Время Имен (СИ)
Успел ли Мар покинуть Управление? Николай преодолел растительную завесу, ступил на бетонку и замер… Что-то не так. Совсем не так. Кожу стянули мураши. На первый взгляд — ничего аномального вокруг. А затем… Тишина, не свойственная крупному городу. Стылость воздуха и звуков — ни трелей пичуг, ни шелеста листьев, ни голосов. И небо — бледно-выцветшее, точно застиранная простыня.
Небесный купол осязаемым напряжением накрыл городские пейзажи. Помимо воли Николай сорвался с места. Преодолел парк, выскочил к аккуратным рядам синих капсул и налетел на широкую спину Гранатова. Мужчина вздрогнул, мгновенно развернулся, замыкаясь в позицию глухой защиты. Еще секунда и напал бы, не отступи димп в сторону.
— Тоже рад видеть. — Николай постарался избавиться от адреналина. — Какого хрена у вас происходит?
— Ты… как здесь? — Мар расщедрился на изумление и… опомнился. — Вопрос риторический, Странник. — Он пугающе неуклюже скользнул во флайт. — Не будем терять времени.
Они не потеряли ни мгновения. Через десять минут редкий флаинг-поток вынес их к площади Согласия — к жилому сектору, упрятанному в парковой зелени, обрамлявшей Палату Верховного Совета. Элитарное место — не для каждого.
— За мной. — Гранатов тремя стремительными шагами достиг подъездной арки, задрапированной цветущим плющом, и окунулся в полумрак лестничной клетки.
В молчании поднялись на третий уровень — к ничем непримечательной двери. Совсем недавно за ней обитала Эдэя… С кем-то другим. «Не время». — Николай подобрался. Из-за дверной панели веяло неприятностями, и ощущение усиливалось по мере открытия створки. Рука Гранатова так и замерла у кодового пульта: перед ним возник сын, чуть правее — девочка лет тринадцати. Татьяна.
Дочь Эдэи Совершенной. С последней встречи она значительно подросла. Эдэя вновь форсировала воспитание ребенка, что объяснимо: чем старше Татьяна, тем труднее ее использовать против димповской семьи. Но при стольких угрозах возникает вопрос — зачем Белая Леди ее родила? Девочка похожа на мать…
— Привет отец. — Сергей отступил в прихожую. Хмуро покосился на Охотника.
— На вежливости не настаиваю. Сам грешен. — Раздвинув честную компанию, димп переместился в коридор. Гранатов пожал плечами. Лишь бы не мешал.
Только что искать? Николай добросовестно осмотрел комнату, где предположительно скончалась родственница. Оцепленная дезактивированным защитным периметром гостевая зала, походила на бункер, разбитый артобстрелом. Перевернутая мебель, лучившаяся зубьями щепок и кусками пластика; изодранная в клочья материя, что разноцветными пятнами устилала погром; техника, вывернутая наизнанку, и россыпи электронных деталей в самых неожиданных уголках. От погрома пахло горелым, столь же мерзкий запах исходил от стен, располосованных трехрядными следами. Чьи-то лапы, наделенные силой, вскрыли декоративные панели. Досталось всем, за что свидетельствовали лужицы крови — обильно фиолетовые и красновато-бурая, подсохшей дорожкой утекавшая под расколотую надвое тахту.
— Ну… как? — На пороге расположилось семейное трио. Их лица светились одинаковым страхом.
Димп не оглянулся. Сознания коснулся неясный отголосок постороннего присутствия. У доброй половины обломков контуры светились чернотой, спектральным обсидианом, густевшим у потолочной плоскости. Тьма мерцала отвратительной пленкой, за которой таилось нечто страшное; провал, откуда нет возврата… Память услужливо напомнила, сколь ужасна и тосклива дорога за гранью.
Николай повернулся к Гранатовым:
— Вряд ли смогу помочь…
— Нет, — вздрогнул Сергей и сгорбился. — Ты не вправе отказаться.
— Еще раз? — Охотник внезапно разозлился. Им пользовался каждый кому не лень. А он просто устал им отвечать.
— Ник… — Гранатов не договорил.
— Па, я поговорю с ним, — перебила деда Татьяна. Она шагнула вперед и остановилась, удерживаемая рукой отца. — Пусти, он не опасен. Только… вы идите на кухню.
— Идем. — Мар подчинился. Вторым феноменом явился уходом Сергея. Их доверие напрягало.
Двое, растерянный Ник Рос и тринадцатилетняя девочка, сблизились на расстояние метра. Первый и не подумал нагнуться — ни к чему. Он не хотел слушать и говорить не хотел тоже.
— Я Таня. Дочь Эдэи.
— Знаю.
— Посмотри на меня… Пожалуйста.
— Чет не хочется.
— Даже если мама вернется, все изменится. Она и папа разведутся. Скрывают, конечно, но я же вижу… причина в тебе.
— Ненавидишь меня?
— Должна. Но не буду. Поможешь?
Николай вздрогнул от внезапной судороги мышц. Татьяна коснулась его руки.
— Мне не хватает мамы…
— Скажи отцу и деду, чтобы не заходили сюда. Теперь марш.
С минуту Охотник стоял неподвижно. У дочери глаза и манеры Эдэи, как подсказала поскудная память. Но замер не поэтому — готовился к истовой попытке добровольно уйти в разряд призраков, волевым импульсом разорвать связь с реальностью и устремиться к цели — черному пятну наверху. Эдэя там — такова вера.
Физическая оболочка конвульсивно содрогнулась.
Рвутся нити, затухает биение пульса…
Вряд ли кто пробовал; он первопроходец… Ему привычно больно: в пламени и льде, в страхе и смехе…
Последний звон последней струны.
Пальцы Охотника загорелись радугой — чистой гаммой цветов, что поглощала тело, выбрасывая за грань.
— Кранство! — Гранатов резко обернулся. Не показалось: из гостиной в коридор пали цветовые всполохи — перечеркнули паркет, сотворили теневой частокол…
Оттолкнув сына, Мар рванулся к источнику света, ворвался в комнату…
Гостиная пуста.
***Крючок проглочен.
За пеленой тьмы, сквозь которую пробился Николай, отсутствовала привычная бездна с тремя дверьми. По ту сторону барьера ждали тысячи призрачных цепей, чьи окончания холодно поблескивали рыбацкими крючьями, цеплявшимися за димповский образ. Призрачную плоть пробили сотни игл — болезненным рывком бросили в полет через граненные дебри перехода.
Металлические звенья смазывались в движении, скрежетали, подтягивая Охотника к багрово-черному облаку.
Распятый крючьями Николай пробил финальную преграду. Облако схлынуло, расступилось бесконечностью — пространством, которое трудно назвать миром.
Безбрежная равнина — ни песка, ни гальки, ни пыли — сплавленной массой тянулась покуда хватало глаз. Распростерлась серой пленкой, ограниченной далекой линией горизонта. Черной каймой соединенных сфер, откуда проистекала тьма — стелилась клубящимися лентами над царством серости.
Воздух горек и затхл. Равнину, точно сыр, изъели сотни отверстий — источники рассеянного красноватого свечения, чью жуткую пульсацию дополняли бесформенные клубы плотного мрака, витавшие от одной ямы к другой. Пастухи безликого стада. И хлысты, бьющие в глубину белесыми росчерками молний — некто под ними нуждался в постоянном присмотре…
Секундное зависание меж двух темных глыб заставило Николая передернуться. Мыслей коснулся мертвецкий холод… И неведомая сила швырнула димпа вниз. Вокруг ребристая скальная гряда — амфитеатр, сотканный из трещин, каменных подтеков и курящихся сизых дымков; у ног — россыпи камней, местами раздвинутые отлогими холмами породы, напоминавшей лаву. Запустение, одиночество и тишина; чадящие небеса…
Шорох за спиной.
Смазав общую картину в ураганном приземлении, димп твердо встал на ногах и развернулся. Одиночество исчезло, поглощенное человеческой фигурой в черном костюме тройке, довеском которому выступали лакированные ботинки, трость и золотая печатка на правой руке. Принадлежность к мужскому полу не вызывала сомнений — ярко-зеленые глаза, бронзового оттенка худощавое лицо, телосложение эстета и тонкая улыбка.
Мужчина средних лет приветственно взмахнул тростью.
— Рад встрече э-э… — Неизвестный уставился на тучи, скользящие по зубьям скал. Кивнул. — Ник Рос. Николай…
— Что за место? — Охотник неопределенно повел рукой. Догадки присутствовали и ни одна не радовала. Редкие пейзажи столь мистически зловещи.