Глазами сокола (СИ)

Сам же солдат уже был свидетелем смерти жертв яда поразившего Сириуса. Оттого и носил с собой противоядие. Для себя и для товарищей, коли кому-то из них не повезёт. Редкое, ценное, действенное. С ним было спокойнее.
– Как меня нашли? – Спросил Сириус то, что волновало его больше всего.
– В монастыре, где ты укрылся после восстания, нашлись крысы. Оттуда начался след. Комендант маяка с командой из трёх кораблей перебил там половину народа прежде, чем кто-то начал говорить. Нападение приписали пиратам: свидетелей не оставили, а те, кто выжил теперь неплохо устроились в Цитадели. Таких «монахов» нужно вешать.
Они замолчали на минуту. Сириус дышал тяжело.
– Я погубил их, - наконец, произнёс он.
– Да, погубил, – ответил солдат, – а может это был тот молодой послушник, что спас тебя, или игумен, который принял решение тебе помочь, кто теперь разберёт… Добро наказывается в большинстве случаев, с этим ничего не поделаешь. Нужно это принять, относиться с пониманием…
– Я очень долго жил без твоих наставлений, избавь меня от них и теперь…
– Я пришёл не учить тебя, я пришёл помочь занять своё место, – ответил солдат.
– Я уже на своём месте.
– Нет, Вольфрам Медный, ты не на своём месте. Ты с этим привык мириться настолько, что даже этого не осознаёшь. Твоё место за морем, на острове, где ты вырос. Уйдёшь со мной – сможешь стать Хранителем, будешь владеть булавой и гарпуном, будешь тем, кем был рождён. У тебя много сторонников, они ждут тебя, они придут по первому твоему зову. Ты им нужен.
– Но они мне не нужны, – ответил Сириус.
В его голосе не было злобы, не было и интереса. Внутри звенела пустота, из глубины которой доносилась материнская песня. Это дыра появилась когда-то там, где жила часть его души, что звалась Вольфрамом Медным. Сириусу нужен был лишь покой.
– Ты зовёшь меня Вольфрамом, – сказал охотник, – но я уже давно не он. Между нами стоят тени моих убитых родителей, ледяные волны, что несли мою лодку к берегу в ночь их гибели, и годы, за которые я стал тем, кто я теперь. Мне не нужны ни Цитадель, ни булава и гарпун. Та жизнь кончилась, и я не буду пытаться её вернуть.
– Может так случиться, – ответил солдат, – что выбора у тебя не будет. Ты можешь зваться хоть Сириусом Безродным, хоть Молчаливым Охотником, хоть псом лишайным. Я смотрю на тебя и вижу Вольфрама Медного. Так же, как и твои враги видят его в тебе. Стань Хранителем – получишь защиту, коли власть и отцовское наследство тебе не нужны.
Солдат ушёл в ту ночь, не дождавшись утра. Но он собирался вернуться. Никто из обитателей дома в этом не сомневался. А Сириус рассказал Селесте о себе, потому, что отчего-то верил, что так было нужно…
Утром он смог встать и спуститься. Но он так и не понял, что Селеста смыла чернила с его волос. Хозяйка увидела его, и со страшным грохотом медный горшок выпал из её рук. А затем она воскликнула:
– Набежало благородных полный дом, на мою голову!
  
Глава 16. Слава, которая не нужна
 
Нет вещи сильнее и страшнее, чем людская молва. Какие невероятные истории она, порой, придумывает и начинает в них верить! Праведника она может упорно называть грешником, предателя – героем, а спасителя антихристом. Каждая такая ложь (совершенно правдоподобная, как правило), может как и уничтожить предмет обсуждения, так и возвысить. Но так или иначе, пустые слухи остаются лишь выдумкой. И невинно обвинённый утешает себя (и мучает в то же время) тем, что всё, что о нём говорят, не является правдой, а тот, кого люди незаслуженно окрестили кем-то значимым, редко спокойно спит по ночам.
Но ложные слухи – это ещё не самой страшное! У них всегда находятся противники, готовые всё отрицать. Куда хуже, когда в руки толпы жадной до пустых разговоров, попадают истории, несомненно, правдивые и, часто, малоприятные. Именно поэтому мы, волей-неволей, просим высшие силы сохранить наши секреты нетронутыми, не вывернутыми на изнанку и не вытряхнутыми небрежной кучей на всеобщее обозрение.
 
Луро, как уже справедливо отмечалось ранее, был городом маленьким. Когда-то он возник из-за удачного расположения торгового поста на пересечении шести дорог, две из которых вели прямиком к морю, а четыре – в разные стороны континента. Торговцы чуть богаче нанимали воинов и строителей, и меньше поколения выросло прежде, чем на удачном месте, вместо пустыря возник этот городок, где путешественников всегда было больше, чем жителей. Меньше дня пути было до большого порта, чуть больше – до крупного княжеского поселения, взымавшего с лурийцев налог за защиту. Здесь случались, порой, карманные кражи, ещё чаще – мошенничество. Но местные, те, кто жил здесь целыми семьями, были людьми, в основном честными, не бедными, но и не живущими в роскоши. Многие из них держали гостиницы или сдавали комнаты вечно меняющимся жильцам. И, возможно, именно потому, что люди крайне редко задерживались надолго в их жизнях, лурийцы свято чтили добрососедские отношения с теми, кто, как и они, жили здесь постоянно.
В результате, слухи здесь распространялись настолько стремительно, что казалось, ничто на свете не смогло бы их остановить. К тому же скрыть что-то от внимательного взгляда соседа, было почти невозможно. И неважно было, что именно случилось. Вышла ли дочка пекаря замуж «недостойным образом», или продавца в бакалейной лавке оштрафовали за обвес – всё тут же становилось известно всем и обрастало мириадами подробностей. И сплетни захватывали умы и оборачивались, порой, неожиданными последствиями…
Так что не было ничего удивительного в том, что и о неожиданном появлении светловолосой незнакомки, и о попытке отравления Сириуса, вскоре, говорили все. К тому же, через пару дней после этого случилось событие, взбудоражившее умы чрезвычайно: недалеко от городских ворот нашли тело неудавшегося убийцы охотника. При нём были и дротик, и бутыль яда, и противоядье, в общем, всё, что могло указать на его преступление. И он обезглавлен, многие считали, мечом, оружием, которым владели благородные и воины лучшие в этих землях. Не укрылось от людей и то, что на пороге дома вдовы появился человек слишком уж похожий на солдата чистой крови. Никто не знал, что его звали Белоусом, никто не знал, что он был когда-то наставником Сириуса, как и того, что Сириус тщетно старался забыть многие его уроки, отказавшись от жизни, что была ему уготована при рождении. Но тем ни менее, связать между собой даже известные факты не составляло труда, и город гудел, как полчище голодных комаров в пору влажного августа.
Сириуса больше не привечали в лавках и тавернах, и даже улыбчивая хозяйка попала к местным в немилость. Ей прачка отказала в стирке белья, мол, как бы чего не вышло! Вдруг вываривая её простыни в белилах, она навлечёт на себя гнев неведомых злодеев?
К счастью, никто не догадался связать недавнюю историю со слухами о выжившем мальчике с Медного острова. Народ всё списал на появление загадочной благородной, чьи золотистые волосы наводили на мысли об отце, с прячущимися всюду врагами. Так или иначе, происходящее усложнило для Сириуса подготовку к предстоящему путешествию, и к дню, когда королевна вновь сбросила перья, охотник не сделал и половины из намеченного. И когда девушка в своём истинном обличье предстала перед охотником, первыми её словами были такие:
– Я знаю, как смогу отплатить тебе!
Это было произнесено с жаром и рвением, будто королевна только и думала о том, как скажет эти слова, пока была не способной на речь птицей. Но дальше ей было не суждено говорить: птичий клёкот полился из её рта, и прошла целая минута прежде, чем девушка смогла остановиться.
Охотник терпеливо молчал, пока королевна заполняла тишину ничего не значившими звуками, а когда собеседница замолкла, сказал:
- Тебе нужно подождать…
На лице королевны отразилось недовольство, но она молчала, понимая, насколько Сириус прав. Ей нужно было ждать, пока птица внутри неё успокоится и заснёт, перестав обращать в птичий клёкот все её речи. На миловидном личике королевской дочери отразилась борьба упрямства и благоразумия. Сириусу Селеста вновь напомнило красивое дитя, как и в ночь её первого превращения. Увы, он поймал себя на этой мысли, когда уже было поздно скрывать её от девушки. На его лице была улыбка, отразившая внутренний свет, вызванный этим воспоминанием. Королевна молча наблюдала за ним, а его всё больше это смущало. Он гадал: не думает ли девушка, что он смеётся над её неспособностью говорить? Но Селеста вовсе и не думала об этом. Улыбке его девушка не придала значения. Пользуясь вынужденным молчанием, она в который раз за эти недели, искала во внешности охотника черты северных князей. И в который раз она их находила, уже человеческими глазами. Дело было не только в цвете волос, которые охотник вновь умело скрывал, нет… Множество небольших деталей в его облике выдавали далеко не простое происхождение. Тонкие губы, острые скулы, пальцы рук, хоть и покрытые мозолями, аристократически изящные… Прямая спина, несвойственная простым охотникам и наёмникам осанка, склонность к молчаливости, отсутствие резкости в движениях. Всё это выдавало в мужчине прошлое, проведённое в обучении науке быть лордом, быть правителем и эталоном для прочих. И чем больше Селеста думала об этом, тем больше она убеждалась в правильности своих открытий, всё в нём подтверждало правдивость истории, секрета, хранительницей которого теперь была и она. Даже щетина и поломанные ногти не вызывали теперь в девушке отторжения, как раньше. Теперь ей удалось увидеть в Сириусе равного себе. Он, как и она, сменил свой облик на чей-то ещё потому, что так вышло… Сириус не мог предположить, насколько сильно за этот месяц Селеста изменила к нему своё отношение. Через несколько минут королевна вновь предприняла попытку заговорить, изо всех сил стараясь не торопиться, чтобы птичий клёкот вновь не помешал ей.