Любовь в смертельной прогрессии (СИ)

Она уселась за стол и начала активно имитировать бурную деятельность, выдвигая ящик за ящиком, заглядывая в свой блокнот. Секретарша явно выжидала, когда я оставлю ее в покое и уйду к себе в кабинет. У меня было всего лишь два варианта — заставить ее объяснить свою нервозность или все-таки оставить ее в покое. Я предпочел второе. Насильно мил не будешь, и вряд ли я выужу хоть каплю правды из нее в такой ситуации.
Я вошел к себе, плотно притворив дверь. Постоял, пожал плечами. Ну, могут у девушки быть свои причины для плохого настроения? — задал я себе вопрос. Конечно, могут. У любого человека бывают периоды, когда нет дела ни до кого и видеть не хочется тоже никого. И начальство здесь не исключение, а даже, я бы сказал, наоборот.
Разболелась голова, на душе было мерзко. Вызвал Катю.
— У нас есть таблетка от головы?
Она удивленно склонила голову и повторила за мной:
— Есть ли у нас таблетки от головы?
Нет, она определенно не в себе.
— Да, Катюша, солнце мое, — язвительно ответил я, — именно так я и спрашиваю: есть ли у нас эти чертовы таблетки от головы!
Екатерина Игоревна вспыхнула и тотчас скрылась за дверью. Через мгновение вновь появилась на пороге.
— Панадол устроит?
— Откуда я знаю? Давай сюда, — я нетерпеливо протянул руку.
Секретарша резво подбежала к столу и подала мне блистер.
— Вот, одну выпейте, остальные положите себе в стол, мало ли, понадобятся, — сказала она и налила в стакан воды из кувшина.
— Что-нибудь еще? — спросила Катя, уставившись куда-то поверх моей головы.
— Нет, — ответил я и попытался встретиться с ней взглядом. Но безуспешно. Она развернулась и ушла к себе.
Я набрал номер Подмазова и, дожидаясь соединения, забросил в рот таблетку.
— Подмазов, — вскоре раздалось из трубки.
— Это Соболев, — ответил я и сделал глоток из стакана.
— Что-то случилось, Алексей Викторович?
— Я по поводу той серой машины, что вас преследовала. Форд Фокус.
— Да. Вы вспомнили, чья она может быть? — в его голосе мне послышалась ирония и удивление. Хотя, возможно, у меня развился какой-то комплекс неполноценности, и на самом деле черной кошки нет в темной комнате.
Тем не менее, я тут же пожалел, что позвонил. И вообще, пожалел, что связался с ним. В очередной раз во мне шевельнулось чувство глубокого разочарования в этом человеке. Что ж такое…
— Нет, не вспомнил, — холодно парировал я. — Но эта машина дважды появлялась передо мной. Сегодня откровенно подрезала меня на дороге. Хорошо, обошлось без столкновения.
— Номер?
— Номера не было. Заднего точно не было.
— Понятно, — задумчиво протянул сыщик.
Я уже хотел отключиться, как Подмазов заговорил вновь.
— Знаете, я считаю это хороший знак, — как-то мягко произнес он и опять замолчал. — Вас пугают, — вскоре продолжил он. — Не более того. Хотели бы устроить аварию — устроили бы, хотели бы взорвать… сами понимаете.
— Не очень, если честно.
— Как вам объяснить… А, кстати, что вы делали сегодня утром, где были, когда появилась эта машина?
— Я? Встречался с вдовой Петренко.
Я решил не врать. Хотя бы частично. По красноречивому молчанию на том конце трубки я понял, что надо как-то объяснить свой визит.
— Понимаете, было бы с моей стороны не очень прилично избегать встречи с ней. В конце концов, элементарное соболезнование я должен выразить?
— Конечно, должны. О чем еще говорили?
— Да так, ни о чем. Я ведь последний, с кем говорил Серега. К тому же мы однокашники.
— Ну, собственно, вот вам и ответ. Вы ходите там, где горячо. Поэтому вас и пугают, отгоняют.
— От чего? От кого? Почему Петренко, мертвый к тому же — это горячо? Ведь, если бы Лариса что-то такое знала, то следователи уже давно об этом в курсе. Уж никак не я.
— Это вовсе не обязательно. Человеческая память удивительная штука. Какие-то мелочи всплывают в самый неожиданный момент. То, что казалось незначительным и не стало известно полиции, в какой-то момент может появиться в разговоре с вами. К примеру.
 
Да уж, подумалось мне, не такой ты, пинкертон, и простой.
— Серега, как оказалось при вскрытии, был серьезно болен. Вроде даже безнадежно, — решил я выложить последний козырь. Я понимал, что самому мне этот ребус все равно не разгадать.
— Вот как, — безучастно сказал он, словно вновь закрывшись в своей раковине, куда нет доступа посторонним. — Я вам посоветую одно: во-первых, не поддаваться панике, потому что паника может спровоцировать вас на глупые поступки, очень опасные, а во-вторых — ставьте меня в известность обо всех своих маневрах, даже если они такие невинные как сегодня. Договорились?
— Да, Никита Романович.
Подмазов отключился. Вот и поговорили. Ни напугал, ни поддержал. Само собой, что ему хотелось быть в курсе всех моих телодвижений. Насчет Серегиной болезни тоже никакой реакции. Я сидел, зажав телефон в руках, разглядывал причудливый узор дерева на столешнице, пытался увидеть себя и свои поступки со стороны. Сейчас я остро чувствовал нехватку поддержки родных, близких мне людей — родителей, других каких-то родственников, в общем, клана что ли. Есть такие счастливчики, вокруг которых роем вьются родственники. Кому-то это кажется утомительным, а как по мне — это здорово. У меня есть Алина. Только это единственное дорогое мне существо нуждается в моей защите, а я единственный мужчина, который должен ее оберегать. Вот это меня и пугало, потому что защитник из меня по сути никакой. Сам бегаю от невидимых, но реально существующих врагов.
В кабинет тихонько постучали. Я поднял глаза, из-за двери выглянуло бледное личико секретарши, но входить она не собиралась.
— Катя? Ты чего там застряла?
Я был очень удивлен. Еще несколько минут назад она пульнула сигарету в окно как заправская шпана. Да и тон, которым она разговаривала со мной, нельзя было назвать подходящим для подчиненной. Но это меня не смущало, а вот сейчас…
— Что случилось, ты чего не заходишь?
Катя бочком протиснулась в полуоткрытую дверь и остановилась на пороге. «Боишься? — ехидно отметил я. — Правильно делаешь».
— Алексей Викторович, я должна вам сказать одну очень неприятную вещь, — отчеканила она и замолчала, уставившись на носки своих туфель.
— Ну, так что там, не тяни резину! — разозлился я, внутренне почуяв неладное. — И подойди ближе, я не съем тебя, красная шапочка!
Катерина Игоревна твердым солдатским шагом проследовала к столу и села напротив меня.
— В мой компьютер кто-то лазил, — громко произнесла она.
— И как такое могло произойти? Ты кабинет оставляла без присмотра?
— Никогда! Слава Богу, ничего не пропало.
— И как тогда ты определила?
— Не могла открыть файлы, ну и всякое такое…
— И что теперь?
Я уже, собственно, и не удивлялся. Какая гадость еще впереди, интересно…
— Теперь все в порядке, — затараторила, оживившись, секретарша. — Приходил наш админ, Валера Сотников, все исправил, установил дополнительную защиту. Он, собственно, и сказал, что была попытка взломать машину.
— Так попытка все-таки.
— Да, Алексей Викторович, пока только попытка. Но я никогда не оставляла кабинет без присмотра. Валера сказал, что это можно сделать с другого компа. Ей-Богу! — Катя перекрестилась. — Если не верите, спросите у Сотникова.
Она перевела дух и добавила:
— Вот, собственно, и все. Поэтому и закурила. Честно говоря, даже не знаю, что у нас там секретного может быть, кому это понадобилось. Как вы думаете?
«Унылая пора, очей очарованье» — вот такая весна у меня в этом году. По всем показателям. Я беспечно отмахнулся:
— Не бери, Игоревна, в голову. Здесь не в секретах дело.
— Откуда вы знаете? Что происходит?