Когда звёзды падают (СИ)
— И тебе тоже не мешало бы подобрать какой-нибудь костюмчик, — Генка оценивающе разглядывает фигуру Ивана. — Я могу договориться, тебе же не нужен эксклюзивчик, как у меня. А в аренду можно взять хоть что, хоть сценический костюм леди Гаги.
— Тот, который из мяса? — откровенно хохочет Волошин. — Я бы не отказался. Но мясо должно быть жареным, плюс лучок и кетчуп.
— Ай, какой ты нудный, — капризно поджимает губы Генка. — Ну, я что-нибудь для тебя всё равно придумаю.
— Страшно представить, — вздыхает Волошин. — Ладно, мне надо до дома. Вечером я тоже буду занят.
— С Артёмом встречаешься?
— Ну, а с кем же ещё.
— Ты ему очень нравишься, — Генка испытующе заглядывает другу в глаза.
— Да знаю.
Конечно, он знает, тут и слепой бы почувствовал. Решив выбросить из головы все мысли о Яне, Волошин ничего лучше не смог придумать, как попытаться заменить преследующий его образ другим, более доступным.
Артём был милым, послушным, не доставляющим лишних хлопот, но таким чужим, несмотря на те несколько недель их знакомства, что Иван пытался убедить себя, что всё у них получается.
С ним было скучно, предсказуемо, и каждый раз Волошин чуть ли не заставлял себя ехать на встречу с ним. Артём, казалось, не замечал холодности Ивана, казалось, его всё устраивает. Он был уверен, что у них отношения, хотя до постели дело всё не доходило. Волошин играл в благородного рыцаря, утверждая, что надо проверить отношения — большего бреда он в жизни не нёс. Артём обижался, но не спорил. А Иван просто не хотел его, даже ради разгрузки, даже ради отвлечься — не хотел, и всё тут.
А про того, кого он хотел до скрежета крошащихся от напряжённого трения друг о друга зубов, о том он думать себе запрещал. Да и сам Ян не показывался на горизонте, словно его и не было никогда. Вот уже несколько недель Иван напрасно вглядывался в толпу на танцполе в смутной надежде увидеть знакомое гибкое тело.
Он мысленно представлял себе его: вот он, совсем рядом, с закрытыми глазами… растрёпанные волосы слиплись на покрытом испариной лбу… губы чуть шевелятся, повторяя слова песни, а тело живёт собственной жизнью…
«Твои глаза такие чистые, как небо!
Назад нельзя, такая сила притяжения»…
И эта песня, она везде… как специально кто-то следит за Иваном, словно он участник дурацкого реалити-шоу под названием «Убей свои нервы». Песня играет в маршрутке, где он едет, звучит из открытого окна проезжающего мимо автомобиля, стоит на звонке входящего вызова у однокурсницы… да что ж такое.
Знаки, знаки… будь Иван суеверен, он бы уже медленно и безвозвратно сходил с ума.
«А я и схожу», — вкрадчиво шепчет ему на ухо собственное сознание.
— Идёшь на карнавал? — Артём тянется за поцелуем, Иван виртуозно отклоняется в сторону и приобнимает его за плечи.
— Придётся, — пожимает плечами.
Артём радостно улыбается:
— Здорово. Я был уверен, что Геночка тебя уговорит.
— Ты хотел сказать заставит? — Иван усмехается — Генкины уговоры обычно больше похожи на шантаж с угрозами.
— Костюм уже придумал? — и этот туда же.
— Никаких костюмов, — Волошин даже хмурится от неудовольствия. — Я не цирковой медведь, которого скоморохи по ярмаркам водят, чтобы пялить на себя что придётся.
— В костюмах вход бесплатный, — как бы между прочим замечает Артём.
— Я как-нибудь постараюсь пережить ту огромную брешь в бюджете, которую проделает там входной билет в клуб, — тут Иван улыбается и с прищуром смотрит на Артёма. — Ну, давай, скажи, что я скучный.
— Нет, не скажу, — Артём тоже улыбается. — Думаю, тебе это Геночка уже раз десять повторил.
Иван вздыхает — не парень, а мечта. Ни одного неверного слова, ни одного неправильного движения. Так почему же так сильно хочется развернуться и уйти? Что с ним не так? Хотел ведь, так хотел просто отношений с нормальным парнем. Ну, вот он — просто нормальный парень, который всё для тебя сделает. Так что ты морщишься, как кот, обожравшийся сметаны до такой степени, что видеть её не может, сразу тошнит.
Волошин мысленно стонет.
Всё пройдёт.
Всё когда-нибудь проходит.
Когда ты падаешь с велосипеда голыми коленями на асфальт, раздирая кожу вплоть до мяса… и кровь хлещет во все стороны — тебе больно. Тебе очень больно. Но рано или поздно раны затягиваются коркой, постепенно зарубцовываются, остаётся лишь белая и рваная полоса шрама через половину ноги… и шрам даже не болит, он просто есть… ты можешь видеть его, можешь трогать, но боли больше не чувствуешь.
Так и тут.
И это пройдёт.
========== Часть 8 ==========
— Ваня-я-я, ты скучный, — тоскливо вздыхает под ухом Генка, — скучный ты, Ваня. Вот скажи, ну что тебе, жалко было, что ли, костюмчик натянуть? И такой ведь костюмчик — загляденье.
Иван отмалчивается, сидя на заднем сиденье такси рядом с прижимающимся к нему Самойленко и стараясь игнорировать изумлённый и ошарашенный взгляд таксиста, отражающийся в зеркале. Другу так и не удалось уговорить его надеть карнавальный костюм, и, теперь всю дорогу до клуба Волошину приходится выслушивать тоскливые сетования по поводу своей несговорчивости.
Сам же Генка так хорош, что таксист то и дело оборачивается на них и пожирает Самойленко взглядом, не до конца разобравшись, какого пола красота расположилась в его машине. Генка кокетливо улыбается таксисту, время от времени стреляя в его сторону подкрашенными глазками. Они с Иваном представляют сейчас очень странную пару: он — в простой чёрной футболке, накинутой сверху кожаной куртке и чёрных же джинсах, а рядом Самойленко — яркий, развратный, всем своим видом кричащий, что готов ко всем приключениям мира.
— Пока, сладкий, — Генка машет на прощанье таксисту тонкими пальчиками с накрашенными ноготками и выходит из машины, уверенно переставляя сетчатые ножки в туфлях на тонкой и высокой шпильке.
— Шлюха, да? Снял, да? Дорогая? — шёпотом спрашивает таксист у Ивана.
Волошин принимает очень серьёзный вид, кивает, расплачивается и догоняет друга.
— Ты бы мог очень неплохо зарабатывать в этом образе. Таксист теперь месяц дрочить будет, представляя, как имел бы тебя во всех позах.
— А пусть, — беспечно пожимает плечами Самойленко. — Искусство должно принадлежать народу. Смотри, вон Артём нас ждёт. Какой краса-а-авчик.
Артём и в самом деле расстарался ради этого карнавала: пушистые рыженькие шортики на ногах, торс прикрывает такая же жилетка, а на голове острые ушки.
— И кто ты у нас? — Иван разглядывает Артёма, мысленно приходя к выводу, что тому очень идёт этот шаловливый прикид. — Белочка?
— Нет, я не белочка, — Артём хитро улыбается, поворачивается к Волошину задом и кивает вниз. — Я лисичка.
Иван смотрит на пушистый лисий хвостик и вдруг понимает, что это не часть костюма, что хвостик вовсе не пришит к пушистым рыженьким шортикам. В паху тут же простреливает тяжелой истомой, а Артём, приподнявшись на цыпочках, шепчет ему в ухо: