Раскрыть свое убийство

— Точно! — хохотнул оперативник. — А я-то думаю, на кого он смахивает. Что ж, ищем Генсека?
— Да, внешность характерная, надо раздать ориентировки всем операм, участковым, наружной службе, а также ознакомить свою агентуру, — распорядился Каприн. — Думаю, что вскорости вычислим его.
Опера работали всю ночь. Задержав и определив Ляха и нескольких членов его группировки, оперативники под утро разошлись по домам. В таком случае, когда сотрудники уголовного розыска работали в ночь, им, если позволяла обстановка, начальством давалась возможность выспаться и прийти на работу с обеда.
Когда Каприн проснулся, был полдень. Сожалев о том, что ему не удалось поприсутствовать на вскрытии трупа Авдеевой и, что надо бы все равно посетить морг, он зашел на кухню, где застал бабушку. Увидев внука, она всплеснула руками:
— Сенька, долго же ты спал! Я все заглядываю к тебе в комнату, а ты спишь и спишь. Садишь за стол, мама перед работой приготовила тебе завтрак, я уже третий раз его подогреваю.
Быстро подзакусив гречкой и жареной колбасой, он направился в бюро судебно-медицинской экспертизы.
Каприн застал патологоанатомов за обедом. Один из них, тот, который ранее исследовал труп Шамаева, увидев оперативника, радостно воскликнул:
— На ловца и зверь бежит! После обеда хотел звонить и сообщить вам ошеломляющую новость!
— И в чем же заключается эта новость? — с нетерпением спросил Каприн. — Сошлись пыжи?
Медик досадливо махнул рукой и посетовал:
— Ну ничем удивить их невозможно, сыщики ведь, все знают наперед!
— Значит, сошлись? — спросил оперативник, тщательно скрывая свое волнение.
— Да! — крикнул патологоанатом и, схватив с полки целлофановый пакетик, внутри которого виднелся окровавленный комок бумаги, потряс перед его лицом. — И дробь тройка, и количество такое же!
— Убийца один и тот же?
— Именно! Вези эту штуку криминалистам, пусть они вычитают там Достоевского!
— А вдруг не Достоевский? — поосторожничал оперативник. — Мало ли что, нынче бандитов развелось — великое множество.
— Он самый, тут к бабке не ходи! Даже не думай!
Приняв от медика пакетик, Каприн выразил надежду:
— Скрестив пальцы, иду к криминалистам. Если все сойдется, будет сподручнее работать.
По пути прихватив том Достоевского, оперативник направился в экспертно-криминалистический отдел.
Три Николая, взяв в руку вещественное доказательство, бросил беглый взгляд на пакетик и проговорил:
— Похоже, что структура бумаги та же, что и при убийстве Шамаева. Остается только вычитать текст и сравнить с томом Федора Михайловича… Интересный тип, этот убийца. Что, газеты ему мало, что замахнулся на классика?
— Вот теперь и можно обрисовать психологический портрет преступника, — рассмеялся оперативник.
— Никудышний портрет получается, — вздохнул Три Николая. — Прямо скажем, отвратительный.
— Даа уж, — протянул опер. — Моя тетя-библиотекарша тоже говорит, что этот человек — полный жлоб.
— Верно говорит твоя тетя — использовать Достоевского для убийства человека мог только конченый бес и идиот.
Посмеявшись над удачной игрой слов, Каприн спросил:
— Николай Николаевич, когда будет готово заключение экспертизы? Дело не терпит…
— Вообще-то на это дается несколько дней, но, в связи с неотложностью и важностью дела, к вечеру все будет готово. Звони, справляйся, я тут буду допоздна.
Поработав до вечера, убедившись, что группировка Ляха не причастна к убийству, Каприн, с надеждой в сердце позвонил криминалисту, который бодро сообщил:
— Поздравляю! Наша версия имеет место быть!
— Сошлось?!
— Абсолютно. Страница шестьдесят пятая и шестьдесят шестая.
— Николай Николаевич, получается, преступник вырвал из тома Достоевского подряд два листа и зарядил два патрона?
— Не факт, — возразил криминалист. — Он мог зарядить и поболее гильз.
— Но нам известно пока только о двух фактах.
— Погоди, еще не вечер, — усмехнулся Николаев. — Ты бы быстрее нашел этого урода, пока он не натворил дел.
— Ищем, Николай Николаевич, ищем. Спасибо за помощь, сейчас мы объединим оба дела в одно производство.
 
— Уже легче, — проговорил старый милиционер. — Жду от тебя хороших вестей.
Прежде чем положить трубку, у оперативника промелькнула приятная мысль:
«Ну вот и повод еще раз встретиться с Машей…»
Расставшись с телефоном, он вполголоса спел под Людмилу Зыкину:
— Маша, милая, Маша, как тебя я люблю.
  
4
 
На следующий день Каприн, с нетерпением дождавшись окончания утренней планерки, вернулся в кабинет и набрал телефонный номер Шамаевых. Услышав голос Маши он, успокаивая сердцебиение, глубоко вдохнул в грудь воздуха и поприветствовал девушку:
— Доброе утро, Маша, это я, Семен. Не помешал?
— Ты что, нет, конечно! — радостно воскликнула она. — Как ты мне можешь помешать, ведь ты же ведешь расследование.
— Маша, появилась еще информация. Мне надо поговорить не только с тобой, но и с Валентиной Васильевной. Она дома?
— Да, она дома, но мы собираемся ехать в магазин, ведь папы нет, и мама взяла бразды правления семейным бизнесом в свои руки.
— Поняяятно, — протянул оперативник и, немного помявшись, спросил: — Маша, а ты чем занимаешься? Извини за вопрос, но сколько мы не разговариваем, я ни разу не удосужился спросить тебя об этом.
— Пытаешься познакомиться с девушкой и не знаешь, чем она занята, — игриво рассмеялась она. — Я же все указала в протоколе.
— Тебя допрашивал следователь, я не заглядывал в протокол допроса — виноватым тоном ответил опер и добавил: — Мне все равно, чем ты занимаешься, в человеке не это важно.
— Ладно, не оправдывайся, такие промашки не простительны для тебя, работника уголовного розыска, — вновь засмеялась она и отметила: — А то, что не заглядывал в протокол, тебя только красит. Это все равно, что читать чужие письма.
— По роду своей работы мне иногда приходится читать чужие письма, — признался он девушке и клятвенно заверил: — Но в отношении тебя я этого никогда не допущу.
— Я что, особенная? — заигрывающе спросила она.
— Для меня да.
После некоторого молчания она заговорила посерьезневшим голосом:
— Ближе к делу. Учусь в университете, в следующем году оканчиваю, а сейчас у меня каникулы. Так что нам делать с мамой? Ждать тебя?
— Ждите, скоро буду.
Вскоре Каприн сидел перед хозяйкой и ее дочерью Машей, которая становилась для него не только обычной свидетельницей, коих на его веку было великое множество, но и нечто более близким ему существом. По крайней мере, он желал и мечтал об этом, угадывая по глазам девушки, как и ее терзает буря противоречий и сомнений относительно него, прежде чем она сделает шаг, который определит ее дальнейшую судьбу. Вдруг опер поймал себя на том, что его дальнейшая жизнь немыслима без Маши, он скорее умрет, чем откажется от нее. Эти мысли испугали его, он в который раз вспомнил слова ученого из школы милиции, покончившего жизнь самоубийством из-за любви. С трудом отбросив тревожные мысли, Каприн обратился к хозяйке:
— Валентина Васильевна, Маша, наверное, сказала вам, что убили некую Авдееву. Вы не знали ее?
— Нет, не знаю, — мотнула она головой. — Среди наших знакомых Авдеевых нет.
Оперативник протянул ей ориентировку.
— Тогда посмотрите вот этот фоторобот преступника, который убил Авдееву. Вам он никого не напоминает?
Женщина мелко подрагивающими пальцами взяла фотографию, присмотрелась и с отвращением вернула обратно.
— Какой ужасный тип. Нет, такого не знаю.
— Дай мне посмотреть, — протянула руку Маша. — Может быть, я его узнаю.
— Да, действительно ужасный, — с содроганием проговорила она. — Это он убил нашего папу?
— Скорее всего, это он и есть.
— А откуда у вас такая уверенность? — недоуменно спросила Валентина Васильевна. — Преступников везде полно, не только он.