я и позже бывал там.
— Я прошу тебя, мой мальчик, — произнёс старик, — перевези её сюда. Пусть она покоится рядом со своей матерью.
— Нет, — ответил Марк. — Она была женой моего отца, они любили друг друга и наверняка хотели бы лежать рядом после смерти. Я перевезу их в Ричмонд. Они останутся там, в тихом склепе, рядом, до тех пор, когда я выкуплю Сегюр и захороню их там под одним надгробием, как истинных барона и баронессу де Сегюр.
— Что ж, ты прав, — маркиз вздохнул. — Я до сих пор не могу смириться с тем, что моя девочка уже не принадлежит мне. Это я во всём виноват. Это всё не случилось бы с Марианной и с тобой, если б я исполнил своё обещание и позволил ей выйти замуж за того, кого она выбрала. Лоран де Сегюр был неплохим человеком, только слишком упрямым и гордым. Порой я думал, что лучше б он оказался охотником за её приданым, но он предпочёл забрать только её, как главную ценность, и взвалил на свои неокрепшие плечи все заботы о ней и о тебе. И просто не дал мне возможности всё исправить.
— Уже ничего не изменить, ваше сиятельство, — произнёс Марк. — Как бы там ни было, они сделали свой выбор и следовали ему до конца. И в моём сердце нет обиды ни на них, ни на вас.
— Тогда почему ты не хочешь принять свою участь? — маркиз снова взглянул на него. — Ты такой же упрямый и гордый, как Лоран. Дело в том, что ты всего привык добиваться сам? Не хочешь подарков и милостей?
— Как бы я принял Ричмонд от короля, если б был таким гордым? — усмехнулся Марк.
— Что тогда? Ты привык жить налегке, носиться по свету как осенний лист на ветру, не обременяя себя излишествами? Ты не хочешь брать на себя ответственность за эти земли и принимать те привилегии, что тебе неизбежно принесёт новый титул? Ты станешь одним из самых знатных и богатых людей королевства, и тебе, возможно, придётся занять более высокий пост при короле, чем ты занимаешь теперь? Но ведь это необязательно, Марк. Тебе не придётся самому заниматься делами рудников и имений. Я везде расставил надёжных людей, на которых ты сможешь положиться. Ты волен согласиться на более высокое положение при дворе или остаться там, где ты сейчас. Не думаю, что Жоан будет настаивать, чтоб ты занял место коннетабля или вошёл в королевский совет.