Берег мечты

— Ничего! — тут же откликнулась Леонтина. — Я с удовольствием полечу. Сейчас мы с Ливией переоденемся…
Ливия не могла отказать тётушке в удовольствии.
— Благодарю за нас обеих, Алешандре, — сказала Ливия. — Мы будем готовы очень скоро…
Поднимаясь по лестнице, Леонтина сообразила, что племянница, может быть, не собиралась никуда лететь с Алешандре.
— Ты не сердишься на меня? Наверное, я сморозила глупость, когда собралась лететь. Поверь, я могу всё исправить, сослаться на нездоровье, — предложила полная раскаяния Леонтина.
— Я рада доставить тебе удовольствие, — отозвалась Ливия. — Мы с тобой прекрасно проведём время.
В вертолёте Леонтина рассказала, что в рыбном ресторане была со своим возлюбленным джазистом. Он был англичанином, и она специально привезла его в Салвадор, чтобы угостить лангустами.
— Он таких никогда не ел, можете мне поверить, — сказала она с гордостью.
Ливия с Алешандре переглянулись, и Ливия почувствовала, что, несмотря на размолвку, они понимают друг друга, им обоим кажется трогательной эта немолодая женщина и обоим небезразличны её воспоминания.
Леонтина была очарована новым средством транспорта, она и не предполагала, что до Салвадора можно добраться так быстро. Войдя в ресторан, она воскликнула:
— Подумать только! Здесь ничего не изменилось!
— И вы тоже, мадам, — галантно отозвался импозантный метрдотель. — Разве не вчера вы ужинали у нас со своим другом-англичанином?
— Неужели вы меня помните? — изумилась Леонтина.
Она была потрясена. Вечер обернулся для неё сказочным путешествием в прошлое.
— Безусловно, мадам. У меня профессиональная память. Я помню всех красивых женщин и даже помню, что ваш друг был музыкантом.
Леонтина почувствовала себя королевой, а это иногда так нужно немолодым, усталым, одиноким женщинам… Они провели чудесный вечер, много смеялись, ели вкусные вещи, пили хорошее вино. Ливия почувствовала искреннюю благодарность к Алешандре.
— Позволь мне вас радовать и дальше, — попросил он на прощание. — Позволь мне устраивать для вас праздники.
— Удивительно, что тётю помнят в этом ресторане, — задумчиво сказала Ливия.
— Вспомнили не без моей помощи, — улыбнулся Алешандре, — я дал, скажем, так, наводку…..
— Ты всё-таки очень тонкий человек, — с чувством сказала Ливия.
— Не случайно мы собирались пожениться, — отозвался Алешандре. — Помнишь Нидерланды?
Ливия кивнула. Ту поездку тоже устроил Алешандре, и Ливия всегда вспоминала о ней с удовольствием.
— Помню, и поверь: всё, что с нами было, останется с нами навсегда.
— Очень рад, Ливия. Мы снова друзья?
— Да.
Алешандре был счастлив, ему удалось почти невозможное — Ливня вернула ему свою дружбу! Но останавливаться на достигнутом, он не собирался. Ливия была женщиной его жизни и должна была стать его женой!
Феликс одобрил сына.
— Завтра Ливия будет на фабрике, и я поговорю с ней сам, — пообещал он. — Я предложу ей такое, от чего она просто не сможет отказаться! Видеться вы будете каждый день, деловые интересы связывают иной раз крепче всех прочих.
Отец и сын засмеялись, они понимали друг друга, они были не просто друзьями, а сообщниками.
— А что там у нас с Гумой? — поинтересовался Феликс.
— Я сделал анонимный звонок в налоговую полицию, не сомневаюсь, что у него уже были неприятности и будут ещё, — с усмешкой сказал Алешандре.
— Я тоже в этом не сомневаюсь, — со значением подмигнув, пообещал сыну Феликс. — Занимайся Ливией, а Гуму я беру на себя!
— Спасибо, отец.
Как только Алешандре вышел, Феликс вызвал к себе Эриберту. Главным поручением для него был розыск обидчика Адмы. Феликс знал, что, пока этот человек ходит по земле, он не успокоится. Феликс свозил Адму к лучшим врачам Салвадора, заплатил за самые дорогостоящие обследования, уверился, что здоровью её не нанесён ущерб, но продолжал тревожиться. Он чувствовал: Адму что-то гнетёт, заботит. Он ощущал её напряжённость, не знал, как с ней справиться, и полагал, что Адме станет гораздо легче, когда её обидчик будет сурово наказан.
 
Гума волновал Феликса меньше всего, он был на глазах, за ним легко было следить. Пусть раздуется от гордости, как павлин, тут-то его можно будет и прихлопнуть!
Эриберту доложил хозяину, что с бандитом покончено.
— Только что? — поинтересовался Феликс.
— Да нет, дня два уже… — лениво сообщил Эриберту.
— А ты уверен, что это тот? — уточнил Феликс, — Адме не стало легче. А я на это надеялся.
— Тот, — жёстко ответил Эриберту. — Тот, кто посмел притронуться к доне Адме, не имеет права ходить по земле!
— Хорошо, Эриберту, я тобой доволен, — сказал — Феликс, — по-прежнему следи за Гумой и о самом интересном сообщай мне.
Эриберту поклонился и вышел, но он не торопился покинуть дом. Ему необходимо было увидеть Адму. Может, у неё есть для него особое поручение? Обычно свои поручения она давала ему в поздний ночной час, когда он имел обыкновение заходить в этот дом на кухню и там подкрепляться. Но на этот раз он отыскал её днём.
Ему не понравился её взгляд, в нём была тревога.
— Я готов вам служить, моя госпожа, всегда и во всём, — сказал он с нажимом.
— Благодарю, Эриберту, я знаю, что могу рассчитывать на твою помощь. Когда понадобится, я позову именно тебя.
Эриберту поклонился и вышел. Ради этой женщины он готов был на любые преступления.
Адма и впрямь была встревожена. Она не могла счесть случайностью нападение на дороге. Кто-то охотился за ней, посылал анонимные письма, напоминал о том, что она старалась забыть.
«Где дона Коло?» — гласила надпись на фотографии, полученной Адмой в конверте. Адма сожгла фотографию и задумалась. Она пыталась понять, кто стоял за этими письмами. И вдруг в её памяти всплыл дядюшка Бабау. Он приходил к ней после того, как исчезла дона Коло, и принёс её сумочку, которую та забыла у него в баре. Адма сожгла и сумочку, и письма-дневник, ради которого пошла на убийство. Искать эту Коло, беспокоиться о ней мог только Бабау! Адма решила навестить его, поговорить с ним, чтобы решить, как ей поступить дальше. Войдя в бар, она увидела Эпифанию, которая оживлённо беседовала с хозяином бара, вспомнила, что Бабау — лидер оппозиции, и они ей показались заговорщиками.
Между тем Эпифания делилась со своим старинным другом семейными проблемами. Она хотела бы выдать замуж Женезию, которая стала даже разговаривать во сне. По этим словам, стонам и вздохам мать поняла, что дочери снятся любовные сцены, но днём дочка вновь одевалась в свою привычную броню, и до сердца её невозможно было достучаться.
— А ведь ей пора, пора, — твердила Эпифания. – У меня даже со здоровьем стало хуже от тревог и беспокойства. Я недавно упала в обморок, девочки так перепугались, что на какое-то время ссориться перестали. Обычно они грызутся с утра до ночи. Сокорринья упрекает сестру в ханжестве, а Женезия её — в разврате.
Дверь хлопнула, и все взглянули на вошедшую — жену префекта Адму Геррейру, неожиданную посетительницу «Маячка». Она села за стол, и Бабау поспешил сам обслужить её. Принимая заказ, он выслушал и не менее неожиданный вопрос: помнит ли он дону Коло?
— Конечно! Прошло не так много времени с нашей последней встречи. А что? — осведомился Бабау.
— Я помогла ей материально, — сообщила Адма. — Но она давно уже не подавала о себе вестей. Я ищу её. Если у вас будут новости, сообщите.
— Непременно, — пообещал Бабау доброжелательно и искренне. — Однако думаю, что новости, скорее всего, будут у вас, вы с этой дамой в добрых отношениях, а я совершенно посторонний человек.
 
Слова Бабау показались Адме лицемерием. Каждый ей виделся врагом. Да и мог ли не бьггь врагом Бабау — лидер оппозиции? А Эпифания? Очень возможно, что они вступили в сговор и замышляют что-то против Феликса. Адма пообещала себе, что будет постоянно настороже, будет следить за всеми и не даст своим врагам восторжествовать.