Сногсшибательная Мэри (ЛП)

Ничего. Ни слова. Ни подтверждение прочтения, ни мигающего знака ввода. Ни даже эмоджи с поднятым средним пальцем. Тишина.
Кертис смотрит на меня сверху вниз и хватает синюю эластичную спортивную ленту, заменяя её на зеленую чуть толще.
— Сделай еще десять.
— Не думаю, что это помогает, — я могу делать жим двести двадцать фунтов, а этот парень заставляет меня делать растяжку груди с резинкой. — Это не проблема силы, полковник Курц.
— Кертис!
— Кертис, я могу бросать, просто иногда у меня не получается.
— Это ваше профессиональное мнение? Потому что это просто гениальное изречение. Иногда вы можете. Иногда не можете. Я почти уверен, что видел подобное в «Журнале по физиотерапии».
Я делаю ещё несколько повторений и смотрю на идеально ровные бакенбарды Кертиса. Интересно, он ровняет их по линейке?
— У тебя своя работа, а у меня своя, — он ударяет ручкой по блокноту.
— Да, — отвечаю я и закрываю глаза. — Понял.
Я широко растягиваю полосу и чувствую, как напрягаются мои грудные мышцы. С того места, где я лежу, видно, что под штанами у Кертиса носки придерживают специальные подтяжки. Этот парень просто помешан на правилах. А еще он смотрит документальные фильмы об оружии Второй мировой войны для развлечения.
— Где Мэри? — спрашиваю я.
— Секретная информация, мистер Фалькони, — лает полковник и смотрит на меня пронзительным взглядом, по которому сразу понятно, что он знает о ситуации намного больше, чем позволительно. И что он очень недоволен.
— Ты с ней разговаривал? — я заканчиваю девятый повтор и снова развожу руки.
Кертис скрипит зубами.
— Я не могу сказать, — рычит он, опускаясь на корточки. — Но считаю, что Google мог сообщить ей некоторые неприятные вещи.
Ох, блин. Отлично. Ну, это объясняет радиомолчание. Я даже не представляю, что она думает сейчас. Плохо. Это действительно плохо. Вероятно, Мэри догадывается, что было время, когда-то, о чем говорил Майкл, действительно имело место быть. Но не сейчас. Это было тогда, но она этого не знает. Однажды мудак, всегда мудак, по крайней мере в Интернете.
Кертис несколько раз сжимает и разжимает челюсти. Я вижу по выражению его лица, что он хочет сказать мне что-то личное, но слишком профессионален, чтобы делать это. Его глаза-бусинки быстро оценивают обстановку, и он тихо ворчит:
— Позвольте мне сказать вам кое-что, молодой человек. Эта девушка мне как дочь.
Я моргаю, глядя на него и держа полоску, растянутую до максимума.
— Понял, — говорю я и обнаруживаю, что добавляю «сэр».
Он быстро сердито кивает мне и вручает футбольный мяч.
— Пожалуйста, встаньте в позицию для броска.
Я переворачиваюсь на бок и встаю. Выставляя ногу, я кладу мяч в правую руку и крепко держу его левой. Кертис встает позади меня, как будто мы танцуем танго, и я чувствую запах Листерина. Он кладет руку мне на плечо, когда я медленно двигаю рукой, имитируя бросок.
Но затем Кертис крепче сжимает мою руку и наклоняется прямо к моему уху.
— И если ты разобьешь ей сердце, — я слышу бурю эмоций в его голосе, — то я отобью твои яйца так быстро, что ты не поймёшь, что произошло.
***
Как только Кертис заканчивает с «тренировками», которые любой другой физиотерапевт на планете назвал бы «упражнениями», я направляюсь в тренажерный зал. Я встаю на тренажер для жима ногами и поднимаю вес в пять фунтов только правой ногой, которая чувствует себя намного лучше, чем вчера. Но было бы ещё лучше, если бы Мэри была здесь, чтобы натереть её чем-нибудь. А потом я делаю то, чего не делал тысячу лет. Я гуглю себя, набирая в поисковике д...
Джимми Джонс
Джимми Джонсон
Джимми Фаллон
Джимми Фалко
Джимми Фалконе
Джимми Фалькони
Я нажимаю на своё имя.
Все всплывающие новости в значительной степени представляют собой худшие моменты и воспоминания о моей жизни. Даже мое чертово сердце взрывается. Я не заглядывал сюда годами по одной очень важной причине. Если собрать воедино все новости, статьи и посты обо мне, то общая картина вырисовывается за считанные секунды:
 
Джимми Фалькони — самовлюбленный бабник.
Я пролистываю изображения и чувствую себя больным. Я был в этой лиге долгое время. В сети много моих фотографий с большим количеством разных женщин. Но они старые. Они были сделаны давным-давно, задолго до того, как родилась Энни. Раньше у меня не было никого, о ком бы я заботился настолько, чтобы стремиться быть лучше. Но я изменился для Энни, как только она появилась. Но с тех пор прошло всего три года. Похоже, в Интернете я до сих пор остаюсь самовлюбленным бабником.
Я прокручиваю результаты поиска и вижу много обсуждений на спортивных форумах, где меня называют одним из худших защитников за всю историю. В самом деле? Худший из худших? По всей видимости. И это расстраивает меня так сильно, что мои внутренности сжимаются. Меня поставили в один ряд с ублюдками Кайлом Боллером и Марком Санчесом.
Но такова эта игра. Проведи команду на Суперкубок, и ты герой. Пропусти пять национальных чемпионатов подряд и ты — худший.
Я закрываю вкладку с обсуждением и решаю набрать сведений для самозащиты.
«Физиотерапевт Мэри Монахан, Чикаго» — вбиваю я в поисковик.
Первое, что я вижу — это ссылка на ее работу. Профессионально сделанная фотография, на которой она с поролоновым валиком в красивых руках так сильно улыбается в камеру, что ее нос немного сморщен. Вторая ссылка на ее страницу в Фейсбуке. Я пролистываю каждую фотографию. Мэри с Фрэнки Наклзом. Мэри с кем-то, кто может быть ее мамой или тетей. Мэри с девушкой, которая помечена как «Бриджит». Они вместе на пляже, где-то в рыбном ресторане. У Мэри в руках клешня лобстера, и она смеется так сильно, что я чувствую радость прямо через свой телефон. Они вместе с Фрэнки пытаются сделать снежного ангела. Я замечаю, что нет никаких фотографий, где она с парнями, за исключением нескольких с полковником. На одной из них она держит торт. На другой она в фартуке с надписью «Овощная молитва» на груди. Ниже изображен салат ромен с ореолом над головой. Изображение за изображением заставляет меня влюбляться в нее немного больше, немного сильнее. Я хотел бы быть с ней, когда она готовит. Я бы хотел делать с ней снежных ангелов. Я бы хотел пойти поесть лобстеров. Все очень плохо.
Только сейчас я до конца осознаю, что разница между нами огромна. У Мэри милая, честная, спокойная жизнь.
Моя чертовски зрелищная.
Но я больше, чем это. Я знаю. Я больше, чем футбол, и больше, чем информация обо мне в Интернете. Мне просто нужно доказать это ей. И быстро. До того, как она решит, что я ей не подхожу.
Поэтому я бегу обратно в комнату тренера и делаю вид, что выполняю растяжку на стене. Когда никто не смотрит, я хватаю блокнот, в который наш персонал вчера записывал адрес Мэри и информацию для оплаты. Лист с вчерашними записями уже вырван, но страница, которая была под ним, все еще там. Да благословит Бог леди из HR за то, что она так скрупулёзно все записала, и, вероятнее всего, она — серийный разрушитель шариковых ручек. Я вижу расплывчатые, но все еще очень заметные тени от адреса, выдавленные на бумаге.
Позади я слышу, как Радович пьет Red Bull, поэтому убираю страницу в штаны и говорю: «Черт!», хлопая рукой по паху.
Радович разворачивается, и Red Bull выплескивается из банки.
— Иди домой, Фалькони. Ради всего святого. Иди отдохни. Будь здесь в десять завтра, — он качает головой. — Помни, что я сказал, хотя… — он пристально смотрит на меня. — Хрен с этим, и все готово.
 
Он хрустит банкой.
Я собираю свои вещи и хромаю на парковку. Моя нога в самом деле серьезно повреждена, но у меня есть куда более важные проблемы, чем приседания, о которых нужно беспокоиться сегодня.
Я мог бы дать Мэри пространство. Я мог бы дать ей время. Я мог бы оставить ее в покое.