Зеркала и галактики (СИ)
Мстислав молчал, тоже смотрел на картину, на бегущих со всех ног девчат. Спасенные котята в корзине таращили испуганные глазенки. Если топят, то новорожденных, слепых, а эти уже подросли, глядят осмысленно. Как у хозяина рука-то поднялась?…
– Н-да, – повторил дед. – Лжесвидетели. Не за его же красивые глаза расстарались. Чем он их купил?
Мстислав не знал и знать не хотел, где брат достал деньги, чтобы заплатить свидетелям и будущему пилоту-навигатору, которая обеспечила ему алиби.
Взгляд деда сделался задумчив. Адмирал по очереди рассмотрел три дорогие, писанные маслом картины. Резко выпрямился.
– Ладно, иди. В конце концов, на твоей академии свет клином не сошелся.
Не надо было глубоко разбираться в живописи, чтобы, вглядевшись, понять: девчушки с котятами – не подлинный холст, а вставленный в раму экран. Картина похищена и продана; оттуда и деньги.
Уму непостижимо, как Северин посмел.
Полотно вскоре вернулось на место. Брат ли возвратил холст, дед ли заказал хорошую копию? Или сам Северин подыскал художника-копииста и затем вставил картину в раму, полагая, будто его обман до сих пор не раскрыли? Мстиславу было все равно. Только деда жаль; он через несколько дней умер. Во сне сердце остановилось. Мстислав сразу после похорон уехал так далеко, насколько хватило денег. Добрался до Беатриче, да и осел в этом захолустье…
* * *Тьфу, пропасть! О будущем думать надо, а не прошлое ворошить.
Думать было тяжело. Голова будто ватой набита. Сюрприз от института Донахью? Чтобы подобраться к клиенту, надо прежде всего обезвредить телохранителя. Мстислав гадливо коснулся напичканного электроникой обруча на лбу. Похоже, и впрямь какая-то дрянь работает, глушит мозги. Ни единой дельной мысли не приходит. Вот и сиди, дожидайся: то ли найдут и прикончат СерИвы, то ли капитан Тереза Крашич что-нибудь придумает… за тебя, бестолкового.
С ночного неба смотрела луна – маленькая, безнадежно одинокая среди россыпи ярких звезд. Лунный свет окутывал снежные шапки близких гор, серебрил туман на другом берегу реки; там, над низким лугом, плыли густые белые слои, а здесь, у подножия скалы, стояла лишь легкая дымка. Под скалой, на каменном крошеве, лежал глайдер, стекла отблескивали в лунном свете. На реке колыхались серебристые блики – вода обтекала мертвые ветки упавшего дерева и взъерошенные листья водных растений, которые давали приют мелкой речной живности.
В сложенном на скорую руку очаге шелестел и потрескивал костерок; Дэсс его развел не столько для тепла, сколько ради уюта. Пламя подсвечивало осунувшееся лицо княжича, отражалось в глазах, подкрашивало белокурую шевелюру. С виду – человек как человек, нипочем не догадаешься, что в нем живет СерИв.
Уже двое суток Мстислав опекает СерИва. Сказал бы кто раньше, что такое может случиться, – в лицо бы расхохотался тому шутнику…
Вчера, после выступления Дэсса по видео, они ринулись в клинику за Светланой. Мстислав ожидал, что придется прорываться с боем, однако силовая защита вокруг клиники оказалась отключена, и они не встретили ни души. Скорее всего, персонал – вселившиеся в людей СерИвы – разбежался после обращения Ханимуна. Мстислав забрал из палаты чуть живую, еще не поверившую в свое исцеление Светлану, а после за ними долго гналась полиция. Грозились расстрелять, если не подчинятся. Три больших глайдера против их маленькой машины. Мстислав взял курс на горы, включил автопилот и вместо сигнала бедствия послал Кеннивуата-ра, песню убийства, которую напел Дэсс. Полицейские мигом отстали, а вот на телохранителя с женой Кеннивуата-ра в этот раз не подействовала. Мстислав долго задался вопросом, почему, прикидывал так и эдак. Наиболее разумное объяснение состояло в том, что они находились в глайдере высоко над землей, а в таких условиях магия СерИвов не работает. Впрочем, тогда она и на полицейских не должна была действовать, а они отвязались. Наверное, повернули назад с перепугу. В самом деле: какие из переселенных СерИвов полицейские?
Оставшееся до рассвета время провели в горном ущелье. Спали. Мстислав полагал, что в горах безопасно: едва ли СерИвы быстро сообразят сунуться в самое, по их представлениям, гиблое место. Когда развиднелось, он поискал в ущелье воду, не нашел и был вынужден переместиться к реке. Позавтракали и снова улеглись спать. Затем телохранитель велел Дэссу усиленно думать, что делать дальше. Они оба старались как могли, но ничего стоящего на ум не шло. Так до темноты и проваландались без толку.
Недалеко от костра лежали большие камни – светлые, с вкраплениями блестящей породы; под луной они походили на ледяные глыбы. На этих камнях устроилась Светлана. Ее седые волосы в лунном свете были снежно-белые, очень красивые, особенно со вплетенными в них цветами. Светлана тихонько пела.
Нет, не Светлана – СерИвка. Кажется, она пыталась петь магическую песню любви, но получалось из рук вон плохо. Слабенький голос измученной болезнью женщины не был способен передать СерИвскую магию, и песня не забирала власть ни над Мстиславом, ни над Дэссом.
К счастью, мрачно думал телохранитель. Черт знает, что могли бы учудить два завороженных СерИвкой самца.
Вообще-то у СерИвов не положено петь для двоих мужчин сразу. Вон бедняга Дэсс ежится. Разве она не видит, как ему тошно?
Да как вообще посмела рот открыть? Воображает, будто Мстислав не распознает СерИвские песни? Или ей уж так не терпится подчинить себе человека, что всякий ум отшибло?
Над черной, с лунными переливами, рекой звучал нетвердый голос – то ровный, то жалко дрожащий, готовый сорваться. И вдруг донеслось что-то еще. Тут же с плеском шлепнулся в воду какой-то зверек, тревожно заклекотала ночная птица.
Мстислав поднялся на ноги, вслушиваясь в ночь. Дэсс тоже встал.
– Света, пожалуйста, замолчи, – попросил телохранитель. Он упорно звал жену Светой – и в первую половину дня, когда она в самом деле была Светланой, и к ночи, когда неудержимо прорвалось сознание СерИвки-захватчицы.
Она смолкла, отбросила за плечо волосы со вплетенными цветами. Спросила с обидой:
– Тебе не нравится?
– Я прошу: помолчи.
Из темноты вновь прилетел настороживший Мстислава звук: низкий рев, который через пару мгновений оборвался. И сразу же повторился опять.
Вдалеке застучали копытца пустившихся наутек местных косуль.
– Пещерная разрывала, – вполголоса промолвил Дэсс и передернулся. – Она приходит со склонов дальних гор… То есть, прямо с этих.
Остроконечные снежные шапки будто парили в ночном небе, облитые светом холодной луны.
– Их две, – добавил княжич, когда снова раздался краткий взрык и, словно эхо, второй. – Гонят дичь.
Светлана соскользнула с камня:
– Скорей! В глайдере они нас не тронут.
– Они нас и так не тронут, – Мстислав надел очки для ночного видения и снял с плеча лучемет.
Светлана оцепенела. Нет: это СерИвка замерла, не дыша. Она приходила в ужас всякий раз, стоило Мстиславу коснуться лучемета или парализатора. Боялась, как бы ее не убили за то, что поселилась в человеческом теле. Дура: ее можно прикончить, только убив Светлану.
Новый взрык. И сразу за ним – второй.
Ближе.
Еще ближе.
Светлана – СерИвка – охнула. Ей ли не знать, как опасны пещерные разрывалы.
– Иди в глайдер, – велел Мстислав, и она подчинилась.
Как есть СерИвка. Светлана бы не ушла так сразу; да она бы и не боялась.
– По-моему, мчат по берегу, – заметил телохранитель. – Прямиком сюда.
– Не понимаю, кого они гонят, – признался княжич. – Слишком долго бегут. Разрывала любую добычу настигает гораздо быстрей.
Мстислав вспрыгнул на камень, чтобы дальше видеть, поднял свой лучемет.
Над рекой пронесся вопль – отчаянный крик высокого чистого тона. Какая местная дичь так кричит перед смертью? Он мысленно перебрал здешних быстроногих зверей. Непонятно.
Из темноты снова пришел рокочущий рев – и за ним второй, как отголосок, пожиже.