Размышления русского боксера в токийской академии Тамагава, 4 (СИ)
— А тебе запросы на разрешение нейро-протезирования от системы приходят? — профессионально поинтересовался в ответ комиссар, вскидываясь и поворачиваясь на голос.
— Не знаю, что приходит; но когда очнулся здесь, на этом стенде — да, говорить не мог, — подтвердил Асада. — Система запросила доступ к неким директориям на концентраторе, а потом заявила, что концентратор не обнаружен.
— Потом? — Ватанабэ излучал незамутненный интерес энтомолога, обнаружившего неизвестный вид какой-нибудь мошки.
— А потом я мысленно провел от него линию стрелочкой к папке "Физиология". Эта фигня изобразила молнию, проникающую в папку — мне тут же стало легче, — школьник озадаченно свел брови.
Кажется, и до него дошла серьезность ситуации.
— Теперь понятно, почему я его с растяжки не снимаю? — обратился Хиротоши к младшему по званию коллеге.
— Бля-я-я… — Садатоши, не открывая глаз, с силой стукнул затылком в стену три раза подряд.
— В этой связи, господа офицеры, актуален вопрос! — мелким бесом напомнил о себе Асада. — Что дальше-то делаем? На всякий случай, напоминаю: Хидэоми, лично я с вами всё согласовал! Пусть и схематично. Цели операции достигнуты! Вы согласны, что на Ходзё у вас более чем достаточно материала теперь?!
Представитель девятки молча кивнул с закрытыми глазами.
— По итогам согласованного между нами мероприятия, вы в выигрыше! — задумчиво принялся перечислять подросток. — Ходзё в глубокой жопе. Их взяли с поличным и на горячем. Ух ты, и правда пальцы не шевелятся… — светловолосый задумчиво покосился на руку. — Но наш бравый комиссар арестовал мою Цубасу! За то, что она успешно обеспечивала нашу с вами операцию. Инспектор, а как бы вы это всё назвали на моём месте?!
Вместо ответа, Хидэоми раскрыл наконец глаза и грустно поймал взгляд старшего коллеги.
— Отпустить человека с боевой снарягой?! Взятого с поличным, подписавшего всё без принуждения?! — искренне изумился Ватанабэ. — После того, как именно мой департамент всё здесь хлопнул?! — он демонстративно огляделся по сторонам. — В хорошем смысле этого слова…
— Ты же понимаешь, что он в моём лице договаривался с полицией Токио. А не с ведомством внутри ведомства.
— А как ты его спасать собирался-то? — задал вопрос на второстепенную тему главный борец с нейро-контрафактом. Ему тоже захотелось выиграть несколько секунд, чтобы обдумать непростое положение. — Я "сапогов" знаешь сколько вызванивал?! Или ты один, с энтузиазмом наперевес, собирался здание на приступ брать?
— Зачем так? Позвонил бы, кому надо, в городской иерархии, — вяло ответил инспектор. — Описал бы обстоятельства. Есть ведь в префектуре Семьи и посерьёзнее Ходзё…
Садатоши не стал договаривать: иногда именно его службе достаточно просто пригрозить всей якудзе грядущими неприятностями.
Нарушителей равновесия не любит никто.
Сама угроза объявления войны девяткой сработала бы в среде столичных кланов, как предохранительный клапан: головы виновных из Ходзё, вместе с интересными материалами (чтоб задобрить полицию) другие гуми приволокли бы в ведомственное здание не хуже собственных сапогов.
— Расскажешь потом. — Хиротоши абсолютно разумно не стал выяснять непонятные ему детали у коллеги при младшем Асаде.
— Давай вначале тут всё порешаем, — по-прежнему уныло напомнил коллега в ответ.
Продолжая подпирать затылком грязную стену.
* * *— В принципе, есть один вариант, — не по рангу бодрым голосом напоминаю о себе.
Поскольку бравые полицейские, уйдя по уши в собственные проблемы, обо мне каждые тридцать секунд забывают.
Садатоши, дай бог здоровья его престарелым родителям, не сделал и половины того, что мне обещал.
А я, по неопытности, искренне рассчитывал на дотошность японской нации. И её же полиции.
С-сука, ещё и Цубаса арестована. Причём с таким обвинением, что…
— Отключаете меня от этой нейро-растяжки, — продолжаю, как ни в чём ни бывало, обводя глазами по орбите (поскольку, кроме глазных яблок и языка, в организме больше ничего не шевелится). — Я, так понимаю, если и не врежу дуба в тот же момент, автоматом стану овощем? Нет человека — нет и проблемы, а?
К моему несказанному облегчению, на лицах служителей закона отображается суровое неприятие вперемешку с категорическим осуждением.
Слава богу. Я думал, Ватанабэ ради замаячивших на горизонте генеральских звёзд, готов за них сражаться, не оглядываясь ни на что. И топать если не по трупам, то уж по людям точно.
— Так а что с его головой дальше? — как-то невпопад задает следующий вопрос Садатоши, обращаясь к своему товарищу.
— Ну-у-у, я не врач, — моментально сдувается тот. Видимо, корпоративная солидарность токийским полицейским не чужда. — На растяжке пока нейродегенерация не прогрессирует. Я не врач! Бригаду вызвал. Специальную. Из нашего госпиталя, — он выделяет интонацией ключевое слово. — Видимо, с растяжкой и повезут.
— Уже и изъятие оформил? — Хидэоми имеет абсолютно потухший вид.
А нейро-растяжка, кажется, является или дорогим оборудованием, или подлежит какому-то специальному учету.
Самое интересное, что эта таблетка, которую меня перед событиями заставила проглотить Цубаса, лично для меня в управлении гораздо проще, чем все дорогие и хвалёные нейро-концентраторы.
Ватанабэ только что сказал — из-за упрощенного интерфейса.
Ну и ладно. Как бы ни было, этот армейский девайс четко и однозначно предлагает: ресурс моего организма, включая архивный опыт архивных же нейросетей, ремиссию позволяет.
Разумеется, я никогда не скажу об этом полицейским; но мушки перед глазами у меня уже были. И бывали. В той жизни.
Из-за них я и бросил бокс. Той медицине до местной было далеко и невропатологи на глаз утверждали: не брошу выступать — инсульт случится как-нибудь прямо в ринге. Или не в ринге. Но обязательно случится.
Видимо, старый организм как-то самостоятельно латал сосудистые повреждения в мозгу. Ну а тут ещё и нейро-протезы есть в помощь. Вот какая-то программа в мозгу и всплыла, на уровне клеточного рефлекса.
— Цубасу отпустите?! — возвращаюсь к ключевому для меня вопросу, поскольку двое бравых друзей молча переглядываются и таращатся друг на друга, словно жена на любовницу.
Как назло, именно в этот момент свет в здании мигает.
Моя нейро-растяжка, кажется, имеет автономный аккумулятор. Но он изрядно подсел за время штурма помещения (или по его итогам).
Огоньки оборудования, на котором я закреплен, вспыхивают ярко-ярко перед тем, как погаснуть окончательно.
Вслед за ними гаснет и моё сознание.
* * *— Бл#!!! — Садатоши взвился в воздух с пола, на котором без затей сидел задницей, обтянутой дорогими костюмными штанами. — Ты можешь что-то сделать?!
Голова пацана, неожиданно лишенная подпитки чем-то-там от стационарного оборудования, резко упала на грудь. Изо рта тут же потекла слюна.
— С хуя-ли?! — зло отозвался товарищ.
Затем, не хуже мастера по киберспорту активировав сразу четыре виртуальных клавиатуры, он закатил мало не симфонию.
— Может, и правда сделать, как он говорит? — отстранённо забормотал Ватанабэ, наяривая целые пакеты асинхронных команд (понять это познаний Садатоши еще хватало). — Вон, растяжка сама отключилась… Мы ни при чём! Нет человека — нет проблемы. И за бабу его красноволосую поощрений, как воды в душе, будет… Помер и помер…
— Ага. — Покладисто и с отчаянием в голосе согласился инспектор. — Заодно я помолюсь, чтобы он оказался джентльменом. И наши с ним договорённости насчёт будущей совместной провокации Ходзё нигде не оставил. Отцу там, матерям своим, родственникам…
— Да не пыли. Шучу я… — Зло выдохнул старший по званию товарищ и коллега, продолжая сражаться с клавиатурами.