Берег мечты

С некоторых пор в доме Освалду шли ежедневные жестокие бои. Августа не хотела давать ему развода, ни на каких условиях, да ещё и пыталась изгнать из дома Леонтину.
Так продолжалось до тех пор, пока Родолфу не посоветовал матери, всё же отпустить отца на волю, но взамен потребовать сигарную фабрику, которая уже начала приносить ощутимые доходы. Августа последовала совету сына, однако теперь упёрся Освалду.
— Никогда этому не бывать! — сказал он. — Я не предам память отца, который создал эту фабрику и завешал её мне! Да я и сам вложил в неё столько труда не затем, чтобы ты всё пустила на ветер.
— Значит, фабрика тебе дороже, чем Леонтина. Вот и оставайся со своей фабрикой, — подвела итог Августа.
Ситуация снова зашла в тупик, из которого не было никакого выхода.
Освалду, правда, надеялся на Питагораса, который продолжал ухаживать за Августой, но тому тоже хотелось получить фабрику в качестве приданого, и он не торопился с официальным предложением руки и сердца.
Неизвестно, как в итоге разрешилась бы эта коллизия, если бы однажды не произошло настоящее чудо: Леонтина получила наследство от своего давнего поклонника, умершего в Париже. Наследство было фантастически огромным. Августа чуть не умерла от зависти, когда услышала, что некий герцог завещал Леонтине ни много ни мало – пятьсот тысяч долларов!
— Теперь, я надеюсь, ты уберёшься из моего дома? — подступила она к Леонтине. – Освалду я тебе никогда не отдам, хоть он мне и даром не нужен. Из вредности не отдам. Из зависти! Да, я этого не скрываю! Потому что таких больших денег достойна я, а не ты! Убирайся с глаз моих! Не могу тебя видеть.
— Я никуда не уйду отсюда без Освалду! – отрезала Леонтина. — Подпиши бумаги на развод, и больше никогда меня не увидишь, обещаю!
— Нет, не дождёшься, — упёрлась Августа. — Это будет уже чересчур: и богатое наследство, и фабрика, и Освалду в придачу! Хватит с тебя и долларов. На них ты сможешь купить и дом, и целую сотню таких потрёпанных мужичков, как Освалду!
— Любовь не купишь за деньги, — возразила Леонтина.
— Возможно, — согласилась Августа. — Любовь – это не моя стихия, я в этом ничего не понимаю. Но зато я точно знаю, что за хорошие деньги можно купить мужа. И можно… продать его! Да, именно так, продать! Меня сейчас осенила гениальная идея: хочешь, я продам тебе Освалду за пятьсот тысяч долларов?
— Ты совсем спятила, — осуждающе покачала головой Леонтина. — Эти деньги довели тебя до полного безумия.
— Да, тут немудрено, спятить, зная, что эти деньги твои, а не мои! Отдай мне их и забирай Освалду, так и быть!
— Ты что, всерьёз предлагаешь мне купить у тебя Освалду?! – изумилась Леонтина.
— Да, такими вещами не шутят, — подтвердила Августа. – Я назначила цену: пятьсот тысяч долларов, и не центом меньше! Ты можешь возразить, что этот старый тюфяк не стоит так дорого, у него износ более тридцати лет. А я тебе скажу: бери, потому что в комплекте с мужем ты приобретёшь ещё и любовь, и свободу, и покой! Если ты хорошенько подумаешь, то поймёшь, что я, пожалуй, даже продешевила. Эта сделка выгодна, прежде всего, тебе.
— И ты сразу же подпишешь все бумаги? Без проволочек, без хлопот, без судебного разбирательств по разделу имущества?
— Подпишу! Вступай в права наследства, отдавай мне деньги, и я сразу же всё подпишу, — заверила её Августа. — А потом укачу в Париж!
— Хорошо, я согласна, — сказала Леонтина.
Освалду пришёл в ужас, узнав об этой сделке, и долго отговаривал Леонтину от такого безумного решения, но потом сдался:
— А впрочем, поступай, как хочешь, деньги-то твои, ты имеешь полное право распорядиться ими по своему разумению.
Леонтина расцеловала его.
— Значит, ты возражал не потому, что тебе жалко этих денег? Я тебя обожаю! Давай будем считать, что их не было вообще, и развод ты получил бесплатно. Деньги ведь шальные! К тому же мы их даже в руках не держали, поэтому нам будет несложно с ними расстаться.
На том они и порешили.
Освалду быстро оформил развод и стал готовиться к свадьбе с Леонтниой.
 
Августа получила деньги, часть из которых у неё выманил Родолфу, и укатила в Париж вместе с Питагорасом, сделавшим, ей наконец, официальное предложение, поскольку его вполне устроило приданое в полмиллиона долларов.
Каждый получил то, чего хотел, и все были счастливы, за исключением Ливии. Она была беременна и скрывала это от Гумы, с которым теперь старалась видеться как можно реже.
— Я не хочу уподобляться Эсмералде, которая использовала беременность как оружие в борьбе за Гуму. Я вообще больше не желаю участвовать в этой войне. Пусть он женится на Эсмералде, а то ещё подумает, будто я нарочно забеременела, чтобы не допустить этой женитьбы, — говорила Ливия Леонтине, а та считала, что она не права.
— Ты должна всё рассказать Гуме. Он имеет полное право знать, что ты ждёшь от него ребёнка. Скажи ему, и пусть он сам решает, как быть.
— Нет, я не хочу, чтобы он выбирал кого-то из двух детей. Это и несправедливо, и унизительно, и даже опасно. Представляю, что станет творить Эсмералда, когда обо всём узнает! Она будет проклинать моего ребёнка, а а этого иа хочу. Я должна думать, прежде всего, о нём.
— Но скоро у тебе вырастет живот, и это все увидят. Что ты тогда будешь делать? — спрашивала Леонтина.
— Не знаю, — отвечала Ливия. — Может, к тому времени для меня что-то прояснится, а сейчас я не буду ничего предпринимать. Пусть это пока остаётся тайной для Гумы.
Пока Ливия страдала в одиночестве, Гума тем временем пытался разгадать другую тайну, связанную с беременностью Эсмералды.
Поговорить с Родригу ему не удалось ни в тот роковой вечер, ни на следующий день, потому что он вынужден был давать свидетельские показания в связи с покушением на жизнь Алешандре.
Следователь дотошно и придирчиво выяснял, каким образом Гума оказался на месте преступления, не было ли у него пистолета, и не он ли стрелял в Алешандре. К счастью, медсестра подтвердила, что за несколько минут да происшествия он приходил в поликлинику вместе со своими родственницами, и если бы там был Родригу, то они бы какое-то время поговорили, и Гума избежал бы участи подозреваемого. Следователь допросил и Риту с Луизой, и всех горожан, которые сбежались на выстрел, и теперь могли засвидетельствовать, что Гума не пытался скрыться, а наоборот, оказал первую помощь Алешандре. Многие из них предлагали следователю рассмотреть совсем иную версию происшествия. Они полагали, что это было повторное покушение на Гуму, a Геррейру-младший пострадал случайно.
Следователь тоже не исключал такой версии, но Феликс решительно отверг её:
— Я уверен, что покушались именно на Алешандре. С целью ограбления. Мы с сыном договорились встретиться у «Звёздного маяка», но выстрел прозвучал чуть раньше. Очевидно, преступник узнал Алешандре и подумал, почему бы не ограбить богатого человека, если тот идёт по улице один и вокруг никого не видно? Алешандре просто повезло, что поблизости оказался Гума, которого грабитель не заметил в темноте, а то ещё неизвестно, чем бы всё кончилось. Негодяй мог бы сделать и второй выстрел… Даже страшно подумать, что могло быть! А так пуля, к счастью, прошла навылет, не задев жизненно важных органов. Скоро мой сын поправится, а преступника, я надеюсь, вы отыщете.
— Это будет непросто сделать, — вздохнул следователь. — Преступник не оставил никаких следов. У нас есть только пуля, но нет оружия, из которого она была выпущена…
«Этим оружием я воспользуюсь ещё раз, теперь уже наверняка без промаха и наповал!» — мысленно ответил ему Феликс.
 
Но рыбаки тоже решили принять меры безопасности и приставили к Гуме охрану. Теперь рядом с ним всегда находились двое или трое рыбаков, а Руфину вообще ходил вслед за Гумой как привязаный, и даже ночевал в его доме. Гуме было неловко находиться в обществе телохранителей, но он смиренно подчинился решению кооператива.