Подсластить победы горечь (СИ)
Таубен не ответил.
— А что нашла, спрашиваешь? Человечность, я думаю.
На кухне лагеря наместник Альнарда, с юности по местным традициям прислуживающий рыцарям в качестве пажа, а потом и оруженосца, вспомнил былое и, закатав рукава прогрессорского комбинезона, помогал девушке готовить уху, рассказывая ей какие-то байки.
— Например, у отца принцессы Фенеллы и у отца донны де Карседа была одна кормилица, — с грустью в голосе продолжил говорить Айвен. — Она не вынашивала одного из них, она только выкормила молоком обоих мальчиков, но оба мужчины считали себя после этого братьями, выкормившую их женщину оба называли матушкой и на равных заботились о ней до самой ее смерти. А теперь вспомни о наших суррогатных матерях. «Гарантируем анонимность!» Сколько ты заплатил женщине, выносившей твоего ребенка и до сих пор не знающей, кто из этих интернатских ребят жил в ее теле девять месяцев? Меньше стоимости маленькой квартиры в столице. Почувствуй разницу в их подходе и нашем.
Таубен по-прежнему молчал, даже глаза закрыл, глубокая складка прорезала его высокий лоб.
— Оставь Настю, Генрих, — помолчав, тихо сказал Айвен. — Тебе действительно не стоило калечить душу, развлекаясь так, как ты развлекался в Борифате. А теперь поздно. Этот чистый цветок не для тебя. Она отшатнется, даже если вы и познакомитесь поближе. То, что для тебя норма, посчитает развратом. А сломать ее под себя у тебя не выйдет. У этой девушки полным-полно друзей, которые ее в обиду не дадут. Если уж тебе так нужна семья, если тебе не достаточно изредка навещать своего сына, то выбери доступный тебе вариант. Купи себе эффектную, постоянную спутницу, опытную, понимающую тебя. Оплати ее верность. Бабла у тебя хватит…
— Вот что, Рудич, — сказал вдруг эмиссар, открывая холодные глаза. — Не помню, в какой момент я стал вам позволять так много, но отныне не смейте называть меня по имени и обращаться ко мне на «ты». И не ждите больше от меня поблажек.
— Хорошо-хорошо, Генрих, то есть, Таубен, — с тревогой ответил врач, глядя не в глаза своему пациенту, а на один из экранов, в углу которого тревожно замерцал красным значок, обозначающий сердце. Айвен отрегулировал заново подачу лекарств, спустя несколько секунд его пациент сонно засопел.
— Во, я лажанулся, — смущенно сказал прогрессор замершей в уголочке Фенелле. — Кажись, это и есть профессиональная деформация. Привык уже людей поучать. Во, засада!
* * *На следующий день, правда, снова ближе у вечеру, скоростной вездеход прогрессоров добрался до места гибели геологов. Среди выжженной травы высился огромный обломок гранита, на отполированной стороне сверкали в лучах солнца слова:
«Погибшие на чужой земле, покойтесь с миром!»
— Кто установил обелиск? — хриплым голосом спросил Таубен. Его кровать совместно со всеми приборами разместили на крыше вездехода, подняв имеющиеся там, оказывается, прозрачные бортики, и накрыв куполом.
— Мои люди, — ответил наместник Альнарда, рассматривая свое кольцо-печатку. И пояснил для своих спутников, стоящих вместе с ним у подножия обелиска.
— Когда я впервые сюда попал, здесь лежали высохшие трупы погибших землян. Звери и птицы не смогли прокусить их комбинезоны. Люди Кальвера обыскали трупы и уехали, не похоронив. Я приказал захоронить погибших в земле под обелиском. Но этот камень — совсем не то, что я вам бы хотел показать, — наместник вздохнул, не отрывая глаз от перстня. — Я успел немного познакомиться с погибшими геологами и потому знал, что у них была машина похожая на нашу. Геологи загнали ее в пещеру и заперли. Мы с моими людьми нашли вездеход, привалили ко входу в пещеру камень и убрались восвояси.
Принц резко поднял голову и пристально взглянул в глаза Айвену Рудичу.
— Мне показывать пещеру сейчас?
— После того, что вы сказали, — хмуро ответил прогрессор, — не имеет смысла прятать от Таубена местонахождение вездехода. Он со своими прогрессорами все равно тут все скалы сроет и пещеры расковыряет… Хотя ему в кровь вот-вот должно поступить снотворное, — добавил врач еле слышно. Но напряженный Таубен услышал.
— Рудич, падла, отмени снотворное! — со злостью крикнул он. — Я имею право, увидеть вездеход погибшей экспедиции.
Дон Альвес поморщился.
— Отмени, Айвен, — тихо сказал он. — Действительно имеет.
Врач пожал плечами и поднялся на крышу вездехода.
— Тебя засудят, Рудич, — с ненавистью в голосе сказал Таубен. — Что за хрень ты в меня вливаешь?
— Спокойнее, господин Таубен. — бесстрастно ответил Айвен. — Я понимаю, что такому человеку как вы, невыносимо чувствовать себя беспомощным, но… спокойнее! Я не совсем профан в медицине. У меня есть подробная запись вашего состояния непосредственно в момент обнаружения вашего бессознательного, поломанного и побитого тела. Так что никто меня не засудит. Еще и медальку дадут.
— Вы сказали, что можете оттащить в сторону кусок скалы, — сказал Айвену принц, когда тот снова спустился вниз. — Скоро вам придется это продемонстрировать.
Айвен Рудич переглянулся со стажеркой Лазаревой. Та кивнула.
Но только когда окончательно стемнело, в лучах прожекторов, установленных на вездеходе прогрессоров, путешественники смогли увидеть машину геологов. Сначала долго оттаскивали скалу от входа, потом Айвен никого не пустил вовнутрь до тех пор, пока не обработал данные о среде внутри пещеры. За это время как раз стемнело.
Вездеход геологов тускло поблескивал в глубине огромной пещеры.
— Он заперт, — снова сказал принц.
— Вижу, — ответил Айвен. — Заперт изнутри, внешние панели опущены. Заперт, заблокирован, установлена абсолютная защита. Интересно, почему? Но все это до завтра, согласны? Вон, даже неугомонный Таубен вот-вот вырубится, — добавил врач, глядя на экран, отражающий состояние больного на крыше. Включил переговорное устройство. — Мы не будем до утра вскрывать вездеход геологов, господин Таубен. Усните уже спокойно.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Своды огромной буро-красной пещеры терялись во мраке, куда-то вглубь подгорного царства вели зияющие непроницаемой темнотой ходы.
— Настя, я обещал показать вам источник, — тихо сказал наместник Альнарда. — Геологи, я думаю, выбрали именно эту пещеру, потому что нашли тут воду.
Землянка, впечатленная мрачным величием пещеры, не ответила, молча показала его высочеству анализатор, который взяла с собой, и пошла вслед за ним. Им пришлось низко согнуться, чтобы спуститься в небольшой каменный грот.
— Ступеньки выдолбили геологи, — все так же тихо сказал принц. — Они же немного углубили чашу для воды. Все остальное создала природа. Смотрите.
Вспыхнул свет, Настя ахнула.
— Какая-то неправдоподобная, невозможная красота, — еле слышно проговорила она.
Фенелла не выдержала и тоже подошла к засветившемуся проему.
Почти посередине грота находилась огромная чуть склоненная влево каменная чаша, в которую справа и несколько сверху стекал искрящийся в свете прожектора поток воды, закручивался в чаше воронкой и убегал через левый ее край вниз, пропадая под одной из стенок грота. И внутренняя и внешняя поверхность чаши были покрыты изящными каменными узорами. Выполненные нечеловеческой рукой барельефы, странные, будящие воображение, покрывали так же и стены, возле которых стояла чаша.
— На самом деле, все просто, — после долгого молчания заговорила Настя. — Поток воды сначала выдолбил себе неглубокое ложе в слоистом материале, потом вода проломила ставшее хрупким плотное перекрытие и спустилась ниже, в мягкий, относительно растворимый слой. Так повторилось несколько раз. Видите следы, кольцевые следы проломов на чаше? А часть водного потока, не умещаясь в чаше, стекала вниз по ее стенкам, создавая узоры на внешней поверхности. Шли тысячелетия. И наконец появились наши геологи, придавшие картине законченный вид. Они окончательно создали глубокую чашу, с того времени ставшую вбирать в себя весь водный поток. И пол выровняли и углубили тоже…