Дикий. Его неудержимая страсть (СИ)

Ри, словно почувствовав, что я думаю о ней, поворачивает в мою сторону голову, и зелёные глаза безошибочно находят меня. Усмехаюсь и подмигиваю ей, но она только обратно в телефон утыкается. Зараза.
Зубы непроизвольно сжимаются.
Поставлю на следующие бои Тимура, когда он вернётся, вместе драться будем, чтобы быстрее расквитаться с Семеном, и увезу её куда-нибудь подальше отсюда. Только мы, океан, песок в заднице от секса на пляже и больше никого.
— Кэш, готов? Через пять минут твой выход.
Пацан, имени которого я не знаю, да и вообще, кажется, вижу впервые, окликает меня, насыпая в большую металлическую миску магнезию из небольшого пакета.
— Почти.
Вернувшись в раздевалку, ещё раз обтираю полотенцем плечи, чтобы дать Хукеру меньше шансов, хотя у него их и так нет. Боец, конечно, неплохой, но вряд ли меня потянет.
Выхожу под дикие вопли в зал. Похоже, кому-то сломали руку, судя по доносящимся отрывкам фраз.
Сканирую публику и ринг, параллельно набирая в руки порошок и растирая его по бинтам и между пальцами. Сегодня бьемся без перчаток. Новенький подходит, чтобы насыпать ещё соли, но так же как и я, засмотревшись на стонущего от боли Хэндерсона, выворачивает все содержимое немаленького пакета прямо мне на руки.
Твою ж…
— Бля… Прости, Кэш, — взмахивает крыльями, случайно швыряя жменю мне прямо в рожу.
Зажмуриваюсь, но ядреная смесь уже успела залететь в глаза и начинает нехило жечь.
— Мать твою, — рявкаю, пытаясь вытереть глаза об плечо, — я тебя урою. Полотенце дай!
Смертник, если судить по топоту копыт, несется в раздевалку и через несколько мгновений тычет мне в руки полотенце.
Быстро стираю порошок с лица и уже собираюсь врезать придурку, когда тот с лицом цвета той же магнезии, протягивает мне открытую бутылку с водой и дрожащей рукой указывает на лицо.
— Надо смыть. Прости, Кэш, прости. Я не знаю, как он так порвался, — тараторит заикаясь и икая, пока я наливаю себе воду на рожу прямо из бутылки, — может, давай в медпункт?
Сплевываю на пол, но на языке все равно остается горечь.
— Свали! — выплюнуть всю дрянь не получается, часть попадает в нос и в рот.
Повторять дважды не приходится. Пацана пулей сдувает прямо с миской. От страха видимо мозги в желе превратились.
Через пару минут глаза жечь перестаёт, но резь остаётся. Этой же дряни много не надо, чтобы обожгла. Еще раз промываю их остатками воды из бутылки. Если из-за него солью бой, найду и зубы пересчитаю.
Трясу головой, а спустя какое-то время чувствую, как в глазах словно все расплывается, сфокусироваться нормально не получается. Пиздец! Этого только не хватало!
Моё имя звучит из колонок, знаменуя начало боя, и под ободряющий шум и визг со всех сторон я иду по узкой дорожке к октагону. На хрена они свет ярче сделали? По глазам бьёт так, что остаётся только щуриться.
Ступаю на маты, готовый показать кто здесь кто. Музыка и фанатизм, вложенный в моё имя, доносящееся со всех сторон, запускают по крови адреналин. Настроение взметается в топ. Несмотря на яркость света, к которому, кажется, начинаю привыкать, с довольной ухмылкой встречаю Хукера. Парень, телосложением схожий чем-то на быка, уверенно врывается на маты, вскидывает руки, приветствуя публику, неистово орёт что-то, а я начинаю ржать. Индюк, блядь. Моё имя таки скандируют громче.
Рина оторвалась наконец от телефона и смотрит прямо на меня. Серьезная такая. Сексуальная дикарка. В майке этой в обтяг, куртке кожаной и с волосами распущенными. Хочу её пиздец как. Прямо здесь бы на этих матах трахнул сейчас, чтобы убрать это выражение лица и вернуть любимое игривое. Чтобы глазами стреляла и дразнила меня.
Под кожей несется возбуждение, по всей видимости вызванное адреналином, и подначивает задеть Хука, что я не раздумывая и делаю. Чем быстрее с ним справлюсь, тем быстрее увезу ее отсюда и возьму свое! Толкаю придурка в плечо, пока ещё бой не объявлен, делать этого нельзя, но мне похер. Пусть не выкабеливается.
Бык оборачивается, полоснув меня бешеным взглядом. Тут же ведется на провокацию и толкает в грудь. Снова ржу. Это будет проще, чем я думал. Дразня его, отскакиваю назад, предлагая сделать выпад, чтобы улучить момент и врезать ему с левой, но в голове резко мутится, и ноги на секунду кажутся ватными. Хочется облокотиться на сетку, но естественно я этого не делаю. Хук размазывается в нечеткое пятно. Пытаюсь собрать расползающееся сознание. Странное ощущение. Вроде и адреналин бомбит, а в руках и ногах слабость.
 
Что за херня?
Рефери оглушает свистком, музыка добивает оглушающими битами. Тут же подбираюсь, но пропускаю первый удар в челюсть. В глазах тысячи огней вспыхивают, а в голове звон раздаётся, словно по куполу влупили с размаху. Отшатнувшись, но стараясь не потерять из вида Хукера, делаю обманный маневр, чтобы подкосить его и завалить на пол. В прыжке наношу удар по почкам и валюсь сверху, но уже через секунду мычу от резкой боли в районе виска, а потом чувствую под собой маты. Блядь.
  
Глава 25
 
Марина
Как бы я ни заставляла себя не волноваться, не смотреть на процесс боя и не испытывать тревогу, ни черта не получается. Зачем я только пошла сюда? Знала же, что опять буду как на иголках, и вот… в подтверждение моих слов, сердце колотится как ненормальное, глядя на то, как этот Хукер или как там его, бьёт Матвея кулаком прямо в голову. Удар за ударом. Методично и с такой силой, что кажется может проломить ему череп.
— Господи, да остановите его кто-нибудь!?
Оказывается, я кричу это вслух, и, слава Богу, рефери со свистком отталкивает этого больного.
Кешнов, тряхнув головой, поднимается и несколько раз моргает. Не могу понять, что не так. Вроде бы все как всегда. Он усмехается, в своей игривой манере выводя соперника на эмоции, перескакивает с ноги на ногу, даже мне подмигивает, но что-то в его движениях настораживает.
Кешнов отходит назад, упирается ладонями в колени, чтобы отдышаться, но при этом улыбается.
По очередному свистку эти двое снова схватываются, но уже через секунду Матвей вновь получает от соперника. На этот раз в живот. У меня внутри все в камень сбивается, опаляя острой режущей фантомной болью. Да что ж за??? Подскакиваю с места, абсолютно наплевав на недовольные возгласы сидящих позади.
Ладони леденеют, и от нервов я начинаю заламывать пальцы.
Лихорадочно впиваюсь глазами в Кешнова, пытаясь понять в чем дело. Всегда мастерски отточенные движения сейчас какие-то нечеткие. Взгляд гуляет, расфокусированный.
Под мой одуревший пульс, отдающийся эхом в ушах, ему удаётся каким-то образом вывернуться из захвата противника и несколькими ударами сначала в лицо, а потом ногой в грудь отбросить его на пару метров на пол. Слава Богу. Хотя… он что сейчас пошатнулся, или мне показалось?
Безотрывно наблюдаю за тем, как Матвей быстрым шагом подходит к Хукеру. От него адреналин хлещет почти ощутимый, несмотря на странные телодвижения. Перевернув парня на живот, делает локтевой захват и начинает его душить, пока тот, покраснев от напряжения и отсутствия кислорода, трижды не стучит по мату.
Облегчение с треском разрывает жгут, сдавливающий ребра все те минуты, пока шел бой. Провожу рукой по волосам, медленно выдыхая, но при этом оставаясь стоять как вкопанная и смотреть на Матвея.
Народ, удовлетворенный зрелищем, вопит, подпрыгивает с мест, рефери, обхватив Кешнова за запястье, поднимает его руку вверх, знаменуя победителя сегодняшнего вечера.
И только сейчас я понимаю, что не так. Я ведь выучила черты до боли любимого лица буквально в мелочах. Знаю, когда он улыбается, как заостряются скулы, когда злится. Знаю довольный наглый прищур и полный сосредоточенности взгляд, когда обдумывает что-то. Поэтому заметить неестественно расширенные зрачки лично для меня не составляет проблемы. Я слишком хорошо помню выражение лиц тех, кто сидел на наркотиках. Их блуждающие взгляды, в которых смешивались блаженство и некая потерянность.