Анонимные грешники (ЛП)

Точно так же, как на утесе, он даже не оглядывается.
А я продолжаю стоять там, в темноте, с украденным жемчужным ожерельем и колотящимся сердцем.
  
Глава шестая
 
Гриль-бар «Ржавый якорь». Вообще плевать. У меня есть дела поважнее, чем шпионить за шлюхой моего дяди.
На вывеске, прикрепленной над дверью, отсутствует большая часть гласных, и я готов поспорить на свой Bugatti, что внутри бара всё так же запущенно. С тех пор, как я был ребенком, это всегда было такое заведение, после которого хочется вытереть ноги, выходя из него.
В этом-то и фишка Дьявольской Ямы. Места, люди. Ебаная погода. Ничто в этом дерьмовом городишке никогда не меняется. Выйдя из шторма в грузовой контейнер, я сразу же убедился в своей правоте. Та же усеянная щепками перекладина, сделанная из вымытого дерева, те же старожилы подпирают её. Даже пулевое отверстие в крыше все ещё там, откуда мой отец выстрелил из пистолета в воздух, чтобы восстановить закон и порядок среди недовольных портовых рабочих.
И пятно крови на ковре, оставшееся от того, что один из тупых ублюдков не воспринял его угрозу всерьез.
Я с отвращением смотрю на воду, капающую в ведро. Данте, должно быть, подсыпал что-то в мой виски прошлой ночью, потому что я не вижу никакой другой логической причины, по которой согласился встретиться с ним здесь.
Или почему я в принципе согласился встретиться с ним.
Кресло у камина скрипит, когда я опускаюсь в него. Поворачивая голову в сторону бара, рукой показываю девушке за ним, чтобы она подошла. Она вздрагивает, указывает на свою грудь и произносит одними губами: — Я?
Да, полагаю, обслуживание стола — это не то, что принято в барах, сделанных из брошенных транспортных контейнеров.
К тому времени, как я отряхиваю дождь с пальто и провожу рукой по мокрым волосам, она нависает надо мной, заламывая руки.
— Д-да?
— Клуб Контрабандистов со льдом.
С другого конца комнаты доносится шипение. Подняв голову, я встречаюсь взглядом со стариком, склонившимся над столом, сделанным из ящика. Знаю я таких. Слишком стар, чтобы всё ещё грузить тяжести в доках, но он приходит сюда каждый день, чтобы утопить свои печали в дешевом пиве, наблюдая за тем, как порт прекрасно работает без него через залитое дождем окно. Здесь таким людям, как он, больше нечем заняться.
Девушка одаривает меня извиняющейся улыбкой. Она блондинка, вся с солнечной улыбкой и нервной энергией.
— Извини за это. Фабрика Клуба Контрабандистов находится в другом конце города, и местные жители не слишком любят семью, которой она принадлежит.
Я игнорирую её, предпочитая смотреть мужчине в глаза. Прикусываю зубами нижнюю губу. Хрущу костяшками пальцев. Было бы так легко сделать два шага к нему, обхватить рукой его горло и убедиться, что он больше никогда, блять, не сможет шипеть.
После отвожу свой обжигающий взгляд и поворачиваюсь обратно к девушке с солнечной улыбкой.
— И ему то же самое. И сделай двойную порцию.
Наверное, я не настолько предан фамилии Висконти.
Она переминается с ноги на ногу, затем убегает прочь. Она исчезает в задней комнате, звуки возни и звяканья становятся ещё громче, чем стук дождя по жестяной крыше. Интересно, какова её история? Девушки с самыми широкими улыбками хранят самые мрачные секреты. И кроме того, ты, должно быть, раскаиваешься за что-то, если работаешь в этом заведении.
— Ты.
Мой взгляд лениво скользит влево. Ещё один старик, смотрящий на меня скорее с восхищением, чем хмуро.
— Это действительно ты? Один из Ангелов Дьявольской Ямы? Не видел тебя много лет, малыш.
Да, и я не слышал этого прозвища уже много лет. Я издаю смешок, похожий на горькую ностальгию, и возвращаю своё внимание к жалкому подобию костра.
 
Ангелы Дьявольской Ямы. Так местные жители называли меня и моих братьев, когда мы росли, потому что мы были сыновьями диакона. Поэтому и ещё из-за того факта, что мы были бледными, светловолосыми и ангельски выглядящими. Тогда мы выглядели так, будто в наших жилах не течет ни грамма сицилийской крови, но по мере того, как мы росли, наши волосы становились темнее, а кожа — более смуглой, несмотря на то, что мы жили в городе, где солнце светило около тридцати минут в год.
— Для меня большая честь видеть тебя снова в городе, малыш, — говорит мужчина, стаскивая с головы шапку и прижимая её к груди. — Твой отец был великим человеком.
Малыш. Я мог бы сказать ему, что я уже не гребаный ребенок. Мне тридцать шесть лет, я основатель и генеральный директор многомиллиардной инвестиционной фирмы.
Я мог бы также сказать ему, что мой отец не был великим человеком.
Но я этого не делаю. Ссориться с местными жителями всегда было ниже моего достоинства, и это не причина моего визита.
Девушка из бара приносит пыльную бутылку, извлеченную из глубины кладовки, наливает коричневую жидкость в стакан и ставит бокал на трехногий столик передо мной.
Она бросает взгляд на мои Rolex.
— Если ты искал Бухту Дьявола, то ты на два перекрестка раньше съехал с шоссе.
— Рэн, — шипит мужчина в шапочке, — это сын Алонсо Висконти.
Мой взгляд не отрывается от огня. Мне это и не нужно, потому что мне слышно, как жужжат шестеренки в её мозгу. Она бормочет ругательство, за которым следует невнятное извинение, затем убегает обратно в безопасное место бара.
Я поворачиваюсь обратно к мужчине, который зашипел. Теперь рядом с его недопитым пивом стоит большой бокал виски производства Висконти. С мерзкой ухмылкой на лице я поднимаю свой бокал за него, затем делаю большой глоток.
Он больше не хмурится.
И он, и этот ублюдок с глазами оленёнка, который расхваливал моего отца. Они представляют всё население Дьявольской Ямы. Вы либо любили, либо ненавидели моего отца, и в тех редких случаях, когда вы были беспристрастны, вы всё равно чертовски хорошо знали, кто он такой.
Он и два его брата были первым поколением сицилийской Коза Ностры, пересекшим Атлантику. Нью-Йорк был перенаселен, а в Бостоне преобладали ирландцы, поэтому они путешествовали вверх и на запад, пока не нашли изолированное Побережье Дьявола. На нем не было ничего, кроме трех дерьмовых городков, протянувшихся вдоль него. Они тянули соломинку, чтобы решить, кому достанется какая территория, и моему отцу досталась Дьявольская Яма, по-видимому, худшая из всей территории. Воды были более неспокойными, утесы — более каменистыми, а люди — более… простыми, чем люди далее по побережью. Но порт? Он идеально подходил для перевозки грузов с черного рынка.
Никто не причаливает в Дьявольском Яме без крайней необходимости. Волны безжалостны, а утес изгибается, обнимая причал, делая его невидимым для прибывающих судов, которым там делать нечего. Он маленький, невзрачный и не привлекает внимания местных властей. Кроме того, здесь есть легкие торговые пути вдоль Западного побережья, а также в Канаду и даже в Россию.
У самых маленьких городков — самые большие секреты, Анджело. Это то, что всегда говорил мой отец, пока я рос. Когда я смотрел на яркие огни Бухты Дьявола или видел, как мои двоюродные братья в Дьявольской Лощине заключают семизначные сделки на деловых встречах с инвесторами из Нью-Йорка, и спрашивал его, почему он всё ещё здесь.
И чем больше секретов, тем больше у нас власти.
Поверх края своего бокала я изучаю двух мужчин. У одного глаза блестят от ностальгии, другой рычит в дно своего пива. Без сомнения, один извлек выгоду из правления моего отца, в то время как другой жил в страхе перед ним.
Другими словами, у одного был секрет посерьезнее, чем у другого.
Позади меня распахивается дверь, и вместе с обжигающим холодом в комнату врывается голос Данте.