Берег мечты

Рыбаки поняли, на кого он намекает, и невольно уставились на Гуму. Обманутые ожидания не были новостью для Гумы, у которого Эриберту давно уже не покупал рыбу, и он прекрасно понимал, что творится на душе у рыбаков.
— Идёмте к дядюшке Бабау, — крикнул он, — нечего нам стоять на солнцепёке. А рыбу пусть разберут женщины причала и разделят по справедливости.
Рыбаки потянулись за ним в бар, и там Гума ещё раз растолковал им идею кооператива.
— Мы наймём грузовик-рефрижератор, и сами будем продавать рыбу в Салвадоре, ясно? — заключил он свою речь и обвёл взглядом лица рыбаков.
— А что? Здорово получится! — вдруг восторженно крикнул самый молоденький.
Воодушевление побежало как по цепочке, и вот уже все перекрикивают друг друга, а дядюшка Бабау звонит по телефону приятелю, у которого есть рефрижератор.
Идею кооператива поддержал даже Эзекиел, который совмещал у Бабау все должности, он был и кассиром, и официантом, а по вечерам после работы ещё и игроком.
— Дело стоящее, ребята, — высказал он своё мнение. — Я в Салвадоре часто бываю. Там, сами знаете, клубы нечета нашим, и ваш товар на рынке расходится в один миг. Эриберту здорово на вас нагревает руки, поверьте мне.
В стороне от гомона и суеты остался один Жак, сын Ондины. Он давно уже занимался контрабандой для Эриберту и не собирался портить с хозяином отношения.
— Жак! Ты не можешь не поддержать кооператив! Ты не можешь остаться без друзей, — чуть не плакала Жудите, его жена.
Она мечтала, чтобы Жак перестал подвергать свою жизнь смертельной опасности, мечтала о спокойных ночах, мирных днях, была готова работать не покладая рук, лишь бы бородатый Эриберту не заглядывал к ним и не давал заданий её мужу. Она очень уважала, Родригу, к которому частенько водила своего Пасоку, мальчика весьма талантливого, но болезненного. Родригу не мог посоветовать рыбакам плохого.
В разгар её уговоров Бабау сообщил, сколько стоит наём в аренду рефрижератора.
Жак захохотал:
— Предлагаю всем заделаться контрабандистами! — закричал он. — По-другому денег вам не набрать!
Рыбаки приуныли, и было с чего. Ломай не ломай голову, но таких денег взять неоткуда.
И тут подала голос учительница Дулсе.
Я постараюсь раздобыть для вас денег, — сказала она. — Когда кооператив встанет на ноги, вы мне их вернёте.
— Само собой, — отозвались рыбаки, но смотрели на неё недоверчиво: учителка — человек хороший, но таких деньжищ и ей не достать.
Словом, рыбаки сидели, не расходясь по домам, и почёсывали в затылках: кооператив, конечно, вещь хорошая, о такой только мечтать можно, но ведь луны с неба не достанешь! Погрустневшие рыбаки вновь стали думать о том, на каких условиях они могут договориться с Эриберту, и тут до них дошло, что виной всему драка Гумы с Алешандре. Вот где собака зарыта! Это месть!
Гума тогда и предложил:
— Схожу-ка я снова к префекту. Объясню ему всё, как было на самом деле. Пусть он урезонит Эриберту, нечего ему на нас обижаться. Эриберту этот в последнее время слишком много воли взял. Обращается с нами так, словно мы его собственность. А мы как-никак в государстве живём. И префект — наша законная власть.
— Правильно, Гума! Сходи! — раздались голоса. — Ведь Эриберту тебя в тюрьму посадил, а сеньор Феликс выпустил. Он мужик хороший, с ним столковаться можно.
На том и порешили и потянулись не спеша по домам. А Гума отправился к Феликсу, но решил пойти окольной дорогой по леску и рощице, чтобы как следует обдумать будущий разговор. Ему и в голову не приходило, что люди Эриберту ведут за ним слежку.
Гума брёл не спеша, припоминая вчерашний день. Он старался вспомнить, как сцепился с Алешандре, но вспоминал только Ливию. Её милое лицо стояло у него перед глазами. Вот она с изумлением смотрит на всё, что творится вокруг. Вот самозабвенно танцует вместе со всеми. А вот как разъярённая тигрица защищает его, Гуму. Какая же она необыкновенная девушка, какая красавица!
Если бы Эсмералда знала, что в сердце Гумы для неё нет и самого маленького местечка, как бы она неистовствовала! Но что поделать? Так оно и было. Гума вспоминал Ливию, думал о Ливии, интересовался Ливией, хотел видеть Ливию и пока не понимал, что полюбил Ливию.
 
— Эй, парень, ну-ка остановись! — услышал он оклик, и в самом деле остановился от неожиданности.
Человек пять вооружённых парней окружили его, и Гума понял, что никакая капоэйра его не спасёт. Но он был не и з тех, кто пасует в сложных ситуациях. Напружинившись, Гума прыгнул и сбил с ног одного из парней, остальные навалились на него, и стало понятно, что живым ему не уйти. Однако в этот миг возле кучи дерущихся появилась матушка Рикардина в белом своём одеянии, и, стоило ей подойти, парни раскатились в стороны, попытались подняться и не могли, зато Гума легко вскочил на ноги. На нём не было ни синяка, ни ссадины, ни царапины, напротив, он чувствовал себя свежим, отдохнувшим, полным сил. Оглянулся, матушка Рикардина махала ему издалека рукой, а ещё его обидчики разбежались кто куда. Гума потряс головой, закрыл глаза, а когда открыл, то вокруг и вовсе никого не было. «Видно, я заснул на солнцепёке, и мне кошмар приснился», — подумал он, не зная, чем объяснить и драку, и приятную свежесть во всём теле.
А в это время подручные Эриберту с ужасом рассказывали ему, как матушка Рикардина, внезапно появившись, спасла Гуму. Эриберту от злости затопал ногами.
— Болваны! — заорал он. — Врали поганые! Бездельники! Упустили такую возможность! Продрыхли в тенёчке! Ещё один прокол — и прощайтесь с работой!
Бандиты ушли от него как побитые псы. Несмотря на угрозу хозяина, большого желания иметь дело с Гумой у них не появилось: пережитое было и в самом деле слишком необыкновенным. Все люди причала верили в Еманжу и знали, что матушке Рикардине дана большая сила. Сегодня подручные Эриберту лишний раз убедились в этом. А раз Гума — избранник Еманжи, то лучше держаться от него подальше.
Феликс посмеялся бы над подобными мыслями, счёл бы их предрассудками, суевериями. Его и прежде не интересовали эти языческие глупости, а теперь он и вовсе был занят своей предвыборной кампанией, и хотел только побыстрее прижать к ногтю Гуму, чтобы тот ему не мешал. Пришедшего к нему Гуму Феликс встретил с удовлетворением. Он надеялся увидеть Гуму-просителя, покорного и послушного, но тот держался уверенно, сохраняя чувство собственного достоинства.
— Мне кажется, что ваш сын сводит со мной счёты за вчерашнее, — начал Гума. — Сегодня у нас не купили рыбу…
Едва услышав об Алешандре, Феликс пришёл в ярость, он не забыл, кто опозорил его сына на весь причал! Но орать и топать ногами не стал. Он знал, что Гума заплатит ему настоящую цену за унижение семьи Геррейру!
— Ты слишком возомнил о себе, полагая, что префект может сводить счёты с кем бы то ни было, — ледяным тоном оборвал своего посетителя Феликс.
— Именно поэтому я и пришёл к вам, — живо подхватил Гума. — У рыбаков с причала не купили рыбу, значит, они не смогут купить хлеба и будут голодать.
— И ты просишь меня им помочь? — с не меньшей живостью осведомился Феликс.
— Я требую восстановить справедливость, — заявил Гума.
— Не голодайте, — усмехнулся Феликс, — ешьте рыбу без хлеба, и разбирайтесь с Эриберту. Раз ты можешь обойтись без моей помощи, справляйся сам. И оставь моего сына в покое. Он тут ни при чём!
Гума прекрасно понял, чего хочет от него префект, но он не собирался становиться должником Феликса, попадать к нему в зависимость, служить его интересам.
 
— Мы-то справимся, — заявил Гума. — Но мне казалось, что вам понадобится наша помощь, и поэтому вы…
— Я, как ты, не люблю быть должником, — отрезал Феликс. Но последнее слово должно было остаться за ним, и он приказал: — Иди!
Гума улыбнулся: префект своей собственной рукой подписал решение, о создании кооператива. Тем лучше. Гума ушёл с миром и покоем в душе. Думал он только о том, где взять деньги.