Зеркала и галактики (СИ)

Ирена откинула за спину роскошные кудри, недоверчиво изогнув бровь. Марион сделала таинственное лицо и проговорила страшным шепотом:
– В него вселился Бес Солнечного Зайца. Прячься!
– Сдается мне, в него вселилось хвастовство, – усмехнулась Ирена.
Надо было держать марку. Миновав хохотавшую девушку, я вломился в толпу занятых поисками дам и господ.
– Па-апрашу р-р-разойтись!
От такой наглости они оторопели. Ползавшие в траве мужики поднялись на ноги. Молодые, крепкие. Я им, естественно, пришелся не по нраву.
– Это еще что? – оскорбленно вопросил один из молодчиков. Его белые брюки зазеленились на коленях. – Ты откуда выпал?
– Лен мой гость, – объявила тетушка. – Будьте добры не обижать. Сейчас он вам покажет, как должно собирать камни. Всем нос утрет! – Не разберешь, то ли тетка насмехается, то ли искренне верит моему обещанию.
Под недовольное бурчанье мужиков, под хохот и стоны Юльки я пополз по траве. Аквамарин собрать – раз плюнуть. Камни встречали меня дружным салютом бодрящих холодных уколов, и чувствовал я их издалека. За пару минут набрал семь штук и поднялся.
– Думаю, больше нет. – Я подошел к еле унявшейся Юльке и протянул горсть кристаллов. – Берегите от солнца, они могут выцвести.
Ее серые глаза все еще смеялись. Она поправила темные, с рыжиной, волосы и подставила ладонь:
– Ссыпайте. Спасибо. А киску дадите?
Оказывается, Хрюндель всю дорогу продержался на своем посту.
– Попробую. – Я подал котенка, но Хрюндель издал отчаянный мяв, засучил лапами, оцарапал Юльку, вырвался и в мгновение ока взмыл мне на плечо.
– Говорила ж я вам! – вскричала Марион с самодовольством, как будто лично собрала весь урожай. – Недаром Лен – мой племянник.
Над лужком повисла тишина. Дамы и господа впились в меня взглядами и начали отодвигаться. Как же – беглый зэк! Убийца и душегуб.
– Ах вот оно что… – протянул плюгавый хмырь в военной форме и с украшенной серебряными накладками кобурой. Мода нынче на пороховое оружие. В армии даже додумались награждать таким особо отличившихся офицеров. – Тогда понятно.
– Карлос! – вспылила тетка. – Что тебе понятно?
Военный поглядел на меня, как на жабу.
– Ясно, почему он такой наглый.
Началось: сейчас мужики возьмутся меня бить. Не больно я их боялся – и не таких на своем веку повидал – но не хотелось затевать драку в благодарность за тетушкино гостеприимство.
– Марион, как ты могла допустить?… – возмутилась какая-то сухопарая жердь. Порой случаются такие тетки – к сорока пяти превращаются в нечто бесполое и отвратное, и от общей обиды на жизнь полны яда, как змеиный зуб. – В твоем доме – беглый преступник! Ну, ты меня извини… Не ожидала. У-у-уйй! – взвизгнула жердь: я протянул к ней руку. – Не трожь!
А я и не трогал – больно надо. Всего лишь проверил россыпь алмазов на плоской нецелованной груди: подозрительны мне показались эти камешки. Заодно угадал имя.
– Ваши бриллианты фальшивые, мадам Коринна.
Согласен: я повел себя недостойно. Тощая мымра выпучила глаза, побелела, покраснела, посинела и осталась с разинутой варежкой.
– Ленвар! – в голосе Марион прозвенела сталь. – Ты забываешься.
– Но тетя! – покаянно прижал я руки к груди. – Они вправду фальшивые – синтетика, дешевая имитация. Я думал, мадам неизвестно. Хотел помочь.
Первой покатилась со смеху Юлька, за ней – белокурая Ирена. Марион тоже не подвела, и вскоре чуть не все гостьи уже держались за бока. Зато мужики стояли мрачнее тучи и несомненно готовились накостылять наглому обормоту по шеям. Пришла пора сматываться.
– Мое почтенье, господа. Будьте здоровы.
Мы с Хрюнделем двинулись к аллее, по которой пришли сюда. За спиной хохотали женщины.
И вот, когда я уже совсем наладился покинуть лужок, из дальних кустов вырвались давешние кабысдохи. Огромные пегие твари, которые при виде меня взревели и, роняя с клыков пену, прибавили ходу.
– Фу! Назад! – крикнула Марион.
Шерифа Кристи на них не было! Признавать за авторитет мою тетку эти драконы не желали. С ревом и лаем они мчали через луг, на мордах читалось намерение порвать мне глотку.
 
Раздался визг перепуганных женщин.
– Стоять! Лежать! Апорт! – заорал я.
Иногда такой серией разномастных команд можно сбить пса с толку, но здесь был не тот случай. Барбосы решительно неслись меня загрызть.
Удирать от собаки нельзя: она бросится в погоню за дичью. Уж на что я резво бегаю, и то не рискнул припуститься. Забрался бы куда повыше – но деревья далеко; взлетел бы – крыльев нет. Ни камня под рукой, ни палки, столы и стулья остались позади.
Тогда я с отчаянья упал на четвереньки, оскалился от уха до уха, кошмарно зарычал и бросился на летевшего впереди кобелину. От неожиданности он сделал свечку и присел на задних лапах. Сука затормозила, взрыв когтями землю. Я – на них, с рычанием и жуткими воплями. Они – боком-боком, да в сторону. Скалятся, ворчат, но уже не столь грозно. Чтобы окончательно показать, кто отныне вожак в стае, я подхватился с земли и обеими руками вцепился кобелю в загривок. Он клацнул зубами у ноги, промахнулся, а я приподнял его, встряхнул – представляете, каким гигантом должен быть вожак, если способен оттрепать подобную махину? – и для пущей острастки добавил ботинком в пах. Пес взвыл и позорно бежал; его подруга бросилась следом.
На беду, с перепугу они рванули не в кусты, а на гостей. Ох, и крик поднялся! Отродясь такого не слыхал. И вдруг – дуплет и собачий визг. Гляжу: кабысдохи валяются на земле, а Карлос – плюгавец в военной форме – опускает руку с пистолетом. С тем самым – наградным.
Настала полная тишина и неподвижность.
Я машинально проверил, на месте ли Хрюндель. Бедняга был чуть жив от ужаса, но держался крепко.
Потом с места тронулась Марион, подошла к собакам и опустилась на колени. Голова поникла, темные локоны струились вниз.
Не люблю песье племя; на дух не переношу. Но когда я приблизился к тетке и услышал, как скулит раненая сука, в горле встал ком.
– Ирма… – всхлипнула Марион. – Ирмочка, маленькая…
– Может, ее в клинику? – предложил я.
– Не успеем… Ирмочка! – Тетку затрясло.
Почему она сочла, что слишком поздно? Лично я бы попытался. Собака лежала на боку, на груди краснело мокрое пятно – однако псина была жива.
– Бедная моя… больно маленькой… Лен! – Марион схватила меня за руки. – Сделай что-нибудь!
Ирма засучила лапами и захрипела, из раны ударил красный фонтанчик.
– Господи… не могу… Пристрели ее! – взмолилась тетка. – Ей же больно! Ле-ен! – закричала она страшно, словно умирала сама.
Я обернулся к гостям, обвел взглядом застывшие лица.
– Карлос! Пристрели собаку.
Военный не шелохнулся.
– Ирма, Ирмочка… – плакала Марион.
Собака дергалась и хрипела.
– Да кончайте ее, – нервно сказал кто-то из мужиков.
Карлос гадливо кривился и не трогался с места. С него сталось пальнуть в удирающих от меня псин, но добить подранка духу не хватало. И за что этого урода наградили оружием, хотел бы я знать.
– Дай пистолет.
Его пальцы судорожно сжались на рукояти.
– Дай сюда, говорю!
Молчание; только плачет моя жалостливая тетка. Я пошел к Карлосу. Шагал к военному через лужок, всей кожей чувствуя, как у него натягиваются нервы.
Он меня ненавидел; ненависть ясно читалась на морде. А я пер на него, вздернув подбородок и задрав нос, – то, чего делать нельзя: этому меня научили в Травене. Но мучительно умирала собака, и билась в истерике Марион, и я должен был положить этому конец.
Рука с пистолетом дрогнула.
– Не дури. Карлос!
Оружие вскинулось и уставилось мне в брюхо. Нервишки у военного ни к черту.
– Стоять! – хрипло каркнул он. Лицо посерело, над бровями заблестела испарина.
Я стал как вкопанный, молясь про себя, чтобы никто не дернулся и не завизжали тетки. Резкий звук или движение – и нервы у мужика сдадут: он всадит пулю мне в кишки. Нас разделяло метра три. Три метра низенькой, любовно взлелеянной газонной травки. Сейчас Лен Техада на ней поваляется…